— В чем дело, Жас? — насмехается этот засранец. — Ты потеряла ход мыслей?
— Отъебись.
Я задыхаюсь и откидываю голову назад, когда он ныряет под материал, скользя пальцем по моей влажной коже. Я рада, что сегодня утром он взял Range Rover, так что мы находимся достаточно высоко от земли, чтобы прохожие не могли увидеть, чем мы занимаемся, если только они не подойдут прямо к окну, потому что я действительно не хочу, чтобы он останавливался. Язык Кингстона проводит линию вниз по моему затылку, в то время как он вводит в меня два длинных пальца одним движением. Я так неловко мокрая, что не чувствую никакого сопротивления.
— Ммм… Я бы предпочел трахнуть тебя. Но сейчас мне придется довольствоваться этим.
Он отстраняется, изучая мое лицо, пока вводит и выводит пальцы, тщательно изучая каждую мою черту. Я уверена, что мои глаза такие же дикие, как и его, и я чувствую румянец на своих щеках. Взгляд Кингстона опускается к моему рту, и я закусываю нижнюю губу, стараясь не издавать никаких звуков. Это требует значительных усилий, потому что этот парень так же талантлив в обращении с руками, как и с другими частями тела.
Подушечка его большого пальца рисует ленивые круги по моему клитору, приближая меня все ближе и ближе к краю. Я извиваюсь, когда он загибает пальцы внутри меня, вызывая мать всех оргазмов. Он наступает так внезапно, что я резко вдыхаю от неожиданности и подхватываю волну. Кингстон убирает руку из-под моей юбки, как только все заканчивается, и начинает облизывать свои пальцы. Это совершенно непристойно и очевидно почему он это делает, но я слишком блаженствую в своем послеоргазменном тумане, чтобы обратить на это внимание.
Он оскаливается в злобной ухмылке.
— Ты так и не ответила на мой вопрос.
— Да… ну… — я жестом показываю на свои колени, где мои трусики все еще не на месте. — Ты отвлек меня.
— Не собираюсь извиняться. — Господи, может ли он быть еще более самодовольным?
Я смотрю в окно и вижу, что на парковке совсем нет людей. Когда мой взгляд переходит на часы на его приборной панели, я ругаюсь.
— Черт. Мы опаздываем на первый урок.
— Оно того стоило.
— Агаа. — Я добавляю букву А в конце.
— Ну что? Ты собираешься ответить на этот чертов вопрос?
Я одариваю Кингстона ленивой улыбкой.
— Я не хочу говорить тебе, потому что тогда ты начнешь свое «Должен быть первым — и единственным, если мне есть что сказать по этому поводу — покорителем».
— Это все, что мне нужно, детка, — он хватает меня за шею и крепко целует в губы. Я чувствую слабый привкус своего возбуждения на его губах. — И ты можешь поставить на кон свою сладкую, нетронутую задницу, что так будет недолго.
— Такой самоуверенный, — я закатываю глаза, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.
Полные губы Кингстона изгибаются.
— На это есть причина.
Да. Да, есть.
Но я не даю ему удовольствия произнести это вслух. Кингстон Дэвенпорт меньше всего нуждается в том, чтобы кто-то подпитывал его огромное эго. Вместо этого я высовываю язык и добавляю средний палец для пущей убедительности, но это только смешит придурка.
Мои глаза сужаются.
— Тебе повезло, что ты мне нравишься.
— О, нравлюсь, да?
Я держу большой и указательный пальцы на расстоянии полудюйма друг от друга.
— Совсем чуть-чуть.
Его большое тело перелезает через центральную консоль и приземляется на заднее сиденье.
Я поворачиваюсь в своем сиденье.
— Что ты делаешь?
Кингстон протягивает руку и расстегивает мой ремень безопасности.
— Не делай вид, что удивлена, Жас. Это ты бросила перчатку.
— И что ты собираешься с этим делать? — уверена, что мой тон не мог быть более нахальным.
— Я собираюсь напомнить тебе, что я нравлюсь тебе гораздо больше, чем — немного”. Он протягивает руку. — А теперь тащи свою задницу обратно.
Если бы кто-нибудь спросил, я бы отрицала это до посинения, но я уверена, что никто и никогда не запрыгивал на заднее сиденье быстрее.
***
— Эйнсли говорила что-нибудь обо мне в последнее время?
Я улыбаюсь Риду.
— Она много чего говорит о тебе.
