Рюкзак плюхнулся в траву. На мгновение подумалось, что звук падения моего тела будет точно такой же, как у этого рюкзака — глухой, суховатый. Я тряхнул головой, отгоняя дурные мысли.

— А кто сказал, что будет легко? — вслух произнес я, делая обвязку.

Потом, немного подумав, взял записку, оставленную матерью, и написал огрызком карандаша:

Не переживай и не теряй — уехал на сборы. Все будет в порядке. Люблю тебя. Твой сын

И вновь засунул бумажку в щель под дверь, теперь уже с обратной стороны.

Двинул к окну.

Настало время в полевых условиях показать, чему я выучился на тренировках. Руки предательски потрясывались. Я пытался успокоиться, но один только вид на окно заставлял мою спину покрыться потом. Сигать с седьмого этажа — пусть и с верёвкой, — мне еще никогда не приходилось.

Карабин Петровича и в самом деле оказался на удивление удобным. Я несколько раз щелкнул им, примеривая к руке. Он лежал как влитой. Да и сам хитрый механизм муфты позволял зацеплять его одним легким движением, не тратя лишнее время на закрутку.

Я встал на подоконник. Подошел к распахнутому окну. Глянул вниз.

И тут же выругал себя за это. Нельзя смотреть вниз. Ни в коем случае. Только страху добавится — а толку никакого.

Пальцы вцепились в веревку. Змеиные мысли о том выдержит ли она я погнал прочь поганой метлой. Выдержит. Это же не бельевой шнурок, а настоящая альпинистская веревка, имеющая солидный запас прочности. На такой десятерых меня можно вниз спустить. Так. Вдох и выдох.

Сосредоточенность. Ледяная. Каменная.

Я повернулся спиной и начал спуск.

И едва сделал шаг вниз — как все, что беспокоило и пугало вмиг пропало. Теперь для меня были реальными только высота и веревка.

И спуск.

Ранее утро и окна, выходящие на пустырь, помогли отвести от меня лишние взгляды. В противном случае я спустился бы уже к наряду милиции, ожидавшему внизу. Если бы вообще смог закончить свое безумное дело. Сейчас же вокруг было тихо и казалось, что я не на многоэтажке, а на скале.

Я чувствовал, как пружинит веревка, как покачивает меня ветер и как выше, на карнизе девятого этажа, воркуют голуби, явно удивленные такому неожиданному гостю.

Теперь главное в соседском окне хозяина или хозяйку не увидеть. Иначе скандал будет знатный. А то и вовсе как в том мультфильме «Ну, погоди!», где Заяц веревку Волку перерезал, когда тот лез по ней. Вот выглянет какая-нибудь сердобольная бабушка в окно, увидит пыхтящего человека и подумает чего плохого. Вор ли к ней в квартиру пробирается, али насильник коварный — и ножницами перережет веревку. Чик! — и прощай шпиён вражескай.

От нервов меня потянуло смеяться. Я вдруг живо представил эту картину — бабушка божий одуванчик режет единственную ниточку, сохраняющую мне жизнь, — и мне стало истерично смешно.

Смех рвался из груди, сотрясая всего меня, колючий и обжигающий.

«Успокойся!» — шипел я сам на себя, но все было напрасно.

Хохот битым стеклом рвался наружу.

Чтоб тебя!

И только когда взмокшие от пота руки не смогли прочно удержать карабин, и я дернулся вниз, едва не упав, смех как рукой сняло.

Я завис на страховочной петле. Не схватился бы «пруссик» — и лежал бы я сейчас рядом с рюкзаком, такой же тряпочный и неживой…

Сердце забилось сильней. Я сделал несколько глубоких вдохов и продолжил спуск.

Нога, наконец, встала на землю через одну минуту минуту после начала спуска, хотя мне показалось, что прошла целая вечность. Неужели все?

Нет, не все. Теперь марш-бросок.

Я отстегнул карабин (веревку пришлось оставить), схватил рюкзак и рванул в «Снежный барс». Времени оставалось катастрофически мало.

Рюкзак бил по спине, словно недовольный тем, что я его выбросил с седьмого этажа, а сам при этом благополучно спустился по веревке. Глаза застилало потом. Но я рвал из последних сил.

