А у отца уже и поведение изменилось. То говорить начал невпопад, то подолгу выходил на балкон и забывал зачем туда вышел, даже если сигарету в руках держал.

Назначили МРТ головного мозга. Тогда-то врач осторожно и сказал, что нужно повторить снимок — отец шевелился во время процедуры и мог испортить картину. На уточняющие вопросы лишь скупо ответил, что в мозге видны новообразования.

Мы тогда не поняли, что это за новообразования? А может быть, и не хотели понимать…

Повторный снимок — и диагноз прозвучал как приговор. Множественные метастазы в лобной, теменной, затылочной, мозжечковой частях мозга. Такое не оперируется.

В это не верилось и казалось каким-то дурным сном. Мы принялись бегать по врачам, искать волшебную пилюлю. Но каждый врач тактично отвечал, что помощь уже можно оказать только паллиативную. Еще несколько анализов показало — основное поражение находится в легком, именно там опухоль. От нее и пошли метастазы в мозг. Онколог, посмотрев на выписки и снимки, поставил окончательную точку — IV стадия. С такой уже не лечат, а отправляют домой. Умирать.

Мы звонили по знакомым, мы бегали по больничным коридорам, оббивали пороги, искали связи с врачами, чтобы помогли. Да все бес толку. Назначили ему лекарства. Сильные, наркотические. Только вот они не лечат, а просто притупляют боль.

Отец уже к этому времени не говорил и не ходил. Просто лежал, глядя непонимающе на нас, словно бы спрашивая взглядом — из-за чего все так? Угасал каждый день. Дыхание становилось все трудней, опухоль росла.

Потом, спустя неделю, отец умер. До сих пор в ушах звучит его хриплое тяжелое дыхание, с присвистом, булькающее…

И поэтому, когда мать представила меня, сказала, что передо мной отец, я невольно вздрогнул. Слезы навернулись на глазах. Конечно же это был не мой отец, а того парня, в чье тело я вселился. Но это было уже не важно.

— Андрей, ты меня помнишь? — спросил гость, поглядывая на меня с надеждой и немного удивившись моей реакции.

Память нарисовала смутный силуэт, подернутый пеленой.

— Да откуда ему тебя помнить? — зло ответила мать. — Ты ведь ушел от нас, когда ему пять лет было. А до этого словно бы и не замечал его, все своими докладами был занят.

— Так я же…

— Зачем ты пришел? — устало спросила мать. — Уже вечер, нам спать пора, мне завтра на работу, ему на учебу. И на работу тоже.

— Ты работаешь⁈ — удивился отец.

— Да, — кивнул я, вытирая предательскую слезу со щеки. — Карманные деньги всегда пригодятся.

— Так я же деньги высылал… — отец вопросительно глянул на мать.

— Нам твои деньги не нужны, сами справимся. Я их все на книжку кладу. Если хочешь, можешь все их забрать обратно, нам этого богатства не нужно.

— Ну зачем ты так, Аня? Я ведь от чистого сердца, сыну.

Отец спохватился.

— Я ведь поздравить зашел. У тебя день рождения, я помню. Восемнадцать лет. Все-таки, такая дата, взрослый уже.

— Завтра, — буркнула мать.

— Что?

— Завтра говорю день рождения у него, ошибся ты.

— Ох ты ж! Заработался совсем, голова дырявая! — нервно хохотнув и пожав плечами, ответил отец. — Ну ничего страшного. Значит, завтра распакуешь подарок.

И протянул мне коробку, перевязанную ленточкой.

Я неуверенно взял подарок, хотя красноречивый взгляд матери едва не обжег меня.

— Потом посмотришь, — шепнул отец, тепло улыбнувшись.

— Радуйся, больше не надо платить алименты, — процедила мать, переведя взгляд на гостя.

— Я совсем не по этому поводу зашел, — разозлился отец. — Я и дальше буду платить. А ты, если сама не берешь, то ему отдавай. Ему поступать скоро в институт, пригодятся. Кстати, Андрюш, ты в какой собираешься?

— Я еще не думал, — растерялся я от такого вопроса.

— Так может, рассмотришь институт международных отношений? Я помогу, у меня декан знакомый…

— Прекрати! — оборвала его мать. — Он… он в спорт хочет пойти!

— Что⁈ — произнесли мы одновременно с отцом и так же одновременно оглянулись.

