Начался разговор. Едва Крузенштерн произнес первую фразу, как переводчик толкнул его легонько в спину, давая понять, что, разговаривая с такими важными лицами, нужно кланяться. Но Крузенштерн продолжал говорить, стоя совершенно прямо. Японские офицеры слушали его с каменными, ничего не выражавшими лицами.

Он рассказал о цели своего приезда в Нагасаки и о желании русского правительства заключить с Японией торговый договор. Узнав, что Резанов — посол, японцы, сидевшие на диване, слегка поклонились ему не вставая.

Крузенштерн спросил, когда Резанову можно будет ехать в столицу Японии для переговоров, когда команде «Надежды» разрешат сойти на берег и как поступить с японцами, привезенными из России. Но вместо ответа японские офицеры стали задавать ему вопросы о путешествии, совершенном «Надеждой». Они показали при этом довольно обширные познания в географии: им было, например, известно, что Тенериф — один из островов Канарского архипелага и что Дестеро находится в Бразилии.

— Как вы шли из Камчатки в Нагасаки: вдоль восточного берега нашей страны или вдоль западного? — спросил один из офицеров.

— Вдоль восточного, — ответил Крузенштерн.

Японцы, казалось, были довольны: они разрешали голландцам подъезжать к Нагасаки только с востока, а западное побережье Японии тщательно скрывали от европейцев. Но от ответов на вопросы Крузенштерна они уклонились, сказав, что вечером доложат обо всем нагасакскому губернатору и губернатор все решит. Они просили русских без позволения губернатора не съезжать на берег и не посещать других судов, стоящих в гавани. А о поездке Резанова в столицу говорить еще рано, потому что это может решить только сам император.

Моряки, находившиеся в это время на палубе, с интересом разглядывали лодку, в которой приехали гости. В лодке, привязанной канатами к кораблю, под навесом были люди, одетые в европейские мундиры. Сквозь щели навеса моряки «Надежды» рассмотрели их.

Через полчаса на палубу из кают-компании вышел японский переводчик и, подойдя к борту, громко крикнул людям в лодке по-голландски:

— Господа, вам разрешается взойти на корабль!

Разрешение был дано не Крузенштерном, а японскими офицерами, которые распоряжались теперь на «Надежде», как на собственном корабле.

Из лодки по трапу поднялись на палубу четыре важных голландца. Они приехали в гости вместе с японцами, но должны были из почтения к японским офицерам полчаса просидеть в лодке. Спустившись в кают-компанию, они даже не взглянули на Крузенштерна и Резанова, а остановились прямо против японцев, сидевших на диване.

Голландцы поклонились дивану, опустив лысые головы ниже колен и коснувшись руками пола. Только тогда обернулись они к русским, пожали им руки и представились. Это были: директор голландской фактории в Нагасаки Дуф, его секретарь, два капитана стоявших в гавани голландских кораблей и важный голландский чиновник барон Пабст. Крузенштерн предложил им сесть. Голландцы опасливо взглянули на японских офицеров, потоптались и наконец, набравшись храбрости, решились усесться на стульях.

Директор Дуф говорил по-английски. Крузенштерн очень обрадовался этому: он может поговорить с ним о чем захочет, а японцы их не поймут.

— Отчего вы так унижаетесь перед японцами? — спросил Крузенштерн.

— А как же иначе? — сказал Дуф. — Хочешь торговать с японцами, так подчиняйся их правилам и терпи. Если из вашего посольства выйдет какой-нибудь толк, вы будете унижаться не меньше нас. Впрочем, не думаю, чтобы господина Резанова пустили в столицу Японии. Вероятнее всего, вас выпроводят отсюда ни с чем, как выпроводили англичан, приходивших в Нагасаки лет пять назад…

Крузенштерн не особенно доверчиво слушал пророчество Дуфа: было ясно, что голландцы не хотят допустить русских конкурировать с ними в Японии. Ему казалось, что Дуф просто пугает его, и он заговорил с голландскими капитанами. Разговор скоро наладился: капитанам было интересно поговорить с таким опытным моряком, как Крузенштерн. Они охотно рассказывали ему о своих плаваниях вокруг Африки, по Индийскому океану, среди островов Индонезии. Но, как только Крузенштерн заводил разговор о Японии, где они бывали много раз, капитаны начинали путаться, сбиваться, отвечать невпопад. Они упорно скрывали свои знания от иностранцев.

