* * *

Бал продолжался. За окнами чернела ночная Москва, завывал ветер и бились в стёкла редкие снежинки. А в нарядной зале разгорячённые дамы и кавалеры, наскоро отужинав, продолжали кружиться и отплясывать. Самое старшее поколение незаметно подрёмывало в полутёмных нишах и курительных комнатах. Анна Петровна, убедившись, что дочь ведёт себя благопристойно и не уделяет каждому кавалеру более двух танцев подряд, отошла в буфетный угол побеседовать с подругами.

— Дотошная Зубатова меня снова подкараулила, — сообщил Митя Соне после очередного танца. — Ты была права, старушка очень любознательна и догадалась, что никакой я не дворянин. Но сказала, что не выдаст и даже может помочь.

— Иногда мне кажется, что Дарья Васильевна немного не в себе, — призналась Соня. — Это ведь она мне про Машу Барышкину рассказала. Очень странные вещи. Зубатова считает, что Визионер — это дьявол, который собирает души.

— И мне то же самое сообщила. Мол, общалась с духами предков, и те выдали ей предостережение.

— Ей-то чего опасаться? В календаре старушек нет.

— Я и предложил назвать имя, возраст и особые приметы дьявола. Если действительно хочет помочь.

— А она?

— Сказала, что мне надо сначала разобраться с собственными демонами. Мол, не одолеешь их — не одолеешь душегуба. Как колдунья из детской сказки, ей-богу.

— У тебя есть демоны? — рассмеялась Соня.

— Некоторым так казалось, — Митя почесал шрам на брови.

— Глупости всё это. Вот и подумаешь: может, не стоит жить до ста лет? Не могу себя представить такой же древней.

— Я бы не думал об этом ещё лет сорок, по крайней мере. И уж точно не на весеннем балу. Здесь такой… цветник. А нужный цветок до сих пор не определён.

Сыщик рассеянно поддел ботинком пожухлый тюльпан, валяющийся на полу. Паркет, зеркально блестевший ещё несколько часов назад, был усеян помятыми лепестками. Митина бутоньерка, как и Сонины незабудки в волосах, пока ещё стойко держались.

— Чуть не забыла, — спохватилась Соня. — Я же познакомилась с Полиной Нечаевой. Она очень необычная и совсем не высокомерная.

— Ты же не рассказала ей про расследование?

— Ой!

Софья сделала вид, что очень внимательно изучает рассыпанные цветы.

— Соня…

— Она такая милая. А если её хотят убить? Лучше знать заранее, чтобы суметь себя обезопасить.

— Такая новость уже сама по себе способна «убить» барышню. Или вызвать обморок, по крайней мере. Не все же такие… подготовленные, как ты.

— О, поверь мне, Полина не их тех, кто падает в обморок. Она способна за себя постоять. И всё-таки я хочу тебя попросить. Вы же присмотрите за ней, да? Чтобы ничего не случилось.

— Ну, конечно, присмотрим. Это наша работа. Соня, не переживай. С Полиной Нечаевой всё будет хорошо. Как и с княжной Тамарой. Если мы когда-нибудь дождёмся этой церемонии…

— Смотри, кажется, сейчас будет награждение! Давай подойдём поближе.

Музыка стихла. Гости собрались в центре и сосредоточились. Тучный и солидный церемониймейстер в белом фраке поднялся на сцену, прокашлялся и изрёк торжественным басом:

— Дамы и господа! От всей души благодарю оргкомитет за устроительство этого замечательного праздника, а вас за принятое приглашение. Рад приступить, так сказать, к кульминации бала и вручению цветочной короны для самой очаровательной барышни этого вечера. И, несмотря на то, что все девушки, безусловно, прелестны и хороши собой, оргкомитет выбрал одну, по их мнению, самую обворожительную и достойную называться цветочной царевной. И это… — распорядитель открыл золотой конверт, публика притихла. — Полина Нечаева!

Гости захлопали. Мужчины весьма бурно, дамы — крайне сдержанно. Кто-то с задних рядов даже залихватски засвистел, на него тут же зашикали. Рядом с ведущим возник мальчик с красной подушкой, на которой лежала корона с фиолетовыми сапфирами, ажурными цветами и листьями.