— Да, — кивнула мать. — Он в спортивную секцию ходит, альпинизм. И у него очень неплохие результаты. Медали, разряды. Вот и пойдет дальше.

— Но спортом на жизнь не заработаешь! — горячо воскликнул отец.

Было видно, что такая новость его задела за живое.

— Спорт — это травмы, это ушибы, это переломы, это… А будущее за международными отношениями! Вот с Западной Германией нормализуются отношения, с Польшей, с Чехословакией диалоги идут. И везде нужны дипломаты. Я помогу, я продвину по линии партии.

— Ты опять за всех все решаешь, — тихо произнесла мать. — За меня решал, теперь вот за сына начал.

— Да, ты права, — немного подумав, ответил отец. — Не буду.

И тяжело, словно слова эти весили как пудовые гири, добавил:

— Пусть сам решает. Хочет в спорт — пусть идет в спорт. Я поддержу любое его решение.

— Послушай, — устало сказала мать. — Не лезь к нам в жизнь. Ушел — значит, ушел. Возврата нет. Не надо тут страдальца из себя строить.

— Опять ты начинаешь, — шепнул грустно отец.

Он надолго задумался, потом внезапно сказал:

— Спасибо.

— За что? — растерялась мать, явно не ожидая такого поворота событий.

— За то, что дала свидеться с сыном.

И кивнув мне, ушел, растворившись в густой черноте лестничного марша.

Мы долго смотрели ему вслед.

— Закрывай дверь, — сказала мать, вздрогнув, словно проснувшись и вжимая голову в шею. — Холодно становится.

Я закрыл дверь, спросил:

— А кем работает мой отец?

Это вырвалось само по себе, мне и вправду было интересно.

— Секретарем в Министерстве иностранных дел. Знала бы, что он на этой работе жить будет, ни за что бы не пошла за него замуж! Вот и сейчас видишь, что происходит? Даже дату твоего день рождения забыл.

— Ну пришел же, — возразил я.

— Только сегодня, когда восемнадцать тебе исполняется. А до этого ни-ни.

Секретарь в Министерстве иностранных дел. Теперь понятно откуда у матери трехкомнатная квартира и полное собрание сочинений Ленина.

Мы разошлись по комнатам. Мать долго скрипела пружинами дивана, вошкаясь, потом все же затихла и заснула. Я же смотрел на коробку и не решался ее открыть. Все казалось, будто это и не мне подарок, а кому-то другому.

Но все же насмелившись, я распахнул подарок. В коробке оказался шарф. Дорогой, из натуральной шерсти, мягкий, однотонный, темно-зеленого цвета. Приличных денег должно быть стоит и купить такой просто так в магазине явно не получится. Явно взято из-под полы.

Я взял шарф, накинул его на шею. Теплый и совсем не колется. Я невольно подумал о том, что с таким подарком в самый раз будет подниматься на Пик Победы — он отлично сохранит тепло. И тут же тряхнул головой, отгоняя такие мысли. До Пика Победы еще очень много испытаний нужно пройти. И не факт, что все их удастся преодолеть.

Я спрятал шарф под подушку, лег в кровать и тут же заснул.

Наступила пятница, которую я ждал с тяжелым сердцем. Помня про разговор с Костаревым, я ожидал, что в этот день будет горячо и обязательно прольется кровь. Только вот чья?

Но день тек как мед и ничего не происходило. Отработав утром в гастрономе, я пошел в школу. Там кое-как отсидел уроки и двинул на тренировку.

В секции был народ, но ничего, что предвещало бы беды, не наблюдалось.

Дубинин по-прежнему был хмур, но немного отошел после нашей последней встречи и даже разговаривал, подсказывая ребятам как правильно преодолевать ту или иную преграду.

— Рывок, Сибиряков! Рывок! Резче! Вот, правильно! А теперь подтянись! А ты, Мазуров, что висишь как сопля из носа? Ногу закидывай. Что значит, не можешь? Все ты можешь, я знаю. Растяжку забыл, что ли сделать? Тогда тяни ногу. Выше! Еще выше! Вот так!

Мы с парнями переоделись и принялись разминаться, попутно поглядывая на черную фигуру, стоящую в дальнем конце зала. Это был Кайрат Айдынович. Он наблюдал за всеми и делал иногда какие-то пометки в блокнотике. Увидев меня, он хищно ухмыльнулся, и его улыбка мне не понравилась.