Сотрудник типографии, молодой долговязый парень, долго кричал Дмитрию в ухо, пытаясь рассказать, как организован процесс. Но в итоге махнул рукой и провёл сыщика на второй этаж, где, к счастью, было тихо.

В большом помещении сидели за наборными станками люди в грязных фартуках и с чёрными пальцами и очень ловко укладывали в металлические формы маленькие брусочки. Сильно пахло свинцом и краской. Митя подошёл ближе, чтобы лучше рассмотреть, что происходит. Оказалось, что на каждом бруске есть буква или знак, и рабочие быстро находят нужный и складывают отдельные символы в слова. Так быстро! А главное — в зеркальном отражении.

— Никогда не видел, как это происходит, — признался Самарин сопровождающему. — Впечатляющая скорость. Как называется такой специалист?

— Наборщик или метранпаж, — ответил провожатый. — Видите, у каждого есть верстатка, металлический уголок, в который ставятся литеры из наборной кассы. Когда страница или гранка полностью готова, её фиксируют и переносят на спускальную доску. Покрывают краской, сверху кладут бумагу, а потом уже под прессом делают оттиск.

— И сколько отпечатков так можно получить?

— Тысячи, десятки тысяч. Но для больших тиражей мы используем ротационные станки, вы их видели на первом этаже. А более мелкие заказы делаем тут, вручную.

— И календарь здесь делали?

— Само собой. Там набор совсем простой, текста почти нет, только сетки с датами.

— А репродукции?

— Это как раз была самая трудоёмкая часть. Гелиогравюры на медных пластинах. Их покрывают лаком, потом протравливают в кислоте, чтобы получить нужный рисунок. Процесс небыстрый, зато изображения получились очень качественные, вы сами видели.

— Жаль только, что не цветные.

— Ну, наука не стоит на месте. Думаю, кто-нибудь скоро до этого догадается. Можно было и акварелью раскрасить, но в таком количестве вышло бы крайне накладно. Это ведь ручная работа.

Отчётные документы по печати календаря Митя тоже просмотрел и убедился, что они в порядке. Подписи на месте, лишних тиражей нет, работа полностью оплачена.

— Хорошие заказчики, — одобрительно отозвался сопровождающий. — Не скупые, пунктуальные, с фантазией. Приятно с ними иметь дело.

— Представителем от них был Самокрасов, не так ли? Студент.

— Он самый. Серьёзный юноша, ответственный. Соблюдал сроки, с утверждением не тянул. Побольше бы таких клиентов.

— А кто-нибудь из ваших сотрудников проявлял к календарю повышенный интерес?

Экскурсовод рассмеялся.

— Вы, верно, шутите. Представьте себе булочника, который ежедневно выпекает сотни буханок. Как думаете, проявляет он особое внимание к какой-нибудь из них? У нас потоковое производство: каждый день выходят сотни книг, календарей, брошюр, учебников, газет… Как только заказ закрыт — о нём никто не помнит. Да и в процессе нет времени на пристальное изучение. Здесь конвейер, почти как у Форда.

Глядя, как стремительно наборщики (то есть, метранпажи) выкладывают свинцовые литеры, Митя мысленно согласился со своим провожатым. Нет, у сотрудников типографии точно нет времени не то, что на убийства, а даже на вдумчивое осмысление своей работы. Фантазии здесь не место.

* * *

— Эх, жалко фотокарточек нет, — вздохнул Мишка и перелистнул страницу.

— Каких карточек? Ты что там изучаешь так внимательно? — удивился Самарин.

— Список дебютанток на Цветочном балу. Княжна Тамара хороша. Видел её фотографию в газете. Обворожительная красавица!

— Лев, это ты ему дал?

— Видимо, не уследил, у меня большое количество документов. Михаил, будь добр, верни список.

— Я же для дела! Кандидатуры вон присматриваю.

— Присматривает он. По одним фамилиям, без фотокарточек. Что-то мне подсказывает, Миша, тебя на этот бал точно брать не нужно. Ты не работать будешь, а барышень разглядывать.

— Так он и так их целыми днями разглядывает. У него открыток с актрисами полный ящик, — вставил Горбунов.

Мишка покраснел и, опустив глаза, вернул бумаги на стол Вишневского.

— И вообще Ламарк пока никаких балов не одобрил. Так что не надейся особо. Лев, а что со списком гостей с художественного приёма?

