— Детонька… — она обняла Кристину за плечи, прижалась щекой к ее щеке.
Надо ей сказать, что я… в половине десятого… нет, нет, в одиннадцать…
— Я к озеру иду, — неожиданно для себя произнесла Кристина.
* * *
Он выскочил из лодки, взял цепь, продел ее конец в ушко железного прута, защелкнул замок. Потом выпрямился — в руке босоножки, штаны закатаны до колен — прыгнул на росистую траву и оторопел.
На тропинке под плотной крышей из веток ольшин стояла Кристина. Кто позвал ее в этот утренний час к озеру? Кто привел и показал на плывущую к берегу лодку? «Он, ей-богу, он», — даже шепнул на ухо.
Не спуская взгляда с Кристины, Паулюс смешно поводил босыми ступнями по траве, бросил босоножки, не глядя сунул в них ноги, потоптался на месте. Казалось, вот-вот отвернется как от незнакомого человека и уйдет восвояси.
— Люблю по утрам ходить на веслах, хорошая зарядка, — шагнул он наконец к Кристине; загорелое лицо раскраснелось, на лбу поблескивала испарина.
— Твоя лодка? — поинтересовалась Кристина и удивилась, что они так запросто, по-дружески встретились, спокойно говорят.
— Могу покатать.
Кристине показалось, что Паулюс уже хотел подать ей руку и помочь забраться в лодку, однако сдержался, полез в карман за ключом.
Высоко поднявшееся солнце грело ласково, поблескивала спокойная вода, лишь местами по озеру пробегала рябь.
— Длинное в этом году лето, — сказал Паулюс, когда оттолкнулся от берега и взял в руки весла.
— Хорошее было лето, — поддакнула Кристина.
— Вот-вот начало сентября.
— Даже не верится.
— Нередко и в сентябре бывает солнце.
— Противно, когда дожди…
Ах, господи, какую чушь они несут! А может, это и хорошо? Может, эта пустая болтовня вроде передышки.
Замолчали. Шлепали по воде, легко взлетая, весла, волны расходились в стороны, все дальше удалялся берег. Изредка их взгляды встречались, но, будто испугавшись чего-то, они отводили глаза.
— Знал, что приехала, — промолвил Паулюс как бы невзначай и тут же крепко сжал губы, словно сожалея о том, что сказал.
— Знал? Правда?
Он как-то по-детски кивнул, помолчал.
— Знаю, что вчера по Шанхаю ходила. Что в кафе одна сидела.
Кристина откинула голову.
— Ты хороший шпик, Паулюс.
Ах, не воспринял ли он эти слова как напоминание о том дне, когда Паулюс разыскал ее в Вильнюсе? Но сейчас он только скупо усмехнулся.
— Наша горсправка не дремлет. Издавна так, будто ты не знаешь.
Снова плыли молча. Приблизившись к острову, лодка медленно повернула направо, сделала большой круг. Взлетела утиная стая, закрякала, забила крыльями.
— Вчера утром я как раз в этом месте был. Ты шла по берегу.
— Ты видел меня? — удивилась Кристина.
— Видел.
— С такого расстояния…
— Обычно педагоги на старости лет жалуются на зрение. Я не могу пожаловаться.
— Взор орла.
— Старого ворона.
А вдруг… вдруг Паулюс, увидев ее, весь день не отходил от окна?..
— А потом?
— Что потом? — не понял Паулюс.
— Вчера… потом, днем?
— Весь денек псу под хвост — проторчал в районе на учительской конференции. Но хоть одно хорошо — встретил старых знакомых, поболтали, пива выпили.
— Разочарован работой?
— Нет, да что ты, Криста, — потряс головой. — Нет! Работа — одно, а переливание из пустого в порожнее — другое. Столько за годы работы наслушался наставлений, советов, указаний, требований, всевозможных рекомендаций, что теперь хочу очень немногого, но вместе с тем и многого: позвольте мне работать по своему разумению.
Паулюс оживился, словно освободился от каких-то невидимых оков, сильнее замахал руками, голос его выровнялся.
— В школе никогда легко не было, работа есть работа. Но не потому тяжело, что ученики не желают учиться, что они какие-то тупицы, как некоторые считают. Мне-то всегда казалось, что ученики гораздо сообразительнее, чем педагоги.
Паулюс оглянулся через плечо на быстро приближающийся берег, поднял весла.
— Сегодня у меня такой трудный день… — он смотрел широко открытыми глазами. Ледок, затягивавший раньше их зрачки, уже растаял, исчез. — Надеюсь, ты еще побудешь в Вангае?
Кристина пожала плечами.
Он первым выскочил из лодки, протянул руку Кристине. Рука была крепкая, прохладная.