На пешеходном перекрестке пришлось остановиться — загорелся красный сигнал светофора. Хотя желание было мчать вперед, нарушая все мыслимые правила, лишь добраться вовремя. Но я остановил в себе это гибельное желание. Глядя, как едут машины и стоят на переходе люди, я испытал неприятное чувство дежавю. Именно так я и погиб в своем мире — пошел на красный и попал под колеса. Даже сейчас «мурашки» по спине от этих жутких воспоминаний.

Так что спешить сейчас нельзя. Уж лучше дождаться зеленого. Правда поднажать придется еще больше.

А бежать осталось… я прикинул в уме маршрут. Прилично. За оставшееся время преодолеть явно не получиться. Только если рвануть через дворы…

Едва вспыхнул зеленый свет, как я вновь побежал вперед. В подворотнях за мной увязались собаки, с визгливым лаем пытаясь нагнать. Не получилось. Мое желание успеть было явно сильней их желания меня покусать.

— Ошалелый! — буркнула бабка вслед, пригрозив мне кулаком. Потом принялась разгонять стаю дворняжек, гоняя их мокрым бельем, которое развешивала сушиться на веревке. — Окаянные!

Когда я подскочил к клубу, все уже почти погрузились, а автобус был заведен и прогревался. Водитель пинал колесо, курил, что-то недовольно бурчал себе под нос.

— Где ходишь⁈ — воскликнул Володька, увидев меня. — Живо садись! Я еле уговорил водилу подождать. Кайрат Айдынович со списком ходит, сверяет. Про тебя уже пару раз спрашивал, я соврал, что где-то тут ошиваешься, среди толпы.

— Спасибо! — выдохнул я, немного переведя дыхание. И оглянулся. — Леся…

— Их группы нет, — понял меня с полуслова Володька. — Никого.

— Что-то слышно по этому поводу?

— Поспрашивал ребят — они тоже ничего понять не могут. В той группе много сильных парней было, ты и сам помнишь. Да та же Леся… Черт его знает, что там у этого Айдыновича творится. Видимо, забраковал он их всех…

— Время! — крикнул знакомый голос.

Это был Кайрат Айдынович.

Явился. Только вспомнишь — оно и всплывет.

— Время посадки закончилось! Кто не успел — до свиданья! Они сами приняли это решение. Отправляемся без них.

Он выскочил между двух автобусов, увидел меня. Скривился, словно съел горькую пилюлю, но ничего не сказал. Вместо этого подскочил к водителю и зашипел в самое лицо:

— Чего встал? Живо за баранку! Отъезжаем!

От такой наглости пожилой уже водитель растерялся и не нашелся что ответить, понуро пошел в кабину.

Автобусов было два. Мы с Володькой и Генкой разместились во втором, на самом заднем ряду. Парни веселились, живо обсуждали предстоящую поездку. Но у меня настроение куда-то пропало. Я думал о том, почему нет среди общего сбора группы Леси, и не мог найти ответа.

Автобусы отъехали от секции ровно в восемь. Впереди нас сопровождением ехала милицейская машина. Выехали из города, двинули быстрей. Вокруг плыл сонный пейзаж — поля, холмы, деревья. Иногда проскакивали населенные пункты.

Я начал клевать носом и даже заснул. Снилось разное, но в основном неприятное: то я убегаю от черной «волги», которой управляет Кайрат Айдынович и пытается меня задавить, то я падаю вниз, со скалы, то меня запирают в тесной, словно гроб комнате.

…Тренировочный лагерь располагался в глухом лесу. Окруженный со всех сторон плотным кольцом сосен, он был закрыт от посторонних глаз, словно это было какое-то стратегическое место, со складами оружия и ракет. Хотя, кто знает, может, так оно и было на самом деле? И даже местные, живущие в деревушке Черемушки, что стояла на противоположной стороне реки, не знали о существовании лагеря.

Я проснулся, смахнул рукой с лица остатки сна, глянул в окно.

Мы ехали на автобусе по разбитой гравийной дороге, свернули в сторону, и казалось, что поедем сейчас прямо по бездорожью. Но автобус нырнул в низину, зарычал, заревел, начал подъем, и мы вдруг увидели среди луговой травы две тропинки — след от протектора. По ним и двинули.

Ехали долго. Измотались, отбили копчики и когда автобус свернул в гущу леса, мы уже и не надеялись, что доберемся до темна в пункт назначения. Но машина остановилась, мотор заглох. Водитель высунулся со своего места, буркнул нам: