— А они ждут, чтобы мы первые напали на них, — сказал Эмаи.

— Это они только притворяются, — заметил Тогаре. — Я много раз сражался вместе с Сегюи и знаю все его хитрые выдумки. Он вовсе не ждет нашего нападения. Он ждет темноты. В темноте гораздо легче перейти реку и напасть на нас.

— В старое время воины сражались только при солнечном свете, — возмущенно сказал Эмаи. — В темноте может сражаться лишь трус, который боится встретить врага в открытом бою.

Когда наступила ночь, оба лагеря разложили множество костров. В лагере Отако костров было вдвое больше, чем в лагере Сегюи. Никто, конечно, не ложился спать. Все молчали. Воины, окружавшие Рутерфорда, напряженно вглядывались в скрытые мраком воды реки, на противоположном берегу которой сверкали огни врагов. Вот-вот Сегюи перейдет реку, и начнется бой.

Но время шло, а враг не появлялся. До рассвета оставалось уже не больше двух часов, когда вдруг в лагере Отако появился перебежчик из стана врагов. У Сегюи он был рабом и поэтому не имел никакого оружия. Когда-то он был воином Эмаи, и Сегюи взял его в плен во время разгрома одной из деревень. Но пленник остался верен своему племени. Он только что перешел реку, и вода капала с его волос.

— Огни на той стороне только хитрость, — сказал он, задыхаясь, — там нет ни одного человека. Едва стемнело, Сегюи, оставив для обмана эти костры, повел свое войско по берегу вверх, против течения реки. Там они перешли реку и находятся уже на этом берегу. Сейчас они будут здесь. Они хотят напасть на вас врасплох и оттеснить в воду.

Отако и Эмаи угрюмо переглянулись. Но Джеймс Маури весело воскликнул:

— Не унывайте, друзья! Мы обманем их так же, как они собираются обмануть нас. Мы покинем это место, и когда Сегюи придет сюда, он не найдет здесь ничего, кроме пылающих костров.

Через несколько минут лагерь, недавно такой оживленный, опустел. Ярко горящие костры озаряли только молчаливые стволы сосен. Джеймс Маури вел войско через лес к одинокому, стоявшему совсем близко холму, который он высмотрел еще днем. Едва воины начали взбираться по крутому склону, как позади раздался отчаянный, яростный вопль. Это воины Сегюи поняли, что попали впросак.

Рассвело. Огни костров потускнели, взошло солнце и позолотило вершины сосен.

— За мной! — крикнул Эмаи и ринулся вниз с холма, держа в одной руке ружье, а в другой мэр.

— За мной! — крикнул Отако и тоже помчался вниз.

Воины понеслись вместе со своими вождями, стремясь напасть на врага прежде, чем он успеет уйти. Женщины, сопровождавшие войско, тоже побежали вниз. Они держались в нескольких шагах позади мужчин — каждая бежала за своим мужем или братом.

— Оставайся здесь! — крикнул на бегу Рутерфорд, увидя, что Эшу следует за ним.

— Нет, нет, я хочу быть с тобой! — ответила Эшу на бегу.

Воины Сегюи, подняв ружья, молча ожидали приближения неприятеля. Расстояние, отделявшее обе армии, уменьшалось с каждой секундой. Когда оно стало не больше пятидесяти шагов, воины Сегюи дали залп. Пули повалили несколько десятков человек, но остановить наступление этим не удалось. Воины Отако бежали с горы и не могли остановиться. Они на бегу выстрелили и кинули свои ружья бежавшим сзади женщинам, чтобы освободить руки для рукопашного боя. Рутерфорд тоже выстрелил и тоже кинул свое ружье Эшу.

Воя, визжа, шипя от бешенства, накинулись воины Отако на воинов Сегюи. Мэры крутились, как мельницы. Те, у кого были топоры, норовили схватить вражеского бойца левой рукой за волосы, а правой перерубить ему шею. Когда это удавалось, они швыряли отрубленную голову женщинам, чтобы потом выставить ее напоказ перед своей хижиной.

Отчаянная свалка продолжалась недолго. Враг не выдержал натиска, дрогнул и побежал.