— Если б не дела… В Лепоряй мне надо съездить, вот что, — сказал уже на тропе.
Кристина навострила уши.
— В Лепоряй моя сестра.
— Живет там?
— Да.
«И хорошо живет», — улыбнулась Кристина про себя, хотела что-то добавить, но сдержалась.
Стояли, вроде не зная, как попрощаться. Завтра встретиться? Когда? Где?
— Давно не видела сестру? — неожиданно спросил Паулюс. — В моей карете места достаточно.
Кристина так и оторопела. Ах, господи, сейчас запрыгает на одной ноге, как девчушка! Однако приосанилась, отвела глаза в сторону.
— Говоришь, к сестре, — степенно рассуждала она, а все существо кричало: «Еду, еду!» — Не знаю… Просто не знаю, как быть.
— Как хочешь…
Повернется и уйдет. Уйдет…
— Ну, если… Еду! Знаешь что, еду.
— Тогда в двенадцать… Нет, может, в час. Ровно в час.
— Где?
— Где? — Паулюс насупил лоб. Кристине показалось, что он вспомнил про «горсправку» и чего-то испугался. — Буду ждать у книжного. Как раз собирался в книжный заскочить.
Когда Паулюс исчез за выступом высокого берега, Кристина попыталась ускорить шаг, однако ноги, казалось, онемели. Все тело покалывали иголки, словно и оно затекло. За что хвататься, как успеть? Ведь она непричесанная, без маникюра. Волосы слиплись прядями, маникюр облупился — не поедешь же в таком виде. В парикмахерскую бежать? А кто может поручиться, что не выйдешь из нее чучелом. От вангайской парикмахерской не жди добра, даже в Вильнюсе нередко случается… Не лучше ли принести ведро озерной воды, нагреть, вымыть голову и самой причесаться. На дне шкафа увидела оставшиеся от старых времен бигуди, шпильки. Жаль, фен не прихватила. Ей-богу, сама приведет в порядок прическу и ногти, будет выглядеть просто, скромно.
В час… будет ждать… в час дня…
Смутно мелькнуло: в половине десятого… в одиннадцать… Мелькнуло и пропало автобусное расписание. Словно и не было недавно других планов.
* * *
На заднем сиденье автомобиля краснел большой букет астр, пахнущий осенью. Паулюс Моркунас поймал взгляд Кристины.
— Перед первым сентября я всегда езжу в Лепоряй. Уже который год.
Старенький автомобиль с облупившейся краской, отломанными дверными ручками сипло стрекотал, на выбоинах тарахтел, как телега. Паулюс правил напряженно, чуть наклонясь вперед, сосредоточенно глядя на ныряющую под колеса полосу дороги, словно в любую минуту ждал несчастья. Полотняная кепка с захватанным козырьком, не новый рябенький костюмчик, на шее туго затянут крупный узел галстука, — не похоже, чтобы он следил за своей внешностью. А может, хотел подчеркнуть, что чихал он на свою спутницу… что ему безразлично, кто сидит рядом. Потому, наверное, и замолк. Сказал, и все тут. Если тебя интересует, спрашивай, он ответит.
Удобно откинувшись, заложив ногу за ногу, Кристина краешком глаза наблюдала за Паулюсом, за его жилистыми руками, крепко сжимающими обтянутый кожей руль. Однако в том, как напряжены были руки, во всем поведении Паулюса сквозила какая-то сковывающая его неуверенность. Небось уже сам не рад, что пригласил Кристину… Локти кусает, что назначил встречу у книжного магазина. Когда Кристина подошла к автомобилю, Паулюс даже не вышел: перевесившись через спинку сиденья, открыл дверцу и толкнул ее. Казалось, сейчас отчитает: «На три минуты опоздала». Однако он беззаботно сказал: «Ну что ж, поехали». Потом добавил: «Пристегнись, такой порядок». Его явное равнодушие привело Кристину в растерянность, она сидела с таким ощущением, словно напросилась покататься.
Мимо побежал редкий, с кустами орешника и рябины перелесок, взгляду открылись широкие, уже вспаханные поля с разбросанными огромными скирдами. На лужайке, как на зеленом ковре, расхаживали целой стаей аисты, махали крыльями, стучали задранными вверх крыльями — собирались в дальний путь. Черной тучкой вспорхнули скворцы. То тут то там утопали в березовых рощицах и садах одинокие хутора. Людей — ни души, поэтому все вокруг выглядело унылым, лишь громыхали навстречу пустые и наполненные чем-то грузовики, шмыгали мимо «Жигули». Кристина зажмурилась. «Был бы я свободен», — сказал однажды Паулюс. Чеслове сказал когда-то.