В сумке уже оказался сверток с блузкой и тяжелыми, но удобно сидевшими и пришедшимися по ноге осенними ботинками. В другом магазине ей попались батарейки для приемника. Там же она купила в подарок Кириллу карманный фонарик, который можно было бы зажигать вместо свечи. В следующем – кеды и рубашку для Кирилла и флакончик одеколона для Алексеича. Лена жадно пила воду из автомата с газировкой, когда посмотрела на часы и поняла, что с походами по магазинам рискует опоздать на электричку. Она засуетилась и, покачивая сумками, отправилась к вокзалу.

Не дойдя до вокзала одной улицы, она остановилась у магазина, из дверей которого на улицу выходил хвост огромной очереди.

– Что там? – спросила Лена у женщины, которая озиралась по сторонам, решая, стоять или не стоять. – Вы крайняя?

– Крайняя. Черешню дают, два килограмма в руки. А вы будете стоять?

– Даже не знаю, – засомневалась Лена.

– А я не буду. Стойте за этим мужчиной.

Лена оказалась в неловком положении. Где, как не в городе, и летом можно было купить черешни. Но в то же время опаздывать на электричку, чтобы ждать той, что шла поздно вечером, не хотелось. Нерешительность Лены заметил старичок, сидевший на скамейке. Он поправил шляпу и, опираясь на палку, направился прямо к ней.

– Дочка, ты последняя? Собираешься стоять или… – он подмигнул.

– Да, буду стоять, – огрызнулась Лена.

– Не городская, видать, ты, дочка.

– Я-то городская, да в деревне на лето, вот, приехала на день и обратно, – Лена немного приврала, не хотела рассказывать постороннему человеку детали личной жизни. Да и не такими радужными были эти самые детали, чтобы о них хвастаться.

– Долго стоять, дочка.

– Долго, – согласилась Лена. – Поеду на последней электричке, тут за полчаса явно не достоим.

– А знаешь, дочка, я тут посидел, подумал, давай-ка мы с тобой пойдем без очереди купим этой черешни, а ты меня мороженым угостишь? Это там, в соседнем отделе. Ну?

Старичок сунул руку в карман и показал корочку удостоверения. Это выглядело не надменно, без вызова, без наглости и даже безо всякой корысти. Может, Лена была слишком доверчивой, может, почувствовала, что у нее нет другого выхода и выстоять очередь она не в состоянии. Внутри нее заскрипела невидимая пружина, и маховик решительности дал сигнал к действию.

– А давайте, угощу, – обрадовалась Лена и, обращаясь к стоящей позади нее женщине, сказала вполголоса: – Вы стойте за этим товарищем, я стоять не буду.

Уверенной походкой, опираясь на палочку, старик пошел внутрь магазина. Лена едва за ним поспевала.

– Товарищи, я инвалид войны, без очереди, товарищи, – громко сказал старик.

– Ну вот, принесло, – сказал кто-то.

– Сколько можно, мы уже полтора часа стоим! – послышались голоса сзади.

– Товарищи, русским языком написано, участники Гражданской войны, инвалиды Великой Отечественной, полные кавалеры орденов обслуживаются без очереди, – старик сохранял каменное спокойствие.

– Да он не один! – возмутились совсем рядом, Лена даже не успела заметить, где и кто именно. – Смотрите, с ним женщина.

– А вот это уже не ваше дело, товарищ.

– Два килограмма, – шепнула ему на ухо Лена и одновременно сунула в руку трехрублевую купюру, поняв, что всё нужно делать очень быстро, не задерживая очередь, раз уж она решилась на подобную авантюру. – И потом за мороженым.

– Мне два килограмма черешни, девушка, – обратился старик к продавщице, склонившейся над ящиком крупных темно-красных ягод. – И гнилых не подсовывайте, я смотрю за вами очень внимательно!

Лена дивилась проницательности старика: сама она никогда бы не стала требовать отсутствия гнилых ягод. Она просто бы порадовалась тому, что смогла отстоять на такой жаре очередь, что купила черешни, что она не закончилась за два или три человека перед ней – это было всегда самое обидное. Ей было чуждо стремление придраться к труду продавца, уличить его в чем-то непотребном. Она предпочитала молчать, ее мысли были далеко.

– Вот, – старик вручил Лене большой пакет черешни и сдачу. – Надеюсь, наш уговор в силе?

– В силе, конечно, в силе, – под завистливые и в чем-то осуждающие взгляды очереди они отошли от прилавка, и Лена спрятала пакет с черешней в темную холщовую сумку.

Мороженое было ужасно холодным, но таяло на жаре стремительно: пришлось есть быстро, откусывая большими кусками, чтобы оно не растаяло и не стало капать через тонкий вафельный стаканчик. Лена съела свой стаканчик первой. Они сидели на той самой скамейке рядом с магазином. Ничего не нужно было говорить, они просто улыбались друг другу, старичок поправлял шляпу и охал от удовольствия.

– До свидания! Спасибо за черешню, я бы не отстояла, там уже явно заканчивается.

– Спасибо за мороженое, дочка! Ну, беги, не буду тебя задерживать.

Лена добежала до вокзала и влетела в электричку в тот момент, когда двери уже закрывались. За окном поплыли знакомые пейзажи, но Лене было не до них. Она старалась взвесить и осмыслить всё произошедшее за день. Слишком много всего за один раз после месяцев провинциального покоя и умиротворения, где никто никуда не спешит и есть время подумать, подышать свежим воздухом и почувствовать вкус жизни, несмотря на ее сложность.

На станции Лену встречал Алексеич. На второе озеро они шли медленно, разговаривая, переглядываясь и поднимая ногами с пересохшей на солнце дороги клубы серой пыли.

За лето Кирилл окреп и заметно подрос. Большинство вещей стало мало. Тетя Софья выгребла из своих закромов вещи Васи и Вадика – их принес в большом тюке дядя Василий. Чего там только не было: и майки, и штаны, и свитера, и две куртки. Но, несмотря на это, Лена согласилась поработать в сентябре в две смены, чтобы купить себе и сыну одежду к наступлению холодов. Вечерами и выходными Лена убирала в огороде урожай. Алексеич расчистил подвал дома, куда перекочевали банки с заготовками на зиму и готовились перебраться ящики с картошкой. Подвал в доме был добротный, хоть и маленький, больше похожий на небольшой погреб, – едва ли в нем мог поместиться человек.

Кирилл скучал, когда мама уходила на две смены. Вечерами стало быстро темнеть, а в доме даже со свечой было не по себе. Когда Кирилл просыпался утром, мамы дома уже не было, вечером засыпал один в полной тишине. Лена приходила поздно, закидывала в печь полено, грела себе еду. От жара углей дом подсыхал, становилось гораздо уютнее. Прошла первая неделя сентября, пока не случилось то, что поставило крест и на работе в две смены, и на многом другом.

– Мам, ты проспала, уже утро, ты опоздаешь на работу, – Кирилл испуганно тряс маму за плечо что было сил. – Мам, проснись.

– Ох, Кирюша, проснулась, – с трудом выговорила Лена. – А который час? Нет, Кирюш, что-то мне плохо, совсем плохо. Дай попить.

Пара глотков холодной воды не помогла. Лена чувствовала не просто слабость – она не ощущала своего тела, руки двигались еле-еле. Даже на то, чтобы говорить, уходило слишком много сил.

– Одевайся, Кирюш, сбегай в колхоз, в цех, ты же знаешь, где это, найди тетю Тамару, скажи, что я, то есть Лена, заболела.

– А Алексеичу сказать? – Кирилл понимал, что без помощи Алексеича в такой ситуации не обойтись.

– Скажи. Найди его, он где-то там… не знаю, где…

– Я быстро сбегаю, мам, очень быстро побегу.

– Беги… только будь осторожен, слышишь?

Кирилл уже ничего не слышал. Он бежал по дороге, скользя в лужах, оставшихся от мелкого ночного дождя. Несколько раз мама брала его с собой на работу, и где находится цех, он помнил. Только вот что он скажет там? И кому? Кирилл замедлил шаг и почти остановился. Как звали начальницу мамы, которой и следовало рассказать о болезни, он забыл. Оставался лишь один выход – искать Алексеича.

В поселке возле цеха кипела работа. Своей очереди ждал молоковоз. Кирилл пробежал мимо и направился к ангарам. Алексеича нигде не было.