Я не знаю сколько времени стою под струями воды, пытаясь успокоить дыхание. Мысли ведут безумный хоровод. Что это было с ним? Со мной? Что произошло с нами? Ведь мы оба почувствовали, как искры залетали в этом маленьком пространстве. Ну и как мне себя вести с ним, когда я выйду из душа? И самый главный вопрос, на который должна ответить себе сама: я рада, что он ушёл или…

А что, если он ждет меня в своей комнате за дверью? Очень надеюсь, что его там сейчас не окажется. Наверное, самое лучшее делать вид, что нечего не произошло. Сейчас надо быстро выйти и проскочить в соседнюю комнату, где лежат мои вещи.

Распахиваю дверь ванны и нахожу свою пижаму с халатом на полу у входа. В комнате никого нет. Спасибо Алексею большое за это!

Переодеваюсь и невольно начинаю осматривать его комнату. Обычная мужская спальня. Небольшой рабочий стол с открытым ноутбуком. Рядом фото. Подхожу ближе. Вася, Алексей и Елизавета Ивановна – мама Алексея и Васина бабушка – сфотографированы где-то на юге.

Трогаю рукой мокрые волосы. Наверняка в этом доме есть фен. За дверью слышны шаги. Видимо Алексей вернулся.

- Алексей, - громко спрашиваю, открывая дверь. – а у тебя есть фен? Я хотела…

И сталкиваюсь в дверях с его матерью.

- … волосы посушить… - заканчиваю я, глядя в изумленные глаза женщины.

- Марина Игоревна?! – восклицает она.

- Елизавета Ивановна, - говорю тихим упавшим голосом.

Боже, как стыдно! Я в халате на пороге спальни ее сына! Что она подумает…

- Здрасьте, Марина Игоревна! – этот звонкий голос добивает меня.

- Здравствуй, Вася! - выдавливаю из себя.

Провалиться! Прям сейчас! Прям тут! Ну пожалуйста! Сердечный приступ! Конец света! Ну хоть что-нибудь, пусть случиться прямо сейчас!

Но нечего не происходит. Елизавета Ивановна просто удивлённо смотрит на меня, а Вася с каким-то, как мне кажется, злорадным удивлением произносит:

- А что вы тут делаете? У папы в комнате?

Нет, я просто не выдержу это! Я хочу умереть со стыда!

- Ты же слышал, Вася, - спокойно говорит Елизавета Ивановна. – Марине Игоревне нужен фен. Иди, сбегай к Людмиле, спроси про ужин. Поищи отца, он возможно в кабинете или у Семена в сторожке. – переводит взгляд на меня. – У меня есть фен, Марина Игоревна. Пойдемте ко мне. Я вам его дам.

Вася с быстрым топотом летит вниз. А я медленными шагами иду за его бабушкой. Кажется, меня ждет крайне неприятный разговор.

- Держите, – протягивает она мне фен, когда мы заходим в ее комнату. – Где-то у Людмилы была еще плойка. Вам она нужна?

- Что? – верчу я фен в своих руках, - а, нет, спасибо.

Я должна что-то сказать, должна что-то объяснить. Но мне стыдно посмотреть ей в глаза. Учительница ее внука в комнате ее сына практически без одежды – потрясающая ситуация. Пауза затягивается. Елизавета Иванова садиться в кресло, а я стою перед ней.

- Как вы, Марина Игоревна? - начинает она мягко, - у вас все в порядке? Присядете?

Поднимаю на нее удивленный взгляд. Это совсем не то, что я рассчитывала услышать.

- Я бы предложила вам чашечку чая, - она изящным жестом показывает на чайничек на кофейном столике. –Но скоро у нас время ужина, а перебивать аппетит не очень хорошо. Вы же останетесь на ужин?

- Что? Ах, да. Да. – неуверенно говорю я и продолжаю вертеть в руках фен.

- Садитесь, Марина Игоревна.

Опускаюсь на краешек, запахиваясь еще больше в халат.

- Вы не ответили на мой вопрос, - тихо и вкрадчиво повторяет Елизавета Ивановна, – у вас все в порядке?

Я вздыхаю и не знаю, что ответить.

- Марина, - позвольте, я буду вас звать так, под крышей дома моего сына? Марина, я вас хорошо узнала за все это время, а еще я хорошо разбираюсь в людях. Я знаю вас. Я знаю моего сына. И то, что вы сейчас в таком виде здесь, может говорить только об одном – у вас что-то стряслось. Я конечно уже стара женщина, отставшая от жизни, – легкая и слегка лукавая улыбка касается ее губ, - но возможно вам просто надо поговорить и станет легче.

