Дверь кафе была чуть приоткрыта, и Кристина вошла внутрь. Уселась у стойки, на высоком стуле у окна, поглядела на улицу. Улица была как на ладони. Барменша, прислонясь спиной к буфету, щелкала зубами орехи и выплевывала в горсть скорлупу. Напротив нее сидели два паренька, пили коктейль, приставали к барменше, хихикали.

— Сок, пожалуйста, — попросила Кристина, когда барменша подошла к ней.

— Виноградный? Яблочный? Манго?

— Манго, один.

Ей было лет под сорок, но выглядела она еще совсем неплохо, и пареньки не спускали глаз с голубого выреза платья, из которого так и выпирали слишком уж приподнятые лифчиком холмики грудей. Получив сок, Кристина спросила:

— Это кафе и сейчас называют «Шанхайской девой»?

Из пальцев барменши вырвался орех, подпрыгивая покатился по полу.

Один из парней поперхнулся коктейлем, закашлялся. Второй трахнул его кулаком по хребту.

— «Кафе мелиораторов»! — барменша чуть ли не по слогам произнесла эти два слова: пускай навеки запомнит эта…

Кристина поняла, что попала впросак. Вдруг это буфетчица из старой забегаловки «Шанхайская дева»? Барак давно снесли, а «дева» процветает по-прежнему…

Густой, холодный сок освежил Кристину, и немного погодя она забыла все, что окружало ее здесь. Загляделась в окно. Увидела в долине Старый город с закопченными трубами котельных, озаренный вечерним солнцем белый портик костела между высокими кленами, а за бухточкой озера, на пригорке — кладбище (завтра непременно сходит на мамину могилу). На побуревших огородах хлопотали женщины, запряженная в телегу лошадь ела собранную в кучу траву. Кристина медленно водила взглядом по знакомой округе, потом ее взгляд вернулся на улицу, несколько раз останавливался на одиноких прохожих. Издалека увидела приближающегося мужчину — рослого, в спортивном костюме, с чемоданчиком в руке. Он! Паулюс! Чуть было не сорвалась с места, не бросилась в дверь, но спохватилась — нет, нет! Ни капельки не похож, как это она так… Встревоженное сердце билось скачками, а глаза все искали, искали…

— Видала, Криста? Паулюс!

— И опять Паулюс!

— С середины площадки. Готово!

— Нет, ты видишь, Криста?

Они стояли на дощатой скрипучей лестнице и то подпрыгивали, то, обнявшись, застывали на короткий миг, то отчаянно хлопали жаркими ладонями. На нижней баскетбольной площадке проходил матч между двумя школами, гости из соседнего района не на шутку теснили хозяев.

— Выиграют наши. Должны выиграть!

— Разве что Паулюс… Есть! Криста!

Опаленные солнцем ранней весны щеки Кристины так и горели. Она не спускала глаз с Паулюса, который то метко передавал мяч, то ловко уходил от двух игроков сразу, то молнией бросался к щиту. Но вдруг он поднял голову к лестнице, увидел девочек… ее увидел, Кристину, и сделал пробежку. Пронзительно засвистел судья.

— Из-за тебя мяч потерял. Прячься, Кристина, а то еще опять…

— Мяч перехватил!

— Паулюс!..

Кристина съежилась, спряталась за подругами, опасливо поглядывала из-за их спин, однако для Паулюса, казалось, снова все перестало существовать.

— Если бы не Паулюс…

— Какой у тебя мальчик, Криста!..

Одноклассницы с завистью щебетали Кристине на ухо, ойкали, Кристина еще пуще краснела, защищалась, как умела: «Да что вы, что вы говорите… Мы же просто так… да что вы…»

Когда игроки на скамье возле площадки оделись, Паулюс снова бросил взгляд на лестницу, и Кристина увидела на его лице широкую улыбку, напоминающую: не убегай… Девчонки, наверное, это поняли, подмигнули Кристе и смешались с галдящей толпой болельщиков. Очень медленно, водя рукой по перилам, поднималась по лестнице Кристина, напрягая слух: вдруг услышит догоняющие ее шаги. Услышала. Это его шаги… Не оборачиваясь шла вокруг школы. Шаги поравнялись. Опустив голову, увидела парусиновые кеды большого размера, пыльные, со следами чужих подошв, и вспомнила, что еще так недавно они сияли белизной зубного порошка. Молча вышли на улицу. Она — в толстой юбке, перешитой из старой, потраченной молью маминой одежки (как она ненавидела этот мешок, в котором путались ноги!), в курточке немногим лучше. На нем — вязаная кофта из некрашеной шерсти со стоячим воротником, концы широких штанин на резинке.

