Вечера мирили с дневной реальностью. Настоящим ритуалом становилось разжигание костра ближе к ночи и недолгие посиделки возле него. С разговорами, естественно. Новым участником действа стал су-лейтенант Эжен Ожаро. Приходил он, похоже, с разрешения Дешама, делал легкий поклон в мою сторону и плавный такой жест рукой… Серые глаза отражали блеск костра, форма всегда была, как с иголочки – будто на бал собрался. Клал на рабочий стол что-нибудь вкусное – мед в сотах или свежий сыр…
Я спрашивала потом у Дешама:
- Это не слишком для него? Я имею в виду – ему по деньгам, не накладно?
- Мари… кошелек Ожаро поувесистее многих дворянских.
- И как так? Почему тогда такое отторжение? – не понимала я.
Лучше бы молчала… Дешам изучающе смотрел на меня… и терпеливо объяснял элементарные вещи, не знать которые мог только инопланетянин. Но он не подавал виду, что отмечает эти мои странности… Я не показывала, что понимаю это.
- Рождение – дело случая, но оно даёт привилегии, Мари… Их нельзя нарушить, не смутив общих основ. Самое реальное, что осталось дворянству, это военная служба. Дворянство создано для неё и если подданные, созданные для другого предназначения, занимают место дворян, это противоречит установленному издавна порядку.
- Зачем тогда привлекают таких, как Ожаро, в офицеры?
- Из-за денег. Им разрешено участвовать в наборе и экипировке роты в доле с её командиром – капитаном. За это присваивают звание младшего офицера, но равными самым бедным и захудалым дворянам их это не делает. Но нужно отдать должное полковнику - для него решающее значение имеют не деньги – Ожаро достоин офицерского звания.
- А из каких он?
- Богатое купеческое сословие.
- Вложился в армию, чтоб покрасоваться в красивой форме? - хмыкнула я, - видно как он её носит. Гордыня?
- Он готов и хочет служить Родине, мадам дю Белли, - отстраненно и холодно...
- Простите, мсье Дешам… - стало мне стыдно, но с мысли он меня не сбил: - У меня чувство, что вы неспроста привечаете его здесь - у нашего костра.
- Хорошо… - тяжко вздохнул он, - да, неспроста - для вас это будет лучшая из партий, Мари. И для него тоже. Вы не придаете значения условностям, а ему родство с высокой аристократией будет очень на руку. Он будет ценить вас. И вы нравитесь ему.
- И с чего бы вдруг, Жак? Не потому ли, как раз, что меня есть за что ценить? – скептически усмехнулась я, а он опять молчал и только смотрел. Чувство такое – изучает все время, как неизвестный микроб под микроскопом.
Когда Ланс уже ковылял при помощи подобия костылей, пришло время моего экзамена.
Основные симптомы апендицита у нас знает почти каждый: болезненность в правой подвздошной области, незначительное повышение температуры, иногда тошнота и рвота… Если исключить, как диагностику, анализ крови, УЗИ и КТ брюшной полости, то диагноз ставят по старинке.
Такие методики существуют. Это подробный опрос больного и выявление симптомов, названных по именам описавших их врачей. Очень показательно, когда пациент выбирает позу, лежа на правом боку – это симптом Ситковского. Есть еще симптомы Коупа, Воскресенского, Ровзинга… когда врач проводит манипуляции, делая скользящие и толчковые движения в разных областях живота, сгибает пациенту правую ногу в колене и поворачивает ее кнаружи… Это проявляет боль, даёт понятие о её характере и месте концентрации.
Я все это сделала. И методом опроса постаралась исключить схожие по симптоматике болезни:
- Мсье Гроссо… голубчик, как часто вы мочились последние дни?
- Ну что вы, мадам…? Всё, как положено.
- А все-таки? Мне нужно знать.
- Хорошо, мадам… чистенько я все так… я ж…
- Как часто бегаешь сцать, капрал? – рыкнул Дешам.
- Да как обычно! – мучился и жался на носилках мощный мужчина лет сорока с роскошными усами и в форме, как у Гарреля - гренадер. Гранатометчик, то есть.
- Что еще вам необходимо знать, мадам дю Белли? – склонился ко мне доктор.
- Как менялся характер болей… когда и где заболело вначале и как сильно? А потом… а сейчас…а вот так… а если здесь? – пытали мы и тыкали в мужика пальцами.
