А ведь они изначально рассчитывали, что хан Кулук окажется не менее честолюбивым, чем его предок - хан Мамук - который одно время владел казанским престолом. Но на деле оказалось, что Кулук не только честолюбив, но ещё и хитёр. Он не отказал казанским беям. Более того, он даже согласился возглавить священную войну, вот только главным препятствием на пути военного похода видел мятежных Тайбугидов, которые непременно воспользуются его уходом из столицы. Поняв, что уговорить хана на поход иначе не получится, казанские беи и мурзы, которым быстро осточертело жить в походных юртах, решительно выступили за совместный поход на Искер. Ибо промедление было смерти подобно.
От доверенных людей они постоянно получали информацию из земель бывшего ханства. Урусуты, видимо наученные самим иблисом, в первый же год принялись ставить по всем новоприобретённым землям укреплённые городки и перемешивать знать. Так, подавшихся под руку московского царя беков и мурз не казнили, и даже наоборот, обласкали и вместо отнятых владений, дали новые. В землях горной черемисы, подвинув тамошних старшин и князей за их верность казанскому хану. А вот луговая черемиса, наоборот, жила своим укладом, под рукой своих старшин и князей. И это превращало Горную сторону в тлеющий костёр, который, к сожалению, полыхнёт не только против урусутов, но и против казанских владетелей, столь бездумно взявших подачку из рук московского царя. Зато на головы казанским землепашцам сажали уже урусутских дворян, которые составляли основу войска, охранявшего казанские украйны. Вкупе с крепостями они могли стать для небольшой армии сибирского хана настоящей головной болью. Так что, если казанцы хотели вернуть себе Казань, выступать нужно было как можно скорее, пока новые хозяева не укрепились на завоёванных землях.
Конечно, кроме сибирского хана, большую надежду казанцы питали на хана крымского, но из-за тамошней замятни, Крыму было пока что не до Казани.
В общем, едва зазеленела в прогалинах молодая зелень, воины хана и казанских беглецов выступили в совместный поход. Шли неспеша вдоль берега реки по едва заметной тропе, соединяющей друг с другом сибирские селения. При входе в лес войско перестраивалось по двое, отчего их колонна растягивалась, а движение замедлялось ещё больше.
А ведь если в чём-то сибирцы и были непревзойдёнными, так это в искусстве разведки. Так что в ханском войске мало кто надеялся застать Тайбугидов врасплох. Как и мало кто удивился, когда в очередной чащобе они наткнулись на самострелы, прикрепленные к стволам деревьев, сразившие сразу нескольких передних воинов. Павших похоронили, а внимательность утроили, что, разумеется, тут же в очередной раз сказалось на скорости похода.
Хисар-мурза, шедший во главе своей полусотни, был в ярости от такой войны. Дикари, нацепившие халаты вельмож, вот кто эти сибирцы. Где полёт конницы, блеск сабель и сладость победы в поединке? Вместо честного боя удар из засады. Что ещё взять с тех, кто поклоняется духам. Ничего, вернём Казань и вернёмся сюда, дабы привести местных язычников под зелёное знамя пророка и власть единого хана. Пора, давно пора осколкам великой Орды соединиться вновь!
Наконец, лес кончился, и на речном крутояре взорам воинов предстали стены небольшого укрепленного валом поселения. Разглядывая его, Хисар-мурза поморщился, как от зубной боли. Ещё один местный "город", готовый защищаться. О, Аллах, они ведь и вправду верят, что смогут отбиться за этими жиденькими стенами.
Впрочем, оглядев "воинство" хана, он был вынужден признать, что шанс у жителей был. Если бы не казанцы и их оружие.
Но в начале сибирцы привычно закружили перед стенами карусель, посылая внутрь города сотни стрел, часть которых была с подожжённой паклей. Вот только весеннее солнышко ещё не просушило строений, сырых от стаявшего снега, так что загорались они с огромной неохотой, отчего местные успевали затушить пламя ещё до того, как оно разгоралось в огромный пожар. И стреляли в ответ не менее метко.
В результате подобной войны потери несли обе стороны, но городок продолжал держаться. И тогда Хисар-мурзе это надоело. Он велел принести из обоза две небольшие пушки, прихваченные им ещё из русского каравана, утопленного на Волге, и установить их напротив городских ворот. Пушкарь-армянин привычно принялся наводить орудия, а потом поочерёдно выстрелил из обоих и тут же велел своим подручным перезаряжать пушки.
От грома выстрелов, казалось, вздрогнул сам лес и дико заржали кони сибирских всадников, зато в толстых плахах ворот появились круглые отверстия. Да, пушечки были не чета султанским стенобоям, но для данной местности они были вполне на уровне. Уже на третьем выстреле ворота были сорваны, и всадники с диким улюлюканьем ворвались внутрь городища.
- Иблисовы игрушки, - проговорил хан Кулук, подъехав к позиции пушкарей.
Нет, он не был дикарём и прекрасно знал о пороховом оружии. Но отношение у него к нему было именно таким. Ведь настоящего батыра готовят с детства, а тут, получается, простой "чёрный" ясачник может взять в руки стреляющую палку и убить любого воина. При этом далеко не каждый самострел способен пробить хорошую броню, а вот ядро не остановит никакой доспех.
Увы, но подобные мысли царили не только в голове сибирского хана. Персы под Чалдыраном или мамлюки в Египте проиграли по той же причине: их просто вынесли османские пушки.
Хисар-мурза, зная про подобные взгляды хана, только усмехнулся в ответ, благоразумно отвернувшись, и принялся торопить пушкарей.
Тайбугиды решились на битву прямо под стенами своей столицы. Войск у них было больше, чем у хана, но сводный отряд казанских рыцарей перевешивал всё численное превосходство противника. Правда, чтобы не спугнуть врага, их до времени спрятали в лесной глуши, так что воины Тайбугидов видели перед собой лишь привычного врага, да ещё и малочисленного.
И каково же было их изумление, когда ханские богатуры с воплями ринулись на них, словно не считаясь с действительностью. Правда, не доскакав до их неровных рядов каких-то нескольких шагов, они всё же не решились на стычку, а ушли в сторону, осыпая всех стрелами. И тогда взревевшие от возмущения воины тайбугидов, не слушая вопли своих беков и мурз, более искушённых в битвах, ринулись на врага, который, словно и ожидая этого, немедленно ударился в бега. Чем ещё больше раззадорил тайбугидских воинов. В результате их конные сотни быстро оторвались от собственных пешцев, но догнать ханских богатуров им было не судьба, потому что им во фланг ударил копейным боем строй закованных в броню латников. Казанцы просто снесли легких всадников мятежных мурз, и на их расстроенные ряды тут же навалились развернувшиеся воины хана. Замелькали сабли, высекая искры и пробивая старинные доспехи, потекла на сочную от молодой зелени луговину горячая алая кровь...
Конница тайбугидов под таким напором продержалась недолго и порскнула в разные стороны, уходя от смерти. Пешцы, увидев столь бесславное бегство своих багатуров, тут же кинулись в сторону города, ворота которого были беззаботно открыты и это стало концом Искера. На плечах бегущих пешцев шейбаниды и казанцы ворвались в мятежную столицу, устроив в ней страшный погром.
Всё оставшееся лето армия хана потратила на то, чтобы найти и вырезать всех тайбугидов и привести к покорности отколовшихся от шейбанидов местных ханов, беков и мурз. Причём ни о какой былой вольности местным владетелям теперь мечтать не приходилось. Пользуясь случаем, хан вырезал целые рода, ставя во главе "черных" людишек своих наместников. Ведь хан Кулук, как уже говорилось, не был лесным дикарём, оторваным от мира и политики. Он прекрасно видел, что творится вокруг, и, как и любой правитель, тоже мечтал о сильной собственной власти, кторой мешали "непокорные" владыки улусов. И, как и всегда, централизация строилась на крови подданных, поддержавших своих старшин. Зато к следующей весне Сибирское ханство вновь было едино и куда более крепко, чем ещё год назад. А армия хана, одевшись в доспехи поверженых мятежников и усиленная бронированной конницей казанцев, была сильна как никогда.