В спину им светило апрельское солнце, клонящееся к закату, за заборами в садиках на яблонях и вишнях уже краснели разбухшие почки.

— Ты больше всех очков набрал? Правда? — наконец заговорила Кристина.

Паулюс пожал плечами. Не так уж и заботят его эти очки. Он никогда не хвастается, даже радоваться не умеет. Как-то Кристина спросила: «Говорят, ты по математике на круглых пятерках. Ни разу меньше не получал, верно?» — «Так уж выходит, — ответил Паулюс и виновато улыбнулся: — Да мне круглых отметок и не ставят». И впрямь, все у него «выходит» как-то само собой, без усилий. И никто не видел, чтобы он слонялся по улице, бегал по субботам на танцульки, скалил зубы с девчонками. Криста была первой (конечно, так твердили ее подружки), на которую Паулюс обратил внимание.

— Могли и они выиграть, если бы не эти несколько ошибок, — бесстрастно, словно наблюдая за матчем со стороны, объяснил Паулюс. — Через неделю будем встречаться у них, как знать, что выйдет. — Помолчал и вполголоса добавил: — Жаль, ты не увидишь.

И тут же испугался своих слов, этого вздоха, который столь неожиданно для него сорвался с уст. Засунул руки в карманы штанов, сгорбился и сменил разговор:

— Завтра суббота, после уроков топаю в деревню.

— Каждую субботу?

— Надо, Криста.

— Танцы в школе.

— Пойдешь?

— Сама не знаю.

— Сходи, если хочется. Ты же любишь танцевать.

— Если б ты знал, как это чудесно.

— С Раймисом будешь?.. — так поддел ногой камешек, что тот с треском врезался в забор. — Нет, ты как хочешь, танцуй.

— Со всеми. Кто пригласит, — фыркнула Кристина. Почему он попрекает ее Раймисом? С Раймисом она с восьмого класса иногда болтает, ну, чаще чем с другими, да, уже два года… Одноклассник Паулюса. Господи, как легко он танцует! Просто летает по залу и тебя носит будто пушинку. Неужто Паулюс не понимает, какое блаженство, когда так… вот так… хотя бы по субботам. Казалось, так и живешь от субботы до субботы. А Паулюс по субботам — в деревню. Эта его деревня… ей-богу…

Остановились у калитки на Родниковой улице.

— Может, в следующую субботу и я на танцы приду, — пообещал нетвердо.

Не в другую субботу, конечно, гораздо позже, в середине мая, но все удивились — Паулюс на танцах! Домотканый пиджак, коротковатые штаны, тяжелые башмаки на толстой резиновой подошве, на шее — галстук. Встал возле двери, у окна, на голову выше других парней, и торчал так, издалека поглядывая на девчонок, столпившихся в конце зала. Музыкант налегал на аккордеон, кружились пары, а Паулюс все стоял и водил взглядом за Кристиной. Одну Кристину видел. Не было танца, чтобы Кристина подпирала стену. Приглашали ее одноклассники, приглашали и старшие, выпускники. Цветастое ситцевое платье с короткими сборчатыми рукавчиками так и развевалось, так и мелькало среди танцоров. Порхала Криста по залу, словно бабочка, с разрумянившимися щеками, откинув голову, прямая, стройная, невесомая. После перерыва, когда музыкант заиграл медленную мелодию, подпевая тенорком: «Вернись, моя юность, вернись и поспеши…» — она неожиданно увидела, что перед ней вырос Паулюс, а рядом с ним — Раймис. Оба одновременно поклонились, приглашая ее, и, заметив друг друга, растерялись, оцепенели. Первым пришел в себя Раймис, широкоплечий, длинноволосый парень, улыбнулся и еще раз поклонился. Паулюс сделал было шаг в сторону, но остановился, опустил голову, пальцами вдруг удлинившихся рук стиснул полы пиджака. Криста поднялась со скамьи. Озорные глаза Раймиса уже влекли ее к себе. Раймис протянул руку, собираясь обнять ее за талию, но Криста косулей метнулась к Паулюсу и положила руку на его плечо. Только успела заметить, как Раймис с такой же улыбкой на лице пригласил другую девушку.