— Мадмуазель Полина! — призывал со сцены толстяк. — Прошу вас! Поднимайтесь сюда!

Толпа в зале растерянно оглядывалась по сторонам. Приметного красного платья нигде не наблюдалось. Зато на сцену взбежал лакей, зашептал что-то ведущему на ухо и передал клочок бумаги.

— Уважаемые гости! — после заминки продолжил церемониймейстер. — К большому сожалению, как мне сообщили, мадмуазель Полина и её отец уже покинули бал. Но барышня оставила записку, вероятно, с выражением извинений.

— Что там? — заинтересовалась публика.

Ведущий развернул бумагу:

— Мне в… — на этом месте он внезапно запнулся и пробежал взглядом остальные строчки, маленькие глазки толстяка к концу чтения заметно увеличились. — Я не… Я не уверен, что это публичное послание.

— Да читайте уже! — нетерпеливо раздалось из толпы. — Что за секретность?

— «Мне ваша корона даром не нужна, наденьте её на торт», — залпом зачитал ведущий записку и шумно выдохнул. — На торт… Почему на торт? — он растерянно обернулся к организаторам, которые выстроились как на параде.

Княжна Киприани, прикрываясь веером, с рыданиями выбежала из залы. На это почти никто не обратил внимания.

Среди гостей царило смятение. Организаторы, разомкнув парадный строй, перешёптывались между собой. Лица у них были сердитые. Наконец один из устроителей поднялся на сцену, небрежно отодвинув распорядителя:

— Прощу прощения, дамы и господа, за это неприятное происшествие. Произошло недоразумение. Цветочная корона вручается Тамаре Киприани! Мадмуазель Тамара! Прошу вас!

Поиски прелестной княжны также не увенчались успехом.

Через несколько минут невостребованную корону унесли за кулисы. Феерическая концовка вечера была скомкана окончательно. Гости — разгневанные, удивлённые, заинтригованные — потянулись к выходу, продолжая обсуждать произошедшее.

Софья поймала взгляд стоящего рядом сыщика. Вид у Мити был такой же озадаченный, как у Сони.

— Хэллоу! — судя по голосу в телефонной трубке, Полина пребывала в прекрасном расположении духа. — Так в Америке говорят вместо «привет». Ну, что там? Кому вручили этот убогий символ тщеславия?

— Никому, — ответила Соня. — После твоей шутки Тамара тоже отказалась и сбежала. Гости до сих пор эпатированы. Но как ты догадалась заранее?

— Секрет. Зато душегубу выбирать будет не из кого, разве не так? Думаю, ваши снобы должны сказать мне «спасибо» за это.

— Это вряд ли, скандал вышел слишком знатный.

— Ну, и бог с ними. Как там ваше дело движется?

— Не знаю, — призналась Софья. — Мне мало сообщают, а если я сама хочу что-то сделать, то не дают. Вот, хотела пойти на курсы рисования, присмотреться там, а начальник Убойного отдела запрещает.

— Он разве твой начальник? — удивилась Полина.

— Нет.

— А на каком основании тогда распоряжается? Ох уж эти мужчины, им лишь бы власть показать.

— Возможно, он прав. Это рискованно.

— Кто не рискует — тот умирает со скуки. Где, говоришь, эти твои курсы и когда?

— Через неделю, в Московском училище живописи.

— Пойдём вместе. Не спорь! Пора взбодрить этих штукатуров.

* * *

— Митя, ты извини. Знаю, нельзя так про женщин, но это не барышня, а фатальное стихийное бедствие! — обычно спокойный и невозмутимый Горбунов волновался и нервно курсировал по кабинету. — Она как нарочно глумится!

Приставленные неделю назад присмотреть за Полиной Нечаевой сотрудники уже на первые сутки были готовы сами незаметно избавиться от неутомимой девицы. В отличие от благонравной княжны Киприани, которая после фиаско на балу никуда из дома не выходила и собиралась уехать на воды для лечения нервов, дочь купца первой гильдии носилась по Москве как лиса от стаи гончих — путая следы и вводя преследователей в заблуждение.

Была на скачках, где сбежала из именной ложи и еле нашлась на верхних ярусах, где орала и свистела вместе с какими-то студентами.

Гоняла на автомобиле, нарушая правила и скоростной режим и не давая никакого шанса для погони.