Во время боя Рутерфорд метался из стороны в сторону и грозно рычал, размахивая стальным топором. Он ни разу никого не ударил, но враги расступались перед ним, устрашенные его огромным ростом и грозным видом. Только один какой-то смельчак, перед тем как обратиться в бегство вместе с остальными, обернулся и попытался стукнуть его мэром по голове. Но голова Рутерфорда находилась слишком высоко, и камень мэра обрушился ему на плечо. Рутерфорд вскрикнул от боли и погнался за своим обидчиком, убегавшим во всю прыть.

Они долго неслись по лесу. Воины разбитой армии разбегались в разные стороны. Эшу отстала, и Рутерфорд скоро заметил, что, кроме него и воина, за которым он гонится, кругом нет никого. Он уже полчаса гнался за своим обидчиком и начал уставать. Воин, ударивший его мэром, оказался отличным бегуном и в конце концов скрылся из виду. Рутерфорд остановился и, тяжело дыша, прислонился спиной к дереву.

И вдруг прямо перед собой, под исполинским папоротником, он заметил какое-то странное существо, которое он сначала принял за обезьяну. У существа этого было маленькое, сморщенное, коричневое, отвратительное личико с крупными, выдвинутыми далеко вперед ослепительно белыми зубами и голые, тощие, кривые ножки. Туловище существа было облачено в засаленный фрачный пиджак с длиннейшими фалдами. На груди у него висел большой белый орден. Но зато там, где должны были быть брюки, болталась коротенькая юбчонка, сделанная из обрывка грязной новозеландской циновки. В правой руке существо держало большой пистолет, дуло которого было направлено прямо в грудь Рутерфорду.

— Прощайся с жизнью, белый воин, — сказало существо на ломаном английском языке, криво усмехаясь.

Щелкнул курок. Но выстрел не раздался: пистолет дал осечку.

Рутерфорд, опомнившись, двинулся к злобному существу, высоко подняв топор. Снова щелкнул курок — и снова осечка. Между ними было уже не больше двух шагов. Курок щелкнул в третий раз, и в третий раз пистолет дал осечку. Рутерфорд отбросил свой топор далеко в сторону и ударом кулака выбил забастовавший пистолет из рук врага. Схватив обезьяноподобного человечка за горло, он повалил его на траву и мял до тех пор, пока пуговицы фрака с треском не отлетели, открыв голую татуированную грудь.

— Не рви мой фрак! — прохрипел человечек. — В этом фраке я представлялся твоему королю…

Тут только Рутерфорд догадался, что странное существо, которое он держит за горло, — могущественный вождь Сегюи, истребивший столько племен.

— Отпусти меня! — бормотал Сегюи, задыхаясь и плача (да-да, из глаз его текли слезы). — Когда я разобью всех своих врагов и стану владыкой Новой Зеландии, я подарю тебе несколько племен, и ты будешь могущественным вождем. Отпусти меня, и английский король сделает тебя своим лордом, потому что он мой союзник и, конечно, послушается моего совета. А если ты меня не отпустишь, сейчас сюда придут мои воины и жестоко отомстят тебе за мою смерть. Отпусти меня…

Рутерфорду был омерзителен этот жестокий людоед, опустошивший целую страну. Но у Рутерфорда было доброе сердце и, видя под собой жалкую, мокрую от слез мордочку, он совершил поступок, который ему не простил бы ни один новозеландец, любящий свою страну.

Он взял разорителя селений за шиворот, поднял его одной рукой высоко в воздух, встряхнул, словно пустой мешок, и, дав ему на прощание здоровенный подзатыльник, отпустил на все четыре стороны.

Сегюи опрометью бросился бежать. Но за ближайшим кустом он остановился, поднял с земли копье и метнул его в Рутерфорда. Острие копья вонзилось тому в мякоть левой ноги. Рутерфорд выхватил из-за пояса пистолет, но Сегюи уже исчез среди деревьев.

Из раны текла кровь. Рутерфорд не мог стоять и упал. Через полчаса его нашла Эшу. Она вытащила из раны копье, остановила кровотечение листьями какого-то целебного растения и помогла своему белому другу добраться до лагеря победителей.

— Войско Сегюи больше не существует, — говорил Джеймс Маури. — Оно частью уничтожено, частью рассеяно, частью перешло на нашу сторону. Осталось еще несколько шаек, которые скрываются в лесах где-то возле Восточного мыса, но мы их без всякого труда истребим в несколько недель. Наша армия становится многочисленнее и крепче с каждым днем, потому что рабы Сегюи целыми толпами бегут к нам. Большинство тех ружей, которые Сегюи привез с собой из Англии, находятся в наших руках.