Но ведь люди не могут измениться за такое короткое время? Или же я всегда таким был, просто до этого момента не встречал на своем пути тех, ради счастья которых готов полностью изменить свою жизнь?

Сморщился. Че-то меня на философию потянуло. Не любил я это дело. Но когда тебе раз за разом задают вопрос, на который у тебя нет ответа, поневоле начинаешь копаться в себе, что найти его, наконец, и удовлетворить любопытство окружающих.

— Прекращай, друг, — раздался из-за спины голос Макса.

— М-м-м? Ты о чем? — повернулся к нему, делая очередной глоток из уже третьей по счету бутылки пива.

Надо бы притормозить, не хотелось бы показываться на глазах у Никитки пьяным. Еще и Ире звонить через пару часов, а если я буду в неадеквате, женщина это не оценит.

— О твоем самокопании.

Максим сел рядом со мной на садовые качели, облюбованные мной еще в первый день их появления на участке у друга.

— Я не страдаю этой фигней, — огрызнулся, отталкиваясь двумя ногами и начиная нас раскачивать.

— Это я им не страдаю, — хмыкнул он, — а ты любишь это дело. Только отказываешься сам себе в этом признаться. И не спорь, — поднял руку друг, предупреждая мои протесты, — так всегда было. Прежде, чем принять решение ты сначала взвесишь все за и против, подумаешь — надо оно тебе или нет, покрутишь его и так, и эдак. Это потом, когда ты уже решился, ты прешь напролом. И мало что может тебя остановить. Но до этого момента ты можешь себя извести, если тебя вовремя не остановить.

— На поле и во время службы я себя так не вел, — возразил, не желая признавать правоту Строганова.

— Потому что там у тебя не было такого количества времени на раздумья. На самом деле, ты делал то же самое, только в рекордно короткие сроки. Со скоростью света ты решал, во что выльется твой очередной маневр, — он искоса на меня посмотрел. — Я не раз видел у тебя на поле подобное выражение лица.

— Я был в маске, ты не мог ничего видеть.

— Мы столько раз с отцом пересматривали твои матчи, пока ты изучал технику противника, что я научился читать твои мысли по глазам, — фыркнул друг. — И каждый раз у тебя был такой взгляд… — Макс попытался подобрать нужные слова, но махнул рукой, когда не смог этого сделать. — Не могу описать. Но точно могу сказать, что сейчас он у тебя абсолютно такой же.

Я сидел молча, попивая пиво. Строганову явно было еще что сказать, поэтому я ждал. Глядишь, он сможет найти нужные мне слова. Обычно, ему это удавалось. Как и мне, если проблема возникала у друга.

— Но самое поразительное во всем этом то, что в действительности, в тот момент, когда ты начинаешь взвешивать все за и против, ты уже знаешь, какое решение принять. А сомнения в его правильности — это лишь привычка, выработанная сам знаешь благодаря кому.

Да, я знал. Не хотел только произносить его имя вслух. Я думать-то про отца старался как можно реже, не то что поминать его имя всуе.

— Илюша, дорогой, а где же мама этого очаровательного мальчика, которого ты привел? И от которого не отлипает Олеся.

К нашей компании присоединилась Евгения Петровна. Бабушка бандитов хитро посмотрела на Максима, который сморщился от намека на то, что его дочь могут интересовать другие мужчины, кроме брата и отца.

Коротко хохотнув, тепло улыбнулся женщине, заменившей мне мать. Наверное, именно из-за ее материнского ко мне отношения, я спокойно относился к тому, что она называла меня Илюшей.

Из других уст я этот вариант своего имени не воспринимал. И опять-таки из-за моего отца. Он называл меня так каждый раз, когда звал к себе. И обычно ничем хорошим для меня это не заканчивалось.

— Его мама в больнице, Евгения Петровна.

— О боже! Что с ней? — в глазах матери Максима светилось сочувствие.

— Она под надежным наблюдением Карпина, поэтому все в порядке, — не стал вдаваться в подробности.

При всей моей любви к этой женщине, рассказывать ей о том, что не являлось моей тайной, я не собирался. Хватает и того, что я рассказал об этом Максиму с Оксаной. Хотя, по-хорошему, должен был ограничиться лишь общими фразами.