- Не бойтесь, голубчик, все будет хорошо. Ничего страшного с вами не случилось, - успокаивала я то ли побелевшего от страха и боли мужика, то ли себя?
Пощупала его лоб рукой, для уверенности еще попробовала губами...
- Вывезите как-то... вытащите старого. Дешам...? Котелок свой отдам - новый, медный, - страдальчески шептал он, смешно шевеля усами… А меня трясло – грамм пятьдесят бы для храбрости. А что? Было - употребляли… история знает примеры. Много примеров. И как раз в военно-полевой хирургии.
- Готовим операционный стол? - решилась я, - мэтр, подготовьте, пожалуйста... нужное средство. И… и…
- Что, мадам дю Белли? - вытаскивал он за уши мой авторитет.
- Пусть отпилят ножки у стола… на ширину вашей ладони, везде одинаково – мне высоко, - шепнула я ему на ухо, - Жак... если не попытаться, он точно умрет. И в муках. Вы оперировали подобные случаи?
- Всегда предпочитал муки не усугублять. Вы уверены в сибирских методиках?
- Я точно знаю, что иначе исход будет летальным - без сомнений.
- Дерзайте, Мари... я прикрою, если что. Вы не должны бояться и сомневаться тоже, - и чуть громче добавил - на публику: - Мне нужна помощь - вынести стол, укоротить...
Желающих помочь оказалось навалом.
И это случилось…
Наблюдатели (а они никуда не делись и расходиться отказывались) были отогнаны Дешамом на расстояние десяти шагов. Пациент был раздет, обмыт, зафиксирован на столе ремнями, накрыт стерильной простыней с разрезом в месте будущего оперативного вмешательства. Под поясницу ему была подложена подушечка – операционное поле должно чуть возвышаться над остальным телом.
Повязав косынками на манер колпаков головы себе и доктору, напялив и на него тоже белый передник… тот самый – от шеи до пят, намыв после этого руки щелоком по три раза… мы приступили. Пациент спал, всхрапывая, а над поляной разносилось вначале показательно спокойное, а потом сдержанно отрывистое:
- Всегда выполняем разрез ниже линии, соединяющей две передневерхние ости подвздошных костей. Протираем коньяком... И-и-и… проходим кожу… рассекаем апоневроз наружной косой мышцы… Крючки, пожалуйста… Разделяем мышцы… рассекаем поперечную фасцию и брюшину… И что мы видим в операционной ране? - червеобразный отросток слепой кишки… в воспалённом состоянии. Хорошо вошли. Пинцет, мэтр. Мобилизуем купол слепой кишки, ищем основание… влажная салфетка… выводим купол в рану… кишку постепенно поднимаем вперед путем попеременной тракции в краниальном и каудальном направлениях…
Будто автомат… в машинальном каком-то бреду и вместе с тем совершенно осознанно… я рисковала и решалась мгновенно. Не оказалось зажимов нужной формы, чтобы раздавить основание отростка, и для перевязки его я взяла льняную нить – так меньше шанс прорезаться сквозь… После иссечения скальпель, загрязненный содержимым кишки, улетел в сторону под общий потрясенный вздох… Совместные действия с Дешамом не были отработаны. Иногда приходилось повторять просьбы несколько раз – спокойно, ровно, не повышая голоса… показывать что мне нужно, доставать самой, если это было возможно. При выходе и ушивании нарисовались свои сложности…
А еще кто-то бормотал что-то за спиной, шумела листва, чирикали птицы, но самое страшное – больной между храпом надсадно стонал… Наркотический сон то ли был недостаточно глубоким, то ли выходило время воздействия. Засечь его не было возможности. Песочные часы были, но… я все равно не смогла бы работать в другом темпе. И не молча… совсем не молча - рот не закрывался.
Обработав шов и наложив повязку, я ополоснула руки… и вдруг поняла, что люблю Шонию.
Послушала дыхание, проверила зрачки и прощупала пульс на шее пациента... Взгляд мельком обежал пёструю толпу и остановился на иссеченном отростке внутри влажной салфетки... И я благополучно осела возле операционного стола на траву – в обмороке. Может потому, что граммов двадцать коньяка я все-таки…того? Глоток всего. Да оно не особо и взяло... зато расслабился тугой панический узел где-то внутри. Просто нужно было как-то решиться. А Дешам сделал вид, что так и надо. А Мари могла быть непривычна к крепкому алкоголю...