— Изучаю. Проверка такого количества людей займёт не один день.

— Может, тебе Мишу в помощь дать? Кажется, у него много свободного времени.

— Благодарю, но лучше я сам. В таком ответственном деле можно доверять лишь собственным умозаключениям. Не в обиду коллегам. У меня своя методика.

— Как скажешь, не буду мешать. Ты, Михаил, к мадам Шаттэ съездил с вещами Лазаренко и Барышкиной, как я просил?

— Угу. Она сказала, что это не фабричная одежда, а домашнее производство. Но строчки ровные, рука у портнихи набита. А ткани не новые, иным десяток лет уже. Сообщила, что некоторые вещи перешиты, перелицованы, потому что видны следы прежних швов.

— У душегуба бездонный гардероб, не иначе. Ты вот что сделай: пробегись с вещами по старьёвщикам на Сухаревке. Вдруг кто-нибудь опознает одежду.

— Будет сделано. А ещё мадам Виктория про тебя спрашивала.

— Что именно?

— Как у тебя дела, почему сам не заглянул? Вздыхала очень.

— Ох, авантажная мадама, — крутанул ус Горбунов. — Ежели бы не жена…

— Она же старая, — скривился Афремов.

— Глупый ты, Мишка, зелёный ещё, в женщинах разбираться, — проворчал Семён. — Ступай вон на Сухаревку, как начальство приказало.

— Ну и пойду, — Михаил сердито схватил мешок с одеждой и выскочил за дверь.

Вишневский проводил его укоризненным взглядом и облегчённо вздохнул. Лев предпочитал работать в тишине, а неуёмный рыжий сосед, напротив, не выносил молчания. Когда никто не поддерживал разговор, Афремов начинал вслух комментировать свои действия и мысли.

С Мишкиным уходом в кабинете воцарилось вожделенное Вишневским безмолвие.

Митя отстранённо наблюдал за разыгравшейся сценкой. Что поделать: в маленьком коллективе, как в семье — небольшие стычки неизбежны. Главное чтобы в целом было согласие.

А мадам Виктория, значит, им, сыщиком интересовалась. Зачем, спрашивается? Впрочем, Митя тут же отбросил эту мысль, как несущественную, не подозревая, что навестить пылкую владелицу ателье придётся гораздо раньше, чем он планировал.

— Софья, может быть, всё-таки розы? В оранжереях, говорят, вывели новый сорт прелестного голубого оттенка. Очень подошли бы к твоим глазам.

Соня, стоя на табуретке, мужественно отражала атаку с двух сторон. Слева — от матери с цветочным каталогом в руках, справа — от модистки, закалывающей булавками складки на недошитом платье.

— Мам, нет! Розы — это ужасно по́шло. Я бы предпочла васильки, но их в такое время года не найти.

— Васильки? Это так по-деревенски, ты же не сельчанка. А как тебе гиацинты?

— Запах не нравится. Незабудки! Хорошие цветы и к глазам подойдут.

— Хорошо, закажем незабудки. Маруся, не надо так сильно сборить, нынче носят свободнее. А на плечи шифона больше добавь. Ох, сплошная головная боль с этим балом. И что тебе вдруг в голову взбрело, Софья? Ты же не хотела ехать и вдруг передумала. Теперь всё в ужасной спешке — цветы найти, платье за неделю сшить…

— Платье — это твоя идея. Я бы и в старом пошла.

— Вот ещё. Мы не мещане какие-нибудь.

Соня только вздохнула. Расследование требует жертв. Но если в качестве «пожертвования» придётся всего лишь надеть новое платье — то можно и потерпеть.

* * *

— Что это? — Самарин вертел в руках что-то огромное и изрядно помятое.

— Фрак, Митя. Парадный костюм, — служащий «костюмерной» Сыскной полиции минуту назад выудил это «страшилище» с верхних полок. — Замечательный костюм, почти новый, пыльный только. Никто раньше не спрашивал.

Полицейская кладовая славилась своими запасами одежды, обуви, париков и бород на любой вкус. Сыщикам часто приходится работать под прикрытием. Одеться извозчиком, почтальоном, посыльным, рабочим — не проблема. Но прикинуться дворянином… А вот поди ж ты — даже фрак нашёлся. Правда, размеров на пять больше, чем нужно.