Служба научила меня бесстрастно осматривать место происшествия. И сейчас я был ей за это благодарен. Засунув эмоции куда подальше, оставил Никитку стоять за дверью, строго наказав тому не двигаться с места. Дождавшись неуверенного кивка, вошел в квартиру, включив в свет.

— Блять, — тихо выругался, осмотревшись.

Вешалка с верхней одеждой валялась на полу, обувь размазана ровным слоем по нему же. Недалеко от тела Ирины — сломанная клюшка. Окинув это все беглым взглядом, перевел его на лежащую молодую женщину.

Руки раскинуты в стороны, одна нога согнута, лодыжка вывернута под неестественным углом, на лице живого места нет.

Сжал кулаки, выматерился, пытаясь унять клокочущую ярость. Первые пару секунд, кроме красной пелены перед глазами, ничего не видел. Но все-таки смог взять себя в руки. Мой гнев сейчас никому не поможет. А вот звонок другу очень даже.

Опустившись на корточки, потрогал пульс на шее женщины. С облегчением почувствовал слабое биение. Значит, жива. Слава богу! Другой рукой достал из куртки мобильный, не глядя, разблокировал. Пара нажатий и вот я уже слушаю длинные гудки.

— Давай, Стас, возьми трубку, мать твою, — шептал, распрямляясь и нетерпеливо постукивая ногой. На счастье друга, ответил он после третьего гудка.

— Моров, у меня через пару минут операция, если ты звонишь просто так, то я перезвоню, — услышал вместо приветствия.

— А я стою над телом сильно избитой соседки, ее сын — за дверью, мудак-муж куда-то сбежал, и пульс еле заметен, — парировал я. Старался говорить быстро, как мог, пока тот не повесил трубку.

На другом конце провода сначала повисла тишина, взорвавшаяся через мгновенье отборным матом.

— Прекрати вгонять в краску медсестер, — прервал словоизлияния Стаса, оборачиваясь на дверь, проверяя, не решил ли Никита просунуть в квартиру свою любопытную головку. И не вылезла ли из своей квартиры вездесущая Макаровна. Не дай боже она увидит Иру в таком состоянии — через полчаса весь двор будет об этом знать.

Хотя, если учитывать то количество соседей, которое я встретил, поднимаясь по лестнице, все и так к ночи будут в курсе, что тут произошло. Естественно, каждый рассказчик будет считать своим долгом приукрасить историю, и, в конце концов, она станет похожа на триллер. С мужем-убийцей, сыном-сиротой и бедной жертвой домашнего насилия, которой не суждено увидеть, как ее ребенок окончит школу.

Но пока рядом с дверью никого не наблюдалось. Что меня только радовало.

— Вези сюда, — бросил друг. — Только переноси ее осторожно. Надеюсь, что в твоей машине достаточно места на заднем сидении.

— Не переживай, места хватит, — ответил, снова присаживаясь на корточки для вторичного осмотра пострадавшей. — Судя по ее тяжелому дыханию — сломаны ребра. Нога точно. Да и сотрясение мозга я бы не стал исключать.

— Понял. Вези. Скажешь в приемном покое, что ко мне, я предупрежу, чтобы приготовили палату.

— Спасибо, — прикрыл глаза, радуясь, что у меня есть такие друзья.

— Пока не за что, — хмуро ответила трубка, и Стас отключился.

Убрав телефон в карман, отодвинул с лица Иры прядь светлых волос, запачканных кровью. Молодая женщина дернулась и тихо застонала.

— Ш-ш-ш-ш, — прошептал, надеясь, что не испугаю ее еще больше. — Сейчас поедем в больницу.

— Никита… — сорвалось с ее губ.

Она попыталась открыть глаза, но с трудом смогла разлепить только правый.

— С ним все хорошо, — поспешил успокоить, — стоит за дверью. Сейчас поедем в больницу.

— Спасибо… — выдохнула, вновь закрывая глаза и теряя сознание.

Последнее меня только обрадовало. Нести ее, пока она находится в беспамятстве, будет гораздо проще. Надеясь, что у нее нет внутреннего кровотечения, и ребра ничего не проткнули, осторожно поднял Иру на руки. Не самый лучший способ переносить человека, но искать в доме что-то из чего можно было соорудить носилки, не было ни времени, ни желания. Да и нести ее, кроме меня, было некому. Никитка мне был в этом деле не помощник.

