— А он всё слышит, не сомневайся, — Соня хитро улыбнулась. — Хочешь, проверим? Просто он всю ненужную информацию отторгает, а на нужную сразу реагирует. Сейчас найду подходящую новость… Ага! «Лучший сюрприз получили к Рождеству столичные извозопромышленники: сено вдруг сразу подешевело почти вдвое и продаётся теперь по…» Папа! Почём нынче торгуется пуд сена?

— Два рубля двадцать копеек. Но котировка явно завышена и до конца недели, скорее всего, понизится до полутора, — ответил без заминки Николай Сергеевич и даже слегка опустил газету, чтобы посмотреть на дочь. Взгляд его из-под очков был несколько удивлённым оттого, что привычная семейная трапеза и светская беседа вдруг пересеклись с его товарно-денежной реальностью.

Биржевой чиновник и профессор политической экономики Загорский обожал свою семью. С не меньшей страстью он любил финансы — не как средство обогащения (хотя доход у Загорского был весьма достойный), а как предмет изучения. Но дома рабочие вопросы негласно старались не обсуждать. Поэтому и тонкие очки Николая Сергеевича, и чёрные усы его, и вся начавшая лысеть ото лба голова вновь скрылись за газетой.

— Спасибо, пап, — кивнула Соня, быстро проверила цифры в «Листке» и торжествующе повернулась к матери. — Вот видишь!

— Ну, кого интересуют цены на сено? — иронично возразила Анна Петровна. И тут же, спохватившись, добавила. — Кроме твоего отца, разумеется. Но ему по должности положено. А извозчики и так знают. Нам-то это зачем? Вот если бы там что-то полезное печатали — про диеты или чудо-капли…

Тема диет и средств для похудания с подачи Анны Петровны и к неудовольствию кухарки Варвары вот уже несколько лет не теряла актуальности.

— Поступила в продажу натуральная углекислая столовая вода «Кувака» из радиоактивных источников! — бодро зачитала Соня объявление. — А ещё рекомендуют новое средство от кашля и нервических расстройств «Амфитрин».

— Хуже криминальных хроник только бездарная реклама, — резюмировала Анна Петровна и выразительно постучала по пустой чашке ноготком, подзывая прислугу. — Алексей, ешь, а не размазывай кашу по тарелке, я всё вижу.

«Всегда последнее слово оставляет за собой, — мрачно подумала Соня. — А ведь криминальные хроники — это самое интересное».

Хроники она как раз и читала, благоразумно прикрыв газету от матери чашкой. Происшествий было несколько, но одно очень странное. Мёртвую девушку в костюме Снегурочки обнаружили в первый день Нового года на Лубянской площади прямо под рождественской елью. Убитая неизвестна.

Заметка было довольно скудной, зато имелась фотография. Не лучшего качества, конечно, но всё видно. Вот ёлка, вот Снегурочка, вот полицейские вокруг. И чем больше Соня всматривалась в строчки и фото, тем больше она хмурилась и погружалась в задумчивость, пока из этого состояния её не вывел настойчивый мамин голос:

— Софья! Ты меня слышишь? Я спрашиваю, какие планы у тебя на сегодня?

— Я… Я, пожалуй, проедусь в ателье или магазин одежды, — произнесла Соня и сразу же поняла, что говорить такое вслух не следовало.

— По магазинам?! — Анна Петровна изумилась невероятно, зная, что дочь не выносит хождений по торговым рядам.

— Придётся, — сориентировалась Соня и горестно вздохнула. — Просто… Домашнее платье совсем теснит, видимо, пора заказать новое.

— Я рада, что ты, наконец, решила заняться внешним видом. И куда же именно планируешь поехать?

— В Лубянский пассаж.

— Можешь, позовёшь кого-нибудь из гимназических подруг?

— Они мне не подруги, мам. Мы просто учимся вместе.

Соня решительно встала, пожелав всем хорошего дня, и поспешила наверх. Газету она прихватила с собой.

* * *

Для сыщика Дмитрия Самарина завтрак начался в семь.

И, как это нередко случалось, Митя его сжёг. Казалось бы, отвлёкся буквально на минуту, отжался всего тридцать раз — и яичница тут же обросла по краям чёрной каймой, а яркий желток подёрнулся мутной плёнкой. Ну вот, вчерашнюю засохшую сайку уже не макнёшь, придётся грызть так.

