— Вы бредите, — с превосходством хмыкнул фаворит.

— Возможно, но не покажете ли мне вашу ладанку, которая висит на шее…

— Какую ладанку? — Сен-Симон побледнел и вскочил. — Хватит, я немедленно…

Я легонько ткнул щеголя костяшками пальцев в солнечное сплетение, а второй рукой вытащил из-под его колета небольшой мешочек из черной кожи на веревочке, а на второй цепочке подвешенное вверх ногами маленькое распятие.

— Это что?

В мешочке оказались маленькие косточки, связанные человеческими волосами.

Маркиз всхлипнул, как подкошенный упал на колени и обхватил руками мои ноги.

— Молю… простите меня… меня заставили… меня обманули…

— Бог простит, сын мой, — я поднял его и усадил обратно в кресло. — Рассказывайте, рассказывайте все. Лишь истинное раскаяние облегчит вам душу.

— Вы не выдадите меня? — залепетал фаворит. — Я… я сделаю все, что скажете!

— Для начала расскажите все, сын мой. А потом мы подумаем, как облегчить ваше положение.

Сен-Симон закивал, но до конца исповедаться не успел, потому что примерно на середине рассказа из потайной комнаты выскочил его величество король Франции Людовик ХIII, зло оглянулся, схватил массивный бронзовый канделябр и наотмашь саданул своего бывшего фаворита по башке.

— Ваше величество… — я укоризненно покачал головой.

— А что, удобно! — король деловито покрутил канделябр в руках и отбросил его в сторону.

Я присел возле фаворита и проверил у него пульс. К счастью, обошлось без увечий, Сен-Симон отделался лишь ссадиной на башке.

— Арестовать, судить и сжечь! — сам себе сухо сказал король и решительно отмахнул рукой.

Фаворит истерично всхрюкнул, попробовал подползти к Луи, но тот брезгливо отпихнул его ногой.

— Ваше величество, — мягко возразил я. — Я считаю, что пока необходимо избежать огласки. Достаточно будет отправить эту заблудшую душу в паломничество ко мне в аббатство, а там, уверяю, мы создадим все условия для исправления.

— Пусть так! — зло буркнул Людовик. — А дальше, мы с вами, займемся остальными. Мы, с вами! — подчеркнул он. — Лично мы с вами! Вам понятно? Вся эта мерзость должна быть уничтожена.

— Ваше желание закон для меня, ваше величество, — я поклонился. — Сейчас, я отдам указания…

Арамис и Портос утащили Сен-Симона через потайные коридоры, а мы с королем увлекательно провели время, обсуждая устранение «всей этой мерзости».

Но все самое сложное было еще впереди…

Глава 24

Очень многих женщин беременность сильно портит, но ее величество, королева Франции Анна Австрийская после зачатия буквально расцвела, став величественно красивой и чертовски соблазнительной. До такой степени, что мне очень хотелось прямо сейчас зажать королеву где-нибудь в углу и решительно задрать на ней юбки.

Но, увы, пришлось сдерживаться, все-таки не у себя в аббатстве, а в королевских покоях гребанного Лувра. Черт бы побрал этот вонючий и засранный сарай!

И отговорился лишь дежурной фразой:

— Я ваш покорный слуга, ваше величество…

На лице королевы появилось разочарованное выражение.

— Антуан… — тихо прошептала она. — Вы… вы совсем забыли меня? Но я всегда буду помнить вас! Почему вы так холодны?

— Ваше величество? — я вежливо склонил голову. — Право, я не понимаю. Я всего лишь ваш покорный слуга…

— Дерьмо!!! — вдруг прошипела Анна, схватила меня за руку и приложила ее к своему животу. — Он уже бьется! Слышишь? Наш ребенок уже бьется! Наш! Скажи мне, что любишь меня! Я жду! Я приказываю! Немедленно!

Я чуть не поседел от ужаса.

Твою же мать! Да, мы одни, но в этом гребанном Лувре за каждой стеной торчат чужие уши! Чувствуешь себя как на минном полу, один шажок в сторону, одно неосторожное слово и все, кирдык, приехали.

И понес в ответ какой-то жуткий бред. Ну почему с женщинами так все сложно?

