И у нас жизнь по-своему кипела – вызревали овощи и виноград, играло и бродило в бочках будущее вино. Звенело железо в кузнях и пёкся в домах хлеб. И плыли по улицам запахи железной окалины и еды. Рождались телята, щенки, цыплята... И люди тоже.

По показаниям я сделала первое своё кесарево. Это оказалась самая простая операция в моей жизни - на удивление. Может потому, что Дешам в самых мелких подробностях рассказал мне о всех возможных неувязках и трудностях? Потому что он чертил схемы и дал расчет дозировки опия с учетом приблизительного веса пациента? Может... Но я была абсолютно уверена, что справлюсь. И справилась. Помогала мне местная повитуха и ей я тоже объясняла всё пошагово и бесконечно подробно. Мальчика, которого мы с ней вынули из материнской утробы, назвали Жаком – я попросила дать ему имя хорошего человека.

Нет, мы не скучали и не сидели в деревне безвылазно - изредка выезжая в соседние города, я даже приобрела полезные знакомства. Там для нас шили одежду и обувь из разряда нарядных и легко было найти все, что требовалось для дома и медицинского кабинета. Франсуа наблюдал мир, Рауль посещал старых знакомых, и я тоже развлекалась, сменив обстановку. Но всегда будто на крыльях летела, возвращаясь в устоявшийся и замерший в своей суровой красоте кусочек природы и жизни. Моей уже жизни.

Вскоре после известия об окончании войны мы получили письмо от Дешама – полк вернулся во Францию, но дислоцировался теперь где-то под Парижем. Будто бы ла Марльер готовился получить генеральское звание и еще ему обещают почетную должность в Версале. Сам же Дешам, как только уверится в том, что тяжелые пациенты выздоравливают, собирался вернуться к семье в Безансон. И так же служить лекарем в гарнизоне «пока оттуда не попросят».

- Почетная должность в Версале? И что это может быть? – затруднялась я.

- Да что угодно, Мари, - объяснил муж, - к примеру хранитель гардероба короля или королевы, главный истопник – неважно. Должность номинальная, но она даёт придворный статус и доступ в святая святых.

Дешам сумел вернуться только через полгода и почти сразу же навестил нас. И всё было почти как раньше – прогулки, разговоры… Но я увидела, что наш доктор заметно сдал и постарел, казалось еще похудев или даже усохнув. Сутулился. И сей прискорбный, надо сказать, факт заставил меня внимательнее взглянуть на мужа и в зеркало.

Рауль давно перешагнул сорокалетний рубеж, но оставался таким же крепким, сухощавым и жилистым – сказывались тренировки. В его волосах появилась седина, лицо прорезали суровые морщинки… или просто возрастные. А его профиль смело можно было чеканить на медалях или монетах – чуть скошенный лоб, длинноватый острый нос, твердый рисунок узких губ. Внешность этого мужчины, как выдержанное вино, с годами становилась только ярче и выразительнее.

А я немного набрала вес после родов. Не растолстела, но поправилась. По этому поводу Рауль говорил комплименты…

- Ma chиre… я был уверен когда-то и рад, что не ошибся – с возрастом вы только хорошеете. Линия шеи, ваши руки…

- А что не так с моими руками, муж мой? – нагло напрашивалась я.

- Они стали округлыми и мягкими. Целовать их – одно удовольствие, - и подтверждал свои слова действием. И снова рисовал меня – в шляпах. Обязательно в шляпах...

Мы много говорили с доктором обо всем, что касалось полевых хирургических операций. Потом мужчины заговорили о политике и самих боях. При этом и Франсуа, и я слушали с открытыми ртами - масштабы военных действий и человеческой глупости ужасали. Дешам рассказывал, что как показал опыт этой войны, эффективной кавалерии во Франции нет. И, как итог - при Росбахе двадцать одна тысяча человек Фридриха II шутя разгромили семьдесят тысяч французских и немецких войск. Когда речь зашла о маневренности, Дешам многозначительно посмотрел на меня.