Наконец гости собрались уезжать. Японские офицеры поднялись всё с теми же каменными и надменными лицами. Они объявили, что завтра «Надежду» посетят секретари губернатора и начальник города. Крузенштерн очень обрадовался этому известию: он надеялся, что важные особы, собирающиеся посетить корабль, привезут с собой разрешение морякам съезжать на берег и сообщат наконец что-нибудь о предполагаемой поездке русского посла в город Иеддо, столицу Японии, [66] к японскому императору. На прощание офицеры заявили, что секретари губернатора отберут у команды «Надежды» все ружья и весь порох.

— Наше правительство не желает, чтобы в Нагасакской гавани находились вооруженные иностранцы, — сказал офицер. — Когда вы будете уезжать отсюда, мы вам вернем и ваши ружья, и ваш порох.

Крузенштерн сильно встревожился и спросил директора Дуфа:

— Скажите, директор, голландские корабли, приходя в Нагасаки, тоже отдают весь свой порох японцам?

— Конечно, — ответил голландец. — Мы отдаем не только порох, но даже шпаги. Иначе нас ни за что бы сюда не пустили.

И лодка отошла, увозя гостей.

На другой день, в четыре часа, к кораблю подошло несколько лодок, груженных рыбой, пшеном и живыми гусями. Крузенштерн подумал, что провизия эта привезена на продажу, и стал знаками справляться о цене. Но японец-переводчик, находившийся в одной из лодок, объяснил ему, что рыба, крупа и гуси присланы нагасакским губернатором в подарок русским морякам и денег за них платить не нужно. Все на корабле очень обрадовались такому подарку, потому что давно уже не ели свежих продуктов.

Через час приехали новые гости в небольшой барке, [67] разукрашенной цветными флажками. Барку эту тащили на буксире четыре лодки. Гости — секретари губернатора и начальник города — взошли на палубу в сопровождении многочисленной свиты, среди которой было несколько музыкантов, беспрерывно бивших в литавры. Крузенштерн повел гостей в кают-компанию. Они держали себя совершенно так же, как приезжавшие вчера офицеры, — начальники сели на диван и закурили, а подчиненные остались стоять. Среди подчиненных было несколько переводчиков, и минут через десять Крузенштерну удалось начать разговор.

Прежде всего он, конечно, спросил, когда русскому послу будет разрешено ехать в Иеддо. Но японцы заявили, что на этот вопрос может ответить только правительство и им самим ничего не известно.

— Губернатор еще вчера послал в Иеддо курьера с сообщением о вашем прибытии, — сказали они.

Крузенштерн спросил, далеко ли от Нагасаки до Иеддо и сколько времени потребуется курьеру, чтобы съездить туда и обратно, но ответ получил явно преувеличенный и неопределенный:

— Очень далеко. Вам придется подождать полтора-два месяца.

Крузенштерн знал, что Япония, в сущности, невелика и в ней не может быть очень больших расстояний. Но японцы всякий раз отвечали ему так, что он не мог себе представить географию их государства. Очевидно, расположение своих городов они считали военной тайной.

Тогда Крузенштерн стал просить, чтобы русским морякам разрешили гулять по берегу и чтобы послу Резанову позволили до получения ответа из Иеддо жить в городе.

— Мы это обсудим. Мы передадим вашу просьбу губернатору. Мы ничего вам не можем сейчас обещать, — твердили японцы.

Так же не дали они никакого ответа на вопрос, что делать с их соотечественниками, привезенными из России. Секретари губернатора были важные господа и брезгливо морщились, когда с ними заговаривали о нищих рыбаках, потерпевших крушение у русских берегов.

— Пусть пока поживут у вас на корабле, — говорили они. — Если посол поедет в Иеддо, он захватит их с собой. А если посол в Иеддо не поедет, мы еще успеем решить, что с ними делать.