А конная рать подошла только через три дня, когда на месте крепости остались лишь груды камня да трупы. А в небо вздымались черные столбы густого, смердящего дыма. Флотилия же, прихватив трофейные пушки и порох, но отдав конным пленников и пленниц (были в крепости, как оказалось, и женщины), двинулась в дальнейший путь.

Устье Днепра флотилия прошла без приключений, а вот мимо Джан-Кермена, как именовали татары Очаков, проходить решили ночью, благо луна была ущербная, и ночи были уже достаточно тёмными.

Ещё не ставший турецким, Джан-Кермен живописно раскинулся там, где воды Днепра и Южного Буга встречаются с волнами Черного моря. Место здесь было очень удобное, к тому же тут, кроме всего прочего, пролегал путь, по которому ногаи и татары переправляли через лиман свой скот. А что? Вода морская, плотная, держит хорошо. Переплыл себе на Кинбурнскую косу, а там тебе уже и пресная вода, и отдых.

Ханская крепость была выстроена ещё при Менгли Гирее на вершине высокого холма, у подножья которой постепенно и разросся шумный прибрежный город. Не смотря на буйных соседей, он рос и богател. В его гавани швартовались корабли со всего черноморского побережья. А на рынке можно было купить пшеницу, которую выращивали в плодородных степях немногочисленные пока что ногайцы-землепашцы и провозили сюда на продажу, кожу и льняное полотно, древесину и уголь, сушеную рыбу и рыбий клей, вина и соль, пряности и сушеные фрукты, оливковое масло и ладан, восточные фрукты и местные овощи, сафьян и пряжу, конскую сбрую и овечьи шкуры. Джан-Кермен был богатой добычей, но трогать его литвины не стали, дабы не висел гирями на ногах хабар, полученный в нём.

Тёмной ночью, ориентируясь больше на слух, чем на зрение, байдары и чайки проскочили мимо него и ушли в Чёрное море, чтобы спустя некоторое время свалиться нежданно-негаданно на головы только-только отошедших от русского погрома гезлёвцев.

Однако недаром Гезлёв был одним из двух главных портов Крыма. За прошедшие от русского налёта годы он успел полностью восстановиться, и литвинам в нём нашлось, что пограбить.

В очередной раз больше всех пострадали купцы-перекупщики живого товара. Скупая людей по минимальной цене, они обогащались, продавая их в Порту и её многочисленные провинции - от Балкан и Малой Азии до Северной Африки и даже в Персию. И вот в очередной раз они лишились всего, причём литвины, в отличие от русских и самих купцов прихватили, как хабар, понадеясь на выкуп.

Дашкевич, сидя в доме наместника, радостно потирал руки: поход удался на славу! Но, как известно, аппетит приходит во время еды. Вот и староста каневский и черкасский вдруг подумал, что одного города столь большому флоту было явно маловато. Нет, будь ситуация иной, он бы первым ратовал за возвращение, но так получилось, что полученные им сведения заставили всерьёз пересмотреть взгляды на цели похода.

Дело в том, что, собрав-таки большую армию, Сагиб-Гирей двинулся с нею к московским границам. Однако узнавший об этом Ислам-Гирей тут же воспользовался ситуацией и вновь поднял бунчук восстания, давить которое двинулись уже оставшиеся с ханом Саадетом воины. В результате все вооружённые силы ханства собрались возле Перекопа, оставив сам Крым буквально беззащитным перед вторгнувшимся врагом!

Ну и как тут не воспользоваться ситуацией!

Вот Дашкевич и решил ею воспользоваться.

Кто сказал, что слухи несутся впереди! Иногда они очень сильно запаздывают. Или им просто не придают нужного значения. Вот и в Инкермане никто не ожидал появления чужих кораблей прямо под стенами крепости.

Город был расположен в верховьях будущей Севастопольской бухты, у подножия окружающих ее возвышенностей. Здесь же в бухту впадала река Казыклы-Озен (в будущем получившая имя Черная), образуя обширную низменную равнину.