Но я должен был поделиться с кем-нибудь. И лучшие друзья — были самым идеальным вариантом. Особенно, учитывая то, что я притащил Никитку на праздник к их детям.

— Надеюсь, — похлопала меня по плечу женщина. — Когда она выпишется ты обязан привести ее к нам с Димой на ужин. Хочу познакомиться с девушкой, заставившей тебя остепениться.

С этими словами, под громкий хохот Макса и мое ошеломленное молчание, Евгения Петровна отошла от нас к другим гостям.

— Видишь, не только мы с Оксаной это видим, — продолжая посмеиваться, сказал друг.

— Но с чего она так решила? — я совершенно не понимал, с чего это все вокруг, включая Никиту, твердили о моих несуществующих отношениях с Ирой.

— Потому что мы все тебя хорошо знаем, Моров, — покачал головой Максим, раздосадованный моей непонятливостью. — Ты бы никогда не стал нянькаться с пацаном, если бы не чувствовал что-то к его матери. И с ней бы не стал возиться. Вызвал бы вчера скорую и забил болт. К тому же, если я правильно понял, это на его игры ты ходил весь год?

Я глянул на друга исподлобья, но отвечать не стал. Смысл сотрясать воздух, если он и так уже знает ответ на свой вопрос.

— Признай, что мы правы, Илья, — сказал Строганов, поднимаясь. — Признай и прекрати себя терзать. Прими уже решение и иди к нему напролом, как обычно ты умеешь. И я надеюсь, что в следующий раз мы увидим вас уже всей семьей.

Опять-таки не стал никак комментировать слова друга. Смотрел только, как он подошел к своей жене, что-то тихо ей сказал. Та бросила на меня короткий взгляд, кивнула и отправилась к гостям.

Я же так и остался сидеть на качелях, баюкая пустую бутылку пива и издалека наблюдая за веселящимся Никиткой.

Ирина

Я отложила в сторону книгу, которую все равно не могла читать, когда вечером в палате вновь появился Станислав. После необходимых процедур смогла немного поспать, успокоенная мыслью, что моему сынишке сейчас весело. Что он проводит время в кругу детей. Возможно, сможет завести новых друзей.

Но стоило мне проснуться, как переживания за него проснулись вместе со мной, да еще и с новой силой. Надо было настоять на том, чтобы Илья дал мне с ним поговорить, но я так обрадовалась, что жизнерадостность Никиты не погасла из-за вчерашних событий, что решила его не отвлекать от развлечений. Теперь оставалось ждать вечернего звонка Морова. И на этот раз я точно поговорю с сыном.

Карпин, как обычно, вошел с улыбкой в тридцать два зуба. Наверное, если бы я не знала на сколько отвратительно в данный момент выгляжу (примерно также, как и чувствую), то решила бы, что он со мной заигрывает. Но это было маловероятно, учитывая мой заплывший глаз, разбитую губу и обмотанную медицинским бинтом голову, чтобы скрыть длинную рану на лбу, которую я получила, ударившись о тумбочку.

— Как тут моя пациентка?

Станислав присел рядом со мной, что-то посмотрел на приборах, ощупал голову.

— За последние несколько часов ничего не изменилось. Чувствую себя также хреново, — буркнула, раздраженная тем, что пока он меня осматривал, умудрился задеть пару синяков, тут же занывших.

— Боюсь расстроить, но дальше будет только хуже, — в голосе его не было ни капли сочувствия.

Видимо, это профессиональное. Мало мне встречалось на моем пути врачей, которые с искренним сочувствием относились к своим пациентам. Вот с профессиональным интересом, который вечно светился у них в глазах, это — да.

И сейчас я чувствовала себя блохой под микроскопом, чью бедную тушку изучает с целью опытов злобный дядя доктор.

— Завтра я временно прекращу капать обезболивающее, — продолжил Карпин. — Мне не нравится, как реагирует на него твой организм. Аллергии, вроде, нет, но ты какая-то заторможенная.

— Вы хотите, чтобы я загнулась от головной боли? — скептически посмотрела на врача. Да и заторможенной, как он выразился, я себя не ощущала.