– Тут магия особая, с ней по-особому надо справляться.

– Магия? – Милана решила, что ей послышалось.

Бабушка Рафа посмотрела на нее с укоризной, качнула головой:

– Бабушка твоя приходила ночью, показывала руки свои.

Милана присела на табурет у стены, опустила руки на колени. Чего-чего? Как это – бабушка приходила ночью к Рафе, показывала руки свои? И если так и было, то зачем?

– Оттого что сразу поняла: не простая это сажа… – ответила хозяйка на непроизнесенный вопрос гостьи. – Хуже чумы она. Хуже всех болезней…

– Потому что ее Рохдулай оставила? Мать всех бед?

Бабушка Рафа замерла, в руках застыл флакончик с ароматным маслом лаванды. Посмотрев на гостью, она покачала головой:

– Понимаешь, девочка… Если бы это была Мать всех бед, да вошла в село, да увидела, что не уважили ее, подаяние не оставили, то плохо было бы… Всем плохо. Если бы это была Рохдулай, все бы селение полегло, вот что скажу тебе.

– Тогда кто это был?

Бабушка Рафа, оставив на мгновение свои приготовления, присела у стола, подперла щеку кулаком:

– Да ведь это у тебя надо спрашивать. А что же, стара она была? Та, которая приходила?

Милана в подробностях вспомнила вчерашнюю незнакомку:

– Да нет. Молодая. Красивая… Имя мое спрашивала…

– Ну это, допустим, все они спрашивают, имя человеческое – это как карта, как привязка. Знаешь имя – можно любое колдовство сотворить.

Милана, закусив губу, молчала.

– Я сказала ей свое имя… Но заболела почему-то бабушка.

Рафига пожала плечами:

– Такое бывает. Кровь-то в ваших венах одна. Твоя беда – ее беда. Вот оно так и получилось… От того и спасать бабушку тебе, моя милая!.. – Она внимательно посмотрела на девочку: – Готова ли ты?

Милана с готовностью кивнула.

– Готова! – сердце заколотилось в бешеном ритме, выпрыгивая из груди. Руки задрожали. Принесенное угощение едва не выскользнуло из онемевших пальцев на пол. Опомнившись, Милана положила сверток на угол стола, еще раз кивнула. – Я готова. Что надо делать?

Поблагодарив за гостинцы, бабушка Рафа взяла в руки склянку, доверху наполненную травами, землей и крупной солью, протянула девочке:

– Собери всю землю с того места, где стояла незнакомка, всю траву. До последней крупинки всю беду собери, пересыпь ее этой смесью. И сожги на рассвете. – Милана вспомнила, с каким истошным криком вырвался прах истлевших листьев из банки, подавила вздох, представив, какой звук издаст эта беда при ритуальном сожжении. Но склянку взяла.

Бабушка Рафа взяла ее за руку, заглянула в глаза:

– Всё ли ты запомнила?

– Всё. – И повторила для верности: – Собрать, пересыпать. Сжечь… Это точно поможет?

– Будем молить Всевышнего, – Рафига удовлетворенно кивнула. – Ступай, и поторопись.

Милана встала, прижала к груди склянку. В дверях становилась:

– А кто она, Мать всех бед? Мне просто… показалось… будто она очень одинока, поэтому тянется к человеку…

– Как и все неупокоенные души… Нет им покоя в чертогах ледяных, вот и тянутся к человеческому жилью, воруют тепло по капельке…

Бабушка Рафа безапелляционно поджала губы. Милана не стала спорить, хоть в груди и расцветало сомнение: глаза помнили другое, и оно никак не совпадало с тем, что говорила старушка.

Но обдумывать времени не было.

Разрушенная анфилада почти не укрывала от пронизывающего ветра. Мелкие и острые как лезвие сколы гранита шелестели под ногами. Бесконечно долгая вереница комнат и коридоров, перетекающих одна в другую галерей, переходов и лестниц. Он спускался все ниже, пока не почувствовал над собой всю мощь скальной породы и сырость никогда не просыхающих камней. Юркая ящерка, испугавшись яркого огня светозара, вильнула хвостом и спряталась в щели.

Вот это место.

Прямоугольный подвал, служивший когда-то складом. Стены сильно повреждены и местами оплавлены случившейся здесь несколько лет назад битвой. На местах гибели болотников – небольшие лужицы невесть как прижившегося здесь зеленого мха. Из-за него воздух в подземелье стал более легким и вроде бы не таким затхлым.

Велес прошел на середину зала, по рисунку на камнях, по цепочке переплетенных окружностей понял: здесь столкнулись Ирмина и Могиня. Отошел в сторону, ближе к стене и второму выходу из подземелья. Подняв выше светозар, присел на одно колено, вглядываясь в оплавленные фрагменты пыли и осколков камней. Взгляд упал на небольшой, размером с пятак, светлый овал, от которого исходили, подобно солнечной короне во время затмения, лучи. «Здесь упал и преобразился посох», – догадался он. Взгляд скользнул правее, заметив едва видные следы: пыль и мелкие камешки, потревоженные порывом силы, легли ровно, словно прочерченные по линеечке, образовав подобие перекрестия. «А вот тут стояла Катерина».

Велес занял ее место, развел руки по сторонам и затих, прислушиваясь к густой, словно бархат, тишине. Где-то наверху, в галереях, постанывал ветер. Шуршали, передвигаясь, камни.

Велес прикрыл глаза, почувствовав, как проваливается еще глубже во мрак. Тени вокруг ожили, заскользили по стенам, привлеченные любопытством и ощущением силы.

Ладони царя потяжелели, он развернул их к потолку.

По венам потекла прохлада, собираясь на кончиках пальцев и спускаясь с них множеством серебристых потоков, словно мелкий речной песок. Шелест усилился, пыль у ног Белеса пришла в движение, собравшись в фигуру старца. Низенький, с длинной и тощей бородой, он поглядывал на пришедшего с любопытством, разглядывая даже не самого гостя, а того, кто формировался у него за спиной из потоков силы.

Медленно, будто спросонья, за Белесом поднимался, расправляя могучие плечи, медведь. Тяжелые передние лапы легли на плечи царя, круглые глаза уставились на старца с прищуром, буравя насквозь.

Старец усмехнулся, переложил посох из одной руки в другую, чуть склонил голову в приветствии:

– Здрав будь. Зачем пожаловал?

– Ты знаешь, кто я? – спросил Велес.

Старец снова лукаво усмехнулся, кивнул.

– Помощи ищу.

– А ране-то не спрашивал, все боле повелевал, – проворчал старец и, сложив руки на вершине посоха, устало вздохнул.

– Возможно, в том моя ошибка…

– Возможно? – старец перебил его, посмотрел с укором. Взгляд из-под лохматых бровей стал строгим.

Велес поправил себя:

– В том моя ошибка… Немало мною сделано, чтобы мир воцарился во всех трех мирах, о том тебе ведомо. Немало сил положено, чтобы сегодняшние беды не произошли, а мороки Черный и Светлый были надежно разделены тобой, Темный морок.

Старец кивнул:

– Хорошая речь, добрая… Чего просишь сейчас?

– На границе миров находится моя дочь, ты знаком с ней…

Старец кивнул:

– Она призвала силу рода и отдала ее, чтобы спасти друзей от Черного морока. Ты мог проