Пинкертону и не снилось такое. Холмсу, пожалуй, тоже. Хорошо быть героем детектива. Там либо всё очевидно сразу, либо чудесным образом находятся невероятные намёки. Тут Митя себя одёрнул. Соня с её книжками и знаниями — тоже удивительная подсказка. И внезапно обнаруженный календарь — необычайное везение. Не надо прибедняться, Самарин.

С другой стороны, ну и бог с этими титулами и званиями. Убийства и среди знати происходят. Аристократы — тоже люди. Со своими слабостями и недостатками. Не небожители. Просто этот преступник оказался чуть умнее. Но неужели умнее всей полиции Москвы? Ха, это мы ещё посмотрим.

С такими размышлениями Митя возвращался в здание Сыскной полиции. И всё же великодушно сгрузил список гостей на Вишневского, решив начать с «талантливого юноши» Самокрасова.

Подопечный художественного общества отыскался в натурном классе Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Митя не раз, проходя мимо, обращал внимание на это нетипичное здание на углу Мясницкой и Юшкова переулка. Особняк буквально выпирал на перекрёсток округлым «животом» огромного балкона с монументальной колоннадой. Изнутри дом выглядел не менее основательным и богатым, хоть и пустынным. Видимо, урочное время, все на занятиях.

Студент Самокрасов увлечённо рисовал и появлению сыщика явно не обрадовался. Выглядел он именно так, как, по мнению Мити, и должен смотреться начинающий художник. Высокий, худой до измождённости, бледное лицо, встрёпанные чёрные волосы, простая рубашка и фартук, заляпанные краской.

— Руки не подам, сами видите, — студент повернул к посетителю испачканную узкую ладонь с длинными пальцами. — Чем могу служить?

Глаза у Самокрасова были красноватые и воспалённые. Не выспался?

Митя объяснил цель визита.

— Заурядная рутина, — пожал плечами Анисим. — Собрал, отвёз, проследил, забрал готовые. Я и прошлый календарь тоже помогал делать. Всё, как обычно. В девятнадцатом году были натюрморты, в двадцатом — женские портреты. Издательство Сытина их печатало, как и раньше.

— Удивительно, что простому студенту доверяют такое ответственное дело.

— Я лучший, — Самокрасов сверкнул глазами. — Заслужил. Думаете, это легко? Седьмой год, изо дня в день, только и доказываю, что могу и достоин.

— Седьмой? Сколько же лет тут надо учиться?

— Художникам — восемь, архитекторам — десять. Конкурс огромный, а вылететь можно в два счёта. Тем более, таким, как я — без связей и протекции.

— Ну, тут вы лукавите, Анисим. Общество вон для вас стипендию выбило, поддерживает всячески.

— Да, на пятом курсе только. Но я всё равно благодарен. Они и место помощника преподавателя мне выхлопотали. Копеечка, как говорится, а рубль бережёт.

— Нуждаетесь в деньгах?

— А кто не нуждается? — Анисим удивлённо уставился на сыщика. — Вы разве студентом не были? Кручусь, как могу. Художник может быть голодным, но протягивать ноги от голода — увольте. Я ещё стану известным, вот увидите.

— А можно посмотреть, что вы сейчас рисуете? — Митя попытался заглянуть за холст с другой стороны.

— Нет! — резко выкрикнул Самокрасов и для верности даже отодвинул мольберт от сыщика. — Не люблю показывать неоконченные работы.

«До чего же нервные эти творческие натуры», — поморщился про себя Дмитрий.

— Простите великодушно, не хотел задеть ваш талант, — Мите показалось, что он вложил в слова достаточно сарказма, но студент, кажется, этого не заметил. — Где вы были в ночь с двадцать девятого февраля на первое марта?

— Что? — Анисим изменился в лице. — К чему этот вопрос?

— Мне повторить?

— Я… Дома, наверное. Не помню. Или на ночной смене.

— По ночам работаете?

— Иногда подменяю ночного сторожа. В театре Корша.

— Хм, а это любопытно, я проверю. Проживаете где?

— В «Ляпинке», это общежитие в Богословском переулке. Я не понимаю. В чём меня обвиняют?

— Пока ни в чём, Самокрасов. Но, может статься, вы нам ещё понадобитесь. Так что настоятельно рекомендую пределов города не покидать.

— Это возмутительно! Я буду жаловаться!

— А вы куда-то собирались?

Вопрос остался без ответа. Студент сжал челюсти, на щеках его проступил лихорадочный румянец. Интересно, почему он так негодует?

— Анисим, вот ты где! А я тебя ищу. Через десять минут занятие, а у нас ещё ничего не готово, — в помещение зашёл крупный шатен лет сорока пяти, с аккуратной эспаньолкой. В отличие от растрёпанного и заляпанного всеми цветами радуги Самокрасова этот выглядел очень опрятно — белая рубашка, бордовый галстук, синий жилет с большими карманами, из которых торчали наточенные карандаши. Наверняка, учитель.

— Не знал, что у тебя посетитель, Анисим, — озадачился вошедший.

— Фараон, — процедил студент сквозь зубы.

Митя назвался.

— Вот как, — мужчина улыбнулся и протянул руку Самарину. — Орест Максимович Ганеман, преподаватель натурного класса. Должен сказать, нечасто нас посещают представители закона. Анисим, неужели ты попал в переделку? Не ожидал, не ожидал…

— Ваш студент пока проходит свидетелем по делу об убийстве.

— Убийство, ну надо же. Какая неприятность. Уверен, он окажет всю необходимую помощь следствию. Он, знаете ли, на редкость прилежный и трудолюбивый юноша, хоть и вспыльчивый иногда. Ведь так, Анисим?

Самокрасов мрачно кивнул.

— Что ж, не буду вам мешать, ухожу, ухожу. А вы бы не хотели как-нибудь попозировать нашим ученикам? У вас очень фактурное лицо. Этот шрам…

— Благодарю покорно, — перебил Митя преподавателя. — Служба. Некогда.

— Жаль, жаль. Такая выразительная натура нечасто попадается. Вы всё-таки подумайте.

Ещё чего! Он сыщик, а не модель человека!

А студент что-то слишком нервничает. Надо бы за ним приглядеть.

* * *

В общем кабинете происходило что-то нетипичное. Видеть Митя не видел, зато слышал неплохо. Вот Горбунов бубнит что-то неразборчивое низким голосом, вот Мишка что-то весело восклицает, потом женский смех. Женский? Кто у них там?

Любопытство пересилило. Митя выглянул из-за приоткрытой двери.

— Здравствуйте! А я вот баранок вам принесла, — Соня встряхнула связкой сушек, которую держала в руке. — Вы не против?

— Соня, вы чудо, — ответил за начальника Семён. — Это очень к месту, я чайку сейчас организую.

«Вот умеет же, — с лёгкой завистью подумал Митя. — Второй раз в жизни их видит, а уже как своя. Что они так вокруг неё вьются?». На самом деле сыщик обрадовался и удивился, снова увидев нечаянную напарницу. После поездки в Абрамцево они не разговаривали. Мите показалось, что она тогда слегка обиделась. Или просто расстроилась? А сейчас вон какая жизнерадостная. Наверное, примерещилось. С барышнями никогда не угадаешь, какое у них настроение, и по какой прихоти оно меняется.

Усевшись в кресло для посетителей и узнав новые подробности о деле, Соня сразу же сделалась сосредоточенной и серьёзной.

— Это же просто невероятно! — девушка разглядывала календарь. — Совершенно безумный план. Этот ваш Визионер определённо маньяк. Но какой изобретательный!

— Зло тоже бывает гениальным, как оказалось. Зато теперь мы в курсе плана его действий, если я всё верно понял. До первого апреля ещё две недели. И если мы сможем угадать, кого он наметил на следующий… перформанс, то ничего не случится. Может, у вас есть какие-нибудь идеи?

Соня перелистнула календарь на апрель и прищурилась:

— Очень известное полотно, кисти Врубеля. Висит в галерее Третьяковых уже десять лет. Это сказочный, мифический персонаж. У неё вроде как двойственная природа — тёмная, земная и воздушная, небесная. Но так или иначе она царевна.

— Ещё нам царевен не хватало после дочки фабриканта. Надеюсь, никто из императорской семьи не планирует визитов в Москву. Три великие княжны, одна из которых наследница, я даже думать о таком опасаюсь.

— Ваш преступник, конечно, ловкий. Но там такая охрана, вы не представляете даже. Мы с родителями в прошлом году были на приёме, папе вручала награду княжна Татиана. Чужого человека на выстрел бы не подпустили к царской семье. Нет, он будет искать здесь.