- Всё решила эффективная атака двух охватывающих линий кавалерии с палашами наголо. Для нас это стало громом среди ясного неба. Нынешняя война диктует новые методы… Я думаю, что сейчас многое изменится в организации и тактике, в том числе и дистанция между шеренгами и эскадронами. Обязательно введут лёгкую обходную кавалерию, как у пруссаков, и начнется обучение слаженной атаке галопом… Я думаю, Мари, что и де Роган, и ла Марльер не раз уже вспомнили те ваши слова о маневренной атаке… Король издал указ о выведении улучшенной кавалерийской породы лошадей. А еще в Безансоне, кроме артиллерийского батальона, собираются организовать Офицерскую драгунскую школу.

- Мсье…? - вдруг раздался напряженный голос сына.

- Мы с вами обсудим это немного позже, Франсуа, - кивнул отец, - пока не будем спешить – во Франции есть множество других возможностей получить достойное военное образование.

На минуточку…?! Наверное, на время я выпала из реальности… После всех тех кровавых подробностей, которыми только что пичкал нас Дешам, речь сейчас зашла о будущем моего сына на военном же поприще? Я уже открыла рот, потому что на ум вдруг пришли те самые слова из далёкого прошлого – конкретно и ёмко указывающие на отношение к такого рода планам. И не стала… как-то смогла - справилась. Но попросила:

- Мсье, будьте добры и меня ставить в известность о планах на будущее и моего в том числе сына. Если вас это, конечно, не затруднит.

Муж уловил. Да и трудно было не уловить.

- Мы еще не решили окончательно – в какое именно учебное заведение будет поступать Франсуа, поэтому пока и не сочли нужным…

- Ну да… Позвольте вас на парочку слов, Рауль, - встала я и вышла из зала. Муж – следом. А дальше был разговор… И не сказать, что на повышенных тонах, но напряженный. В конце мне было сказано:

- Вы должны понимать, мадам, и мы как-то уже говорили об этом - у аристократии только три стези: военная карьера, духовная и чиновничество. Какую бы вы хотели для своего сына? Затрудняетесь назвать? Я же предполагаю, что вы желали бы всегда видеть его возле своей юбки, не так ли? Так вот - этого не будет. Мне не хотелось бы семейных ссор на пустом месте…

- На совсем пустом… - отметила я.

- Именно. Потому что вопрос уже решен мною и Франсуа в пользу военной карьеры. Выбор за направлением. Я хотел бы для него артиллерийское или пехотное, потому что от моря он далёк, и вы сами слышали – эффективная кавалерия вопрос далекого будущего.

- Моё мнение совсем ничего не значит? – отстраненно поинтересовалась я.

- Я терпеливо выслушаю его, мадам, - прозвучало в ответ напряженно, - но не обещаю, что прислушаюсь. Разве что там будет что-то отличное от моего предположения.

- Я поняла вас, Рауль. Спасибо хоть сейчас выслушали, - давилась я слезами.

Муж, стоявший полу-отвернувшись, вдруг дернулся ко мне и крепко обнял, целуя волосы.

- Не нужно было вот этого, Мари. Я признаю ваш авторитет во многих вопросах, вы необычайно разумны для женщины. Доверьтесь и вы мне – решать будущее Франсуа буду только я, учитывая его склонности, само собой разумеется.

- Благодарю вас за это, Рауль, - вывернулась я из его рук и вернулась в зал.

Напряжение между нами чувствовалось до самого отъезда Дешама. В тот день муж пришел в мою комнату вечером, почти ночью. Я уже была в постели и приподнялась на локте, глядя на него с вопросом.

- Мари, это невыносимо! – рухнул он вдруг ко мне на постель и крепко обнял, прижимая к себе: - Я пропадаю без вас.

- Да я вроде никуда не делась, - бубнила я куда-то ему в грудь, грея щеку и с удовольствием принюхиваясь.

- Но вас нет рядом… - бормотал он мне в волосы. Так мы и уснули – первый раз вместе. И проснулись тоже вместе, улыбаясь и глядя друг на друга – помирились. Я приняла его решение, понимая, что и правда мало соображаю в их реалиях. А мои страхи – они ожидаемы. Если бы еще не прошлая война…

Он стал приходить ко мне вот так довольно часто и оставался на всю ночь. Часто мы просыпались, обнявшись и это было здорово, это означало новую ступень доверия и близости. А потом, когда Франсуа уже исполнилось тринадцать, ночные визиты мужа резко прекратились. Неделю я ждала каких-то сдвигов или объяснений, наблюдала, но ничего необычного в его поведении не обнаружила. А потом ко мне подошел Андрэ.