Дверь в палату открывается. На пороге стоит медсестра и мужчина в костюме врача:

- Что вы тут делаете? – громогласно спрашивает он. – Выйдете из палаты! Немедленно!

- Вообще-то я ее муж! – огрызается Глеб.

- Вообще-то сюда нельзя никому! Пройдите в коридор! – и продолжает, глядя на медсестру, - Юля! Как вы могли пустить посторонних! Почему вы оставили больную одну? Где Антонина Павловна?

Юля молча хлопает глазками.

- Отдыхай, любимая. Артемьев близко к тебе больше не подойдет. Я все улажу. Держите меня в курсе, доктор, – и добавляет громким голосом в дверях, – ради своей любимой жены я готов на все.

- Подлец, – одними губами бормочет врач, когда дверь за мужем закрывается, - Извините, Марина. Они не должны были сюда входить… Вообще у нас днем полный этаж медперсонала, не понимаю, как это произошло.

Он кидает быстрый взгляд на медсестру.

- Но разберусь! И, знаете… - он берет меня за руку и слушает пульс, - я бы не стал ему доверять.

- Вот как, - мои губы искривляются, и я сдерживаю слезы, - а кому бы вы доверились? Артемьеву?

Долю секунды я смотрю на его ладонь Давида Рогальского. Что ж! Сын за отца не в ответе. Посмотрим, что ему надо.

Отвечаю на крепкое рукопожатие.

- Я хотел бы поговорить с вами, Алексей. Вы не против?

- Нет, Давид… - бросаю взгляд на его седины, - Григорьевич.

- Можно просто Давид. Я хотел узнать: как Марина?

Напрягаюсь. Старший Рогальский говорит очень спокойно, вежливо, но все равно ситуация щекотливая. И меньше всего на свете хочу, чтобы его сын знал, где сейчас Марина.

- Я понимаю ваше беспокойство, - вздыхает он. – Могу говорить откровенно?

Киваю. Кажется, разговор обещает быть интересным.

- Я не говорил никому о встрече с вами. И надеюсь, что этот разговор останется между нами. Во всяком случае какое-то время.

Молча киваю.

- Так как дела у Марины? Без изменений? Не удивляетесь, что я в курсе – у меня в этом городе много глаз и ушей. Я знаю, что произошло. В общих чертах.

- К сожалению, без изменений. Вы не довольны выбором больницы?

- Что вы! Я знаю Марка Антоновича не понаслышке. Тут хорошие специалисты. Марина в надежных руках. Скажите, Алексей, у вас есть в планах расторгнуть контракт с нашим заводом?

Мои брови взлетают вверх. Его так волнуют деньги? Ну и гнилая семейка.

Видимо все это отражает на моем лице, потому как Давид быстро себя поправляет:

- Я скверно выразился. Под ваш заказ были открыты новые рабочие места. Я хочу избежать увольнений. Я больше не руковожу всем, но мой голос решающий.

- Я понял! – останавливаю его, – Бизнес - это бизнес. Других людей это не касается. Я не собираюсь отзывать контракт. Мне это тоже не выгодно. Хоть и неприятно работать с…

Замолкаю. Передо мной его отец. И кажется, он порядочный человек.

- С подлецом! С мерзавцем! Продолжайте! Не стесняйтесь в высказывания, молодой человек! – вдруг прорывает моего собеседника.

Весь спокойный тон моментально исчезает, и я вижу, как гримаса злости отражается на красивом лице Давида.

Я невольно удивляюсь.

- Я вырастил подлеца! - продолжает он. – За свою жизнь я сделал много важных проектов, но завалил самый главный! Не смог вырастить из этого мальчишки достойного мужчину!

Давид Григорьевич поднимает отрешенный взгляд, и говорит, словно сквозь меня:

- Мы познакомились с его матерью, когда Глебу было почти тринадцать. Злой, ехидный, изворотливый – таким он достался мне. Я думал, это из-за того, что он рос без отца. Я любил его. Воспитывал. Старался не замечать его дрянные поступки и объяснять почему так нельзя. Изольда твердила, что он изменится, когда вырастит. Но становилось только хуже. Всю жизнь надеялся, что Глеб поймет, что значит быть мужчиной. А оказалось, что он научился только врать и сорить деньгами.