На запах горелого тут же примчалась из соседней комнаты Даша. Всплеснула пухлыми руками и ловко схватила сковородку, переставив её подальше от огня.

— Ой, горюшко-то какое, Дмитрий Саныч, зачем вы яишню-то затеяли сами собой? Вона сгорела вся. Я же тут, чавой не попросить сготовить?

Самарин пожал плечами.

— Даша, я ведь вас нанимал для уборки и стирки. Бог с ней, с яичницей, кофию вон попью с хлебом.

— Ну, конечно, — прислуга упёрла кулачки в пышные бока. — Так и едите всухомятку, ажно щёк совсем нет, пынжак висит в плечах. Неполезно это для здоровья. А хотите, я вам борща сварю? На косточке?

Серые Дашины глаза опасно подёрнулись мечтательной дымкой. Вид у округлой румяной служанки в такие минуты становился очень уж практичный и хозяйственный. Словно она уже и меню составила, и планирует весь остальной распорядок Митиной жизни. Нет уж. Уборка и стирка раз в неделю, не более того. А борщ и в трактире поесть можно.

— Благодарю, но не стоит беспокоиться. Вы не отвлекайтесь, я тут сам.

— Ну, как скажете. А вообще… жениться вам надо, вот что.

Даша взмахнула тряпкой и ушла в гостиную, где нарочито громко начала переставлять стулья и причитать об избытке пыли.

С уборкой Дмитрий и сам бы справился, порядок поддерживать с детства умеет. И пуговицы пришивать научен. Казалось бы, фронт работ невелик — спальня, гостиная (она же кабинет), кухонька да ванная комната. Но где найти время с таким бессрочным графиком работы? В общем, приходящая прислуга — лучший вариант. Если бы ещё не совала нос в дела и не давала непрошенных советов — цены бы ей не было.

«Жениться, скажет тоже», — размышлял Митя, наливая кофий в кружку почище и рассеянно разглядывая объявления в свежем «Московском листке».

Как нарочно, «брачный» раздел сегодня был набит до отказа. Выбирай — не хочу.

«Красивая с русалочьими глазами, вся сотканная из нервов и оригинальности, зовёт на праздник жизни интеллигентного, очень богатого господина, способного на сильное яркое чувство; цель — брак»*.

Митя тут же представил волоокую русалку на своей небольшой кухне. Как она сидит напротив за столом и брезгливо поджимает длинный хвост, который нечаянно атакует шваброй Даша: «Хвост-то приберите, барышня, не дай боже задену». Нет, ундина в этот антураж не впишется.

«Красавица, 24 лет, интеллигентная брюнетка, очень шикарная, прогремевшая в Москве и Париже по красоте и нарядам, ищет знакомств, цель — замужество, с миллионером пожилых лет».

Роскошная брюнетка с томиком Вольтера тут же непроизвольно возникла посреди кухни и повела точёным носиком: «А чем это тут пахнет? Я на завтрак предпочитаю устрицы. Это совсем не похоже на Ривейру. И возраст свой вы неправдоподобно занизили, как я погляжу. Где ваша зажиточная седина?». Пока Митя собирался с достойным ответом, красавица исчезла так же внезапно, как и появилась.

«20 лет, образованная барышня ищет мужа миллионера, непременно пожилого, во избежание неверности».

Да что они все так одержимы старостью? А если молодой — то сразу неверный, что ли? Кто их разберёт, этих девушек? Ну, ладно, возраст: всего-то лет тридцать ещё прожить — и можно в старики записываться. Пункт, по которому Митя не проходит — деньги. Миллионов не заработал, тут уж ничего не попишешь. Да, жалованье в полиции платят хорошее, а ему, как новоназначенному начальнику отдела, ещё и прибавку дали. Прислугу вон может себе позволить, квартира неплохая, хоть и казённая. Но для женитьбы, как следует из газетных девичьих грёз, этого явно недостаточно.

Дмитрий представил, как могло бы выглядеть его объявление в брачной рубрике:

«Я надумал жениться, но не знаю, на ком. 25 лет, симпатичный брюнет высокого роста, не богатый, но с достойным жалованьем, служащий Сыскной полиции. Прелестей семейной жизни не вкушал, но полагаю быть хорошим семьянином. Ищу интеллигентную и симпатичную барышню, родственную душу, стремящуюся к деятельной жизни, не жадную до денег и не глупую».