Именно тут, ещё во времена княжества Феодоро, был построена крепость Каламита, выполнявшая важную роль защиты феодоритского же порта Авлита, расположенного чуть дальше из-за того, что бухта в устье реки Черной была очень мелка. Из-за этого морские корабли и разгружались в Авлите, откуда товары на лодках или по суше вдоль берега и доставлялись в Каламиту, а из неё и далее, к Феодоро и Кыркору - двум крупнейшим городским центрам горного Крыма.

Над древним рвом поднялись стараниями феодоритских мастеров новые восьмиметровые стены с несколькими приземистыми башнями. В одной из них был устроен проезд, запиравшийся крепкими воротами. Однако это не спасло феодоритов. Летом 1475 года город и порт были захвачены османскими войсками, которые недолго думая объединили их в один город - Инкерман.

А поскольку порт и город уже были известны далеко за пределами Крыма как важный центр международной торговли, то османы не стали ничего ломать, а наоборот, значительно перестроили крепость и вооружили её пушками. Османский гарнизон Инкермана теперь состоял из девятнадцати человек: коменданта, его помощника, четырнадцати солдат, сторожа, пушкаря и гарнизонного имама.

В результате смена владельца местной торговле никак не повредила. По-прежнему десятки судов подходили на разгрузку-погрузку к причалам бывшего феодоритского порта. И всё также на каламитской верфи строились торговые корабли, правда, теперь уже для подданных крымского хана, но команды для них набирались исключительно из местных греков. Сами-то татары как-то не горели желанием сменить скрипучее седло на качающуюся палубу, хотя среди рыбаков они уже встречались и при том довольно часто.

Город же при османах был поделён на два: Верхний, где проживали исключительно мусульмане и Нижний, расположившийся в долине реки, где проживали и христиане, и часть мусульман.

И вот в эту идиллию с грацией носорога и ввалились чайки и байдары литовского флота. Гарнизон, живущий не в крепости, а в слободе, нападение откровенно проспал, и крепость без боя оказалась в руках литвинов. Всё её вооружение (а это шесть больших пушек, два орудия среднего калибра и тридцать малокалиберных, двадцать пять ружей и три десятка луков, а также восемь бочек пороха, тысяча ружейных пуль и пять тысяч стрел) досталось победителям. И это, не считая тридцати кирас, двух кольчуг и тысячи щитов.

Добычей стали и корабли, застывшие у причалов, и склады Инкермана, полные как местным, так и привозным товаром. А полторы тысячи жителей города, невзирая на их вероисповедание, подверглись грабежу и насилию.

Уходили чайки и байдары из Инкермана гружённые сверх всякого предела, да ещё и пару судов за собой утянув. Настолько богатой была добыча. Одних рабов освободили три тысячи. Однако за всё надо платить, и попадись им сейчас хоть одна галера, то увернуться от неё не смогло бы ни одно из судёнышек. Но своего военного флота у хана не было, а османские корабли большей частью ушли в метрополию, остатки же находились у Каффы и просто не успевали перехватить незваных гостей.

Вернувшиеся в Черкасск воины были встречены с триумфом. Им были рады все: и купцы, и тавернщики, и продажные женщины. Ещё бы, ведь их кошели были битком набиты монетами, которые они исправно спускали на развлечения, а походные баулы - товаром, который они распродавали по куда более низким ценам, чем торговцы.

А уж привезённые из татарщины и посаженные на землю работники и вовсе вызывали жгучую зависть у тех, кто не отважился пойти в этот раз в поход. Так что, судя по всему, на следующий год желающих поправить свои дела за счёт крымцев будет куда больше, чем в этом году.

Само же известие о походе всколыхнуло бурю не в одной столице. Приходил в ярость и грозился карами в Салачике крымский хан Саадет Гирей, рвал и метал в Стамбуле Сулейман, задумчиво чесали бороды бояре в Москве, не менее задумчиво чесали в затылках и паны-рады в Вильно, не зная, что им больше делать: то ли радоваться, то ли опасаться ответного похода. Сдержанно, в связи с новыми обстоятельствами, отнеслись к подобному успеху и в Вене, хотя Фердинанд и поздравил Сигизмунда с победой над исконным врагом.