— Ваше величество, не раздумывая, я отдам за вас свою жизнь и горе тем, что посмеет даже подумать причинить вам вред. Мои чувства нельзя описать, я… люблю вас…

Анна страдальчески вздохнула и обреченно прошептала.

— Корона для меня подобна терновому венцу. Да, я страдаю! Как бы я хотела отказаться от всего этого. Но неважно, не беспокойтесь, я буду терпелива и предусмотрительна.

— Все будет хорошо, ваше величество, — я быстро поклонился и выбежал из комнаты.

За дверью остановился, машинально перекрестился и тихо сказал сам себе:

— Ну что же, пора приступать. Черт, все через задницу, но справимся…

Никакой сложности в изъятии заговорщиков из обращения не было и нет. Еретик, сатанист, вдобавок заговорщик — все это железные основания для ареста и последующей казни.

Но все сильно осложняется тем, что задержания надо произвести без лишней огласки. Почему так? Все просто — публичные массовые аресты знаковых фигур из знати сразу всколыхнут дворянское общество под гребанным девизом — попрание гребанных дворянских свобод. Опять же, при каждой особе из высшей знати находится целая армия прихлебателей, которые из страха потерять прокорм будут орать больше всех. И не только орать — сейчас любой дворянин — это подготовленная боевая единица. В общем, надо любой ценой избежать гражданской войны.

Да, быстрые публичные суды с железными обвинениями в ересях поставят все на место, но и здесь есть большие сложности.

Эти сложности — простой люд. С ним как раз все очень непросто. Аресты они воспримут с радостью и пониманием, так как люто ненавидят благородную свору. А вот известие о том, что благородные твари чуть ли не все поголовно сатанисты, могут буквально взорвать изнутри простое общество. Объясняется все это очень просто: мало того, что вы наживаетесь на нас, мало того, что вы шикуете, когда мы перебиваемся с хлеба на воду, так вы еще и детишек наших для сатанинских обрядов крадете? Режь, жги благородную сволочь! И будут резать и жечь всех подряд, потому что простые французы сейчас совсем не те современные хиляки и слабаки, которые гнут гриву перед любым арабом.

А посему, публично тоже никого судить нельзя. А вот навечно в монастырские подвалы под предлогом добровольного пострига — почему бы нет. Благо есть под рукой отличное аббатство. Мое прекрасное аббатство. Благо его подвалов хватит на всех.

Итак, задача максимум на сегодня — решить вопрос с Марией де Шеврез, герцогом Монпансье и, собственно, Гастоном Орлеанским. И с теми, кто под руку попадет. С остальными — позже.

Остается только начать и закончить.

В одной из комнат меня уже ждали мои старые знакомые лейтенанты де Виваро и де Болон.

— Ваше преподобие, — гвардейцы кардинала и короля синхронно склонились в почтительном поклоне.

Они уже давно поняли, кто я такой и вели себя очень почтительно, словно пред ними сам папа римский.

Я ответил сухим кивком.

— Вы получили приказ его величества о том, что переходите в мое полное распоряжение?

— Да, ваше преподобие.

— Тогда к делу. Немедленно усильте охрану покоев короля и королевы. Одновременно, все выходы и входы во дворец должны быть заблокированы. После прибытия его сиятельства Гастона Орлеанского со свитой и герцогини де Шеврез, никого не выпускать, вплоть до моего прямого распоряжения. Вопросы?

— Нет вопросов, ваше преподобие.

— Тогда приступайте, господа. И помните, мы щедры к друзьям и беспощадны к врагам.

Отдав еще несколько распоряжений Арамису с Портосом и своим боевым монахам, я вернулся к его величеству, которого готовили к совместному выходу с королевой к придворным.

Луи небрежным жестом прогнал камердинера и слуг, после чего решительно заявил мне.

— С герцогом де Монпансье я разберусь сам! Остальных возьмите на себя.

Я отметил, что он сильно изменился: от нерешительности даже не осталось следа. Сейчас он выглядел как настоящий король: сильный, смелый, хитрый и жестокий. Королевская судьба на самом деле очень незавидна, тут поневоле станешь мерзким деспотом. Иначе не выживешь. Не иначе водка на венценосца начала действовать.