Она наклоняется ко мне и ее ладонь накрывает мои руки, сжимающие этот треклятый фен. Ее пальцы такие теплые, покрытые сеточкой морщин, но все равно такие изящные. Я смотрю на ее руки и чувствую, как ком слез подбирается к глазам. Старые, теплые женские руки. Руки мамы. Руки, которые некогда меня уже не обнимут и не прижмут к себе.

И я начинаю говорить. Сначала сбивчиво, потом все быстрее и быстрее. У моих глаз оказывается платок, и спустя минуту, я уже некрасиво шмыгаю носом. Через какое-то время уже громко сморкаюсь в салфетку и все говорю, говорю. Не замечаю в какой момент вообще оказываюсь на груди Елизаветы Ивановны, и она гладит меня, чтобы успокоить.

- Как-как? - переспрашивает она меня и хохочет, - клейстером?!

И я хохочу вместе с ней, пересказывая в красках всю историю. Из меня потоком льются слова про мужа, квартиру, подписанные документы; Ленку, наше детство, как остались с ней вдвоем; про угрозы от мужа и его выходку с карточками. Про все, кроме малыша. Эту тайну я еще не готова открыть никому.

Наконец я чувствую, что поток моих слов прекращается и я умолкаю.

- Девочка моя, - шепчет Елизавета Ивановна, - как хорошо, что ты вовремя поняла, с каким чудовищем жила и как хорошо, что вас больше нечего не связывает!

Я невольно касаюсь рукой пока еще плоского живота и кажется этот жест не ускользает от ее внимательного взгляда.

- Итак, - она забрасывает ногу на ногу, - Я очень рада, что ты здесь! Как хорошо, что ты согласилась принять помощь Алеши. – вдруг ее глаза делаются колючими. – Такие вещи прощать нельзя! Я как женщина тебя понимаю. Ты не хочешь их проучить?

- Уже второй человек из вашей семьи спрашивает меня о мести, - смеюсь я, - а вы выходит страшные люди!

- Нет, - совершенно серьёзно отвечает Елизавета Ивановна. – Мы добрые люди. Но добро, как известно, должно быть с кулаками. Хм… Помню по молодости загулял у моей подруги муж, так мы ему во все нательное белье перца насыпали и прогладили утюгом хорошенечко, он, ходил, чесался, плакал, а мы сказали, что бывшая его «наградила» чем-то. Ну тогда другое время было, разводы тяжело шли. Сейчас в ваше время полегче.

- Да, - соглашаюсь я. – Очень хочется появиться завтра на пороге этого ресторана во всей красе и утереть им носы. Алексей заодно предложил поднос об голову мужа разбить.

- Поднос - это хорошо, - смеется Елизавета Ивановна, - но он может увернуться. А тебе вот что могу предложить, - заговорщицки подмигивает мне женщина и открывает ящик комода, - есть у меня капельки рецептурные, в моем возрасте иногда приходиться по две-три принимать, но, если добавить мужу около десяти капель в еду в ресторане, он будет летать до туалета и обратно, быстрее ветра. Держи!

Она протягивает мне пузырек.

- Спасибо, вам, Елизавета Ивановна, но у меня уже есть пара мыслей! – отвечаю, вертя в руках лекарство.

- Расскажешь? – наклоняется она ко мне.

Спасибо за вашу поддержку. Продолжение уже завтра

Я давно отвык от больших шумных вечеров. Нет, Васька, конечно у нас любит зажигать, но сегодня все было как-то иначе. По-семейному что ли.

Совершенно не ожидал, что мать с сыном сегодня приедут, не успел предупредить, что Марина у меня дома. Хотя до последнего не знал, согласиться она снова остаться у меня или уже нет. Дал я маху конечно сегодня! Может Ромка и прав, надо было не только работой заниматься, а хоть иногда и выбираться куда-то поболтать с девушками. Когда я последний раз не по работе общался с женщинами? Три, пять, семь лет назад… Не помню.

Да и не до того было. Сын маленький на руках. Врачи. Кто поднимет если ни я? Пахал днями и ночами. Как с ума не сошел, не знаю. Вру – все я знаю. Вот он - сын - сидит и болтает без умолку. А тогда сказали, что никогда не заговорит. Это был мой главный стимул на года. Хорошо мать всегда была рядом. И нечего! Подняли! Бегает, прыгает, учится!