Зачем он ему понадобился? Тем более поскорее, пока он не оформил на себя ребёнка. Что он собирается делать после признания себя отцом? Подаст в ненавистный ему суд и отберёт у меня опеку, аргументируя своими высокими доходами, недвижимостью и прочими возможностями?
Не надо было мне к нему приходить за помощью… Похоже, я снова ошиблась.
И ещё эта странная история с химзаводом и инвестором. Почему он вдруг решил открыть все карты? Никогда не посвящал меня в бизнес, а тут – выложил с подробностями. Доверия захотел? Но разве это соразмерные вещи: завод, который так важен для него и их семьи, и отношения со мной и сыном? Как одно может быть связано с другим?
Я боюсь. Ужасно, безумно, до колик… Жорик – самое главное, единственное по-настоящему важное, что есть в моей жизни. Естественно, сын нужен Розовскому, теперь понадобился. И Влад ни перед чем не остановится, чтобы получить над ним опеку. Он постоянно почву пробует, подкидывая фразы, что хочет быть ему настоящим отцом.
Но причём тут завод – не понимаю.
Такое впечатление, что мне дали разрозненные кусочки из разных пазлов. Собрать их во что-то единое невозможно, но я отчаянно пытаюсь. Как будто если мне это удастся, то я найду клад…
С Вайнштейном мы встречаемся на следующий день после его приезда. Одет он достаточно просто. Но не сомневаюсь, что за этой видимой простотой скрываются многозначные ценники. О его достатке говорит отель, в котором он остановился, и арендованный автомобиль. А ещё за ним по пятам следует телохранитель и по совместительству водитель – крепкий парень лет тридцати с военной выправкой. Нечасто встретишь такие колоритные фигуры на улице. Кроме того, рядом с ним постоянно крутится помощник, который записывает всё, что говорит босс, и время от времени отдаёт указания кому-то по телефону. Догадываюсь, что этими двумя группа сопровождения охрана миллионера не ограничена, но остальные не маячат перед глазами, а обеспечивают комфортное и безопасное пребывание хозяина в чужой стране, находясь в тени.
Мы едем в архив, где Роберта уже ждут. К счастью, мне удалось убедить администрацию, что их посетит особенный гость, которому они должны предоставить вип-условия.
Нам выделяют кабинет директора – светлое и уютное помещение со свежим ремонтом. Все сотрудники бегают вокруг нас куда быстрее, чем обычно, и непривычно широко улыбаются.
В архиве Роберт проводит полдня, а затем отправляется в отель отдыхать. Всё-таки работа с документами – непростое дело, особенно для неподготовленного человека преклонного возраста.
Вайнштейн, конечно, хорохорится, но я вижу, с каким трудом ему даётся чтение старого рукописного текста в документах полуторавековой давности.
Попрощавшись с гостями, отправляюсь домой. У меня назначена онлайн встреча со столичным адвокатом. Вадим Филиппов специализируется на семейном праве. Я нашла в интернете много восторженных отзывов о его успехах в бракоразводных процессах и делах об опеке. Одинаково эффективно представляет интересы как мужчин, так и женщин и не прогибается перед толстосумами.
Встреча с ним оставляет неоднозначное впечатление. Вадим оказывается значительно моложе, чем я его себе представляла. Я понимаю, что молодость – это не всегда неопытность. Но зачастую в этом возрасте у людей ещё не выветрился авантюризм, который в моём деле неприемлем. И хотя количество побед Филиппова впечатляет, я нервничаю.
Я должна действовать на опережение, подготовиться к иску Розовского. У меня будет только один шанс отстоять своего сына. И если адвокат допустит ошибку, то мне она дорого обойдётся.
Несмотря на сомнение, я отправляю ему копии документов, которые он запросил. Вечером посылаю вдогонку соглашение об опеке над Жориком, которое Розовский предлагает подписать у нотариуса, когда мы внесём изменения в регистрацию рождения сына.
Влад приносит его после работы и оставляет мне для изучения.
- Кажется, юристы всё учли. Но если хочешь что-то добавить или изменить – только скажи, обсудим, – он говорит нейтральным тоном, а сам не отрывает взгляда от сына, уплетающего за обе щеки творог с йогуртом. – Можно тебя на минутку?