Пацан, размазывая по щекам слезы, безуспешно пытаясь успокоиться, посмотрел на меня с такой надеждой, что у меня внутри все сжалось — от сочувствия к мальчишке и от желания ему помочь. Сделать что-то, чтобы он больше никогда в своей жизни не увидел свою мать в таком состоянии.

Стараясь не показывать ту бурю чувств, что бурлила во мне, махнул головой, призывая его следовать за мной.

— Поехали в больницу. Там работает мой друг, он поможет твоей маме.

— С ней все будет хорошо? — дрожащим голосом спросил мальчик.

На секунду прикрыл глаза, переводя дыхание. Каждое его слово было словно удар под дых. В голосе мальчонки было столько отчаяния…

— Все будет хорошо, малыш, — сказал, даже не зная, правда это или нет. — Борись, девочка, — склонив голову, прошептал на ухо женщине, которую держал в руках, — ради него — борись.

Надеюсь, что Ира меня услышала, а Никита — нет.

Илья

Пока спускались вниз, как мог грозно зыркал в сторону высовывающих свой любопытный нос соседей. Те, пугаясь моего взгляда, тут же юркали в недра квартир. Лишь одна Макаровна гордо вскинула подбородок, увидя нашу маленькую процессию. В глазах старушки читалось довольство собой — она оказалась права, а ей никто не поверил. Теперь, как она и предсказывала, будем локти кусать от досады и рвать на себе волосы.

Когда бабка открыла рот, чтобы что-то сказать по этому поводу, я не сдержался и зарычал.

— Ни слова.

Недовольно поджав губы, Макаровна злобно зыркнула на меня и тоже скрылась в квартире, захлопнув за собой дверь. Не ожидавший такого громкого звука, Никитка подпрыгнул и чуть не свалился с лестницы, вовремя схватившись за перила.

— Осторожнее, малой, — недовольно посмотрел на него. — Двоих одновременно я не утащу.

— Извините, — робко в ответ.

Мысленно дав себе подзатыльник, постарался послать в его сторону ободряющую улыбку.

— Не вешай нос, сейчас приедем в больницу, маме там помогут.

Мальчик неуверенно кивнул, не поднимая глаз. Когда мы проходили мимо скамейки, у которой осталась его форма, Никита, поморщившись, посмотрел на нее, но даже не дернулся, чтобы забрать.

— Ты чего? — удивился. — Забирай форму, украдут же.

— Она мне не нужна, — махнул головой малец. — Я не буду больше заниматься хоккеем.

— Ишь, чего удумал, — воскликнул недовольно. — Забирай форму. Клюшку новую купим. А заниматься ты продолжишь. Возражения не принимаются, — добавил, когда он поднял на меня возмущенный взгляд.

Не знаю — почему, но мне было важно, чтобы он продолжал играть в хоккей. Может, потому, что я видел в нем потенциал. Да, он еще был слишком мал, чтобы стать профессиональным хоккеистом, и да, это было странно, когда чужой дядя приходит на игры соседского пацана, но… Я приходил. Видел, как он играл. И был уверен, что если он продолжит, то его ждет большое будущее.

Какое лично мне до всего этого дело? Хрен его знает. Об этом я не задумывался. Наверное, понимал, что ответ, который я могу получить, не совсем вписывался в мою нынешнюю картину мира.

Не знаю, что в моем взгляде увидел Никита, но недовольно вздохнув, он поплелся за своей формой. Ира все также не приходила в себя. Благо, до машины идти было недалеко.

Моя ласточка, которой не удалось покатать меня с утра, приветливо мигнула фарами, когда Никитка, которому я сказал, где в моей куртке лежат ключи, нажал на брелок. Мальчик открыл заднюю дверь, я аккуратно, стараясь не потревожить больную ногу, и ни обо что не ударить Иру, положил ее на сиденье. Но она все равно слабо застонала. Правда, этот звук был для меня скорее благословением. Раз не молчит, значит — жива, а это сейчас было самое главное.

Никитос порывался было взгромоздиться на сиденье рядом с матерью, но я вовремя его одернул.

— Куда? Там места нет. Садись спереди.

Машина у меня, конечно, большая, но Ира, хоть и миниатюрная, в лежачем положении заняла все пространство сзади.