Пока мы идем по оживленному коридору, я краем глаза вижу, как он испепеляет меня взглядом.
— Например, что конкретно? Говорила ли она что-нибудь о… потому что кажется, что, возможно, ты знаешь…
Я опираюсь ногой о шкафчик, который находится рядом с моим последним уроком в этот день. Я учусь в одном классе с Эйнсли, так что с его стороны довольно нагло спрашивать меня об этом прямо сейчас. Она должна быть здесь с минуты на минуту. — Знаешь о чем?
— Обо мне. О том, как быть со мной.
Я вздыхаю.
— Слушай, Рид. Я не собираюсь нарушать девчачий кодекс, но давай просто скажем, что Эйнсли — счастливая девушка. Ты делаешь ее очень счастливой во всех отношениях. Если ты хочешь узнать что-то еще, спроси у нее.
Рид выглядит неуверенно.
— Ты искренне это говоришь? Она не сбита с толку?
— С чего бы ей быть сбитой с толку? Потому что тебе показалось, что у нее отличная задница? Любой, у кого есть глаза, может это увидеть.
Его зеленые глаза расширяются. Боже, как мне нравится с ним возиться.
— Ты действительно знаешь.
— Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь, приятель, — я снисходительно похлопываю его по щеке.
Он проводит рукой по лицу.
— Господи, теперь я понимаю, почему Кингстон так расстроен все это чертово время.
— Да, — я пожимаю плечами. — Он может вести себя так, будто ненавидит это, но мы с тобой оба знаем, что это не так.
Его губы подергиваются.
— Трогательно.
— Привет, ребята.
Кстати, о женщине этого часа…
Лицо Рида светлеет, когда его взгляд находит мою лучшую подругу.
— Привет, — он обхватывает ее челюсть обеими руками и целует прямо в губы.
Мои брови приподнимаются.
— Итак, ты делаешь это прямо сейчас, да?
— Думаю, да, — Эйнсли все еще смотрит на Рида сияющими глазами, когда отвечает мне. — Зачем это было?
— Скучал по тебе, — шепчет он ей в губы.
Она ненадолго закрывает глаза и мягко улыбается.
— Я тоже по тебе скучала.
Эйнсли и Рид довольно спокойно относятся к тому, что они вместе во время учебы. Они сказали, что не хотят иметь дело с язвительностью злобных девчонок, пока их отношения так новы, но я думаю, что это больше не проблема.
— Ой, вы двое такие милые, что мне хочется блевать.
Эйнсли отталкивает меня, когда она украдкой целует меня еще раз.
— Тебе нужно тащить задницу, если ты хочешь успеть на математику. Встретимся у машины после уроков.
— Развлекайся, — Рид незаметно похлопывает ее по попе, прежде чем уйти.
— Почему ты краснеешь, Эйнс?
— Заткнись, — она закатывает глаза и прислоняется к стене.
У нас еще есть несколько минут до начала занятий, и мы воспользовались этим, чтобы продолжить разговор.
— О чем вы с Ридом говорили до того, как я пришла?
— О тебе.
— Что насчет меня?
— Он все еще сомневается, что ты не в порядке с его… — я понижаю голос, прежде чем добавить: — заскоками
Она отстраняется, ее тонкие брови удивленно поднимаются.
— Рид так сказал?
— Вроде того. Настолько, насколько он мог, не раскрывая, что это за штука у него. Он подозревает, что я знаю, но я ничего не подтвердила.
Эйнсли ухмыляется.
— Ну, если честно, ты не очень-то деликатна в этом вопросе.
Я пожимаю плечами.
— Я уважаю тот факт, что Рид хочет быть незаметным, но ты прекрасно знаешь, что ребята знают. И я ненавижу говорить об этом, но, скорее всего, большинство девушек, с которыми он был, тоже знают, так что это не похоже на тайну, которую нужно унести с собой в могилу. Ему нечего стыдиться, но я не думаю, что он сам в это верит.
— Мне кажется, я знаю причину этого, — она тяжело вздыхает. — Его родители очень консервативны. Осуждающие засранцы, на самом деле. Рид вырос, слушая их проповеди о христианских ценностях, на которые они любят опираться, чтобы оправдать свой фанатизм. На самом деле, их поведение очень антихристианское. Он не верит в их бредни — особенно после того, что они сделали с его сестрой, — но я думаю, что он все еще борется со многими глубоко укоренившимися вещами в своей голове.