Я напряжена. Присутствие мужа меня пугает и очень нервирует. Каждую минуту жду какого-то подвоха. Но выхожу за Владом из кухни.
- Мила, когда ты скажешь обо мне Георгию? – спрашивает шёпотом.
- Моего сына зовут Жора! – взрываюсь. – Ему всего три года! И он не какой-нибудь наследный принц, чтобы с раннего детства обращаться к нему по полному имени!
Сама не понимаю, какая муха меня кусает. Видимо, нервы сдают.
- Хорошо-хорошо, не кипятись. Буду называть его Жора, – поднимает руки вверх, имитируя капитуляцию. – Так что по моему вопросу?
- Когда-нибудь, когда я на это настроюсь, – рявкаю в ответ и возвращаюсь к ребёнку.
Веду себя как истеричка. Но такое поведение непреодолимо вызвано стрессом, который тайфуном гуляет по внутренностям.
Не даёт покоя вопрос: справится ли молодой парень Филиппов с Розовским и его акулами юриспруденции?
Я не понимаю поведения Влада. И это меня пугает. Иной раз я готова допустить, что сама себе придумала страшилки, а он, наоборот, заботится обо мне и сыне, старается угодить нашим желаниям. А временами я снова завожусь до истерики от какой-то брошенной им провокационной фразы.
Кроме того, меня беспокоит ситуация вокруг концерна. Я даже допустить не могла, что дела у Розовского могут идти плохо. Думала, я ему нужна для понтов и репутации, на которой помешана его семейка. А если он так нуждается в деньгах Вайнштейна, то должна ли я ему помочь заполучить эту инвестицию?
Влад прав: мне очень хочется его покарать за все мои обиды. Но ведь любое наказание должно быть соразмерным преступлению. Нет сомнений – четыре года назад он повёл себя отвратительно и непорядочно. Да и сейчас вряд ли согласился бы помочь, если бы не был во мне заинтересован. Впрочем, я бы и не пошла к нему, если бы он сам меня не нашёл…
Но концерн – это слишком серьёзно. Это огромные, сумасшедшие деньги. Как сейчас, так и в отдалённой перспективе. Если я не сведу мужа с Вайнштейном и старик отдаст предпочтение кому-то другому, то благосостояние Розовского пошатнётся. И тогда у меня появится шанс выиграть суд по опеке. Если он, конечно, подаст его против меня вопреки своим заверениям.
С другой стороны… Наверняка мне будет любопытно наблюдать за его крахом. Пусть не полным, но ощутимым. Потеря химзавода наверняка окажется для Влада крайне болезненной. Однако разве совесть меня из-за этого не замучает? Разве меня не сгрызёт чувство вины? Как я с этим буду жить?
В конце концов, Георгий – его сын и наследник. Я не знаю, как сложится наша с Жориком жизнь в будущем. Наверное, будет правильно, если сын продолжит их династию и будет работать с отцом, а со временем – возглавит концерн. Отнимая у Влада возможность привлечь инвестиции, я, возможно, лишаю своего ребёнка чего-то в будущем.
Весы шатаются под воздействием противоречивых мыслей. Чаши перевешивают то в одну, то в другую сторону.
Мне импонирует поведение мужа и отношение к нам в последние дни. Он не скандалит, ни на чём не настаивает, не выдвигает условий и не угрожает. Надеется на моё благоразумие и чрезмерную доброту?
Он проводит с Жориком все вечера. Сын тянется к нему, радуется возвращению отца с работы. А Влад каждый день настойчиво интересуется, когда я расскажу ребёнку, что он – не какой-то посторонний для него человек, а папа.
Я выжидаю. Сама не знаю, чего именно. Наверное, какого-то чуда, которое волшебным образом вернёт мне доверие к Розовскому.
У меня не поворачивается язык сказать Вайнштейну, что я не замужем, и в один из вечеров он приглашает меня с мужем в ресторан.
- Влад, что ты делаешь завтра после работы? – спрашиваю накануне, приняв окончательное решение помочь ему с заводом.
Пусть Розовский получит свои деньги, а дальше будь что будет. Не смогу я жить с муками совести.
- Если ты хочешь пригласить меня на свидание, то я весь в твоём распоряжении, – ехидничает, прикручивая пластмассовому роботу отвалившуюся руку.