Я молчу в замешательстве. Вижу, что каждое слово дается Давиду Григорьевичу с трудом и болью. Его правая рука попеременно то сжимается в кулак, то невольно теребит ворот рубашки. В левой он по-прежнему держит папку.

«Хорошо, что мы в тени, - проскальзывает мысль, – как бы его еще сердечный приступ не хватил. Все-таки не мальчик»

Словно прочитав мои мысли, Давид лезет во внутренний карман пиджака и достает оттуда блистер с таблетками. Быстро отправляет одну под язык.

- Прошу прощения, Алексей! Нервы.

Сочувственно киваю.

- Да будет вам известно, что я пригрозил ему, когда он начал отношения с Мариной. Я, когда увидел эту девочку, такую чистую, такую хорошую, такую светлую… и умную! Да-да! не удивляетесь, Алексей! Я хорошо разбираюсь в людях. То, что Марина учительница начальной школы, не значит, что она не справилась бы с чем-то большем! Я хотел ей предложить начать свое дело – основать школу, или вообще попробовать себя в чем-то новом. Жена постоянно спорила со мной, мол главное для Марины - это родить внуков. А знаете, я так рад, что у них нет детей! Особенно в свете всех вот этих событий.

При упоминании о детях невольно вздрагиваю.

Давид Маркович переводит дух и протягивает мне папку.

- Тут документы. На квартиру. Она полностью принадлежит Марине в случае развода. Я думаю это придаст ей сил, когда она придет в себя, чтобы не бояться сделать правильный шаг.

Мои брови приподнимаются в удивлении.

- Понимаете, – продолжает Давид Григорьевич, свой долгий рассказ, - это я предложил купить молодым квартиру. Глеб рассказал, что Марина не хочет быть нахлебницей. Она продала свою долю в квартире, чтобы вложиться в совместное жилье. Тогда я предложил Глебу открыть счет на имя жены и положить туда эти деньги под процент. Но он все тянул. Деньги были у меня в офисе, и я сам вложил Маринины финансы в ценные бумаги. Глебу же сказал, что забрал деньги в счет квартиры.

Старший Рогальский вздыхает, словно ему крайне неприятно продолжать этот разговор со мной, но все еще не останавливается:

- Сделкой о покупке и оформлении квартиры занимался мой нотариус. А перед свадьбой, нотариус пишет мне, что Глеб оформляет квартиру только на себя. Я был взбешен! Попросил сказать моему пасынку, что все будет сделано, как он хочет. А сам забрал документы и приехал к Марине за подписью. Тут, - он протягивает мне папку, - документы на квартиру и выписка со счета. Деньги принесли хороший процент. Марина может очень уверенно стоять на ногах в будущем.

Кажется, за весь этот долгий разговор Давид впервые смотрит мне в глаза долгим взглядом:

- И я хочу сказать, вам, Алексей, Марина очень хорошая женщина. И если вы ее обидите…

- Я уже это сделал! - отвечаю со всей горечью, - не сумел ее защитить, и когда она придет в себя, не факт, что она захочет меня простить! Может она решит вернуться к Глебу…

- Что вы! Марина не глупая женщина! Главное, рассказать ей правду!

- Правду? – переспрашиваю я.

Мой телефон начинает пиликать в самый неподходящий момент. Ромка.

Я поднимаю глаза на Давида Григорьевича. Он кивает мне.

- Слушаю, Ром!

- Инфа от айтишников. Им удалось проследить путь, откуда пришёл запрос на внесение Иры в список гостей. Ты сидишь?

- Ром, не томи!

Выхожу из тени деревьев и бросаю взгляд на вход в клинику.

- Адрес: Изюмская, семьдесят три.

- Отлично, надо проверить, что там по этому адресу. Хотя вроде что-то знакомое.

- Конечно знакомое. И не надо нечего проверять. Ты там был. И не однократно.

Слышу за спиной мягкие шаги. Давид подходит по ближе.

- Это офис Глеба Рогальского! И теперь у нас есть доказательства!

- Вот…! - только наличие рядом отца этого гаденыша не позволяет мне сказать, все, что я думаю.

Давид кидает на меня взгляд:

- Думаю, вы сейчас узнали то же, что стало известно мне. Я не успел рассказать первым…

Дверь клиники распахивается, и мы оба удивленно смотрим, как на ступеньки выходят мать Глеба, и он сам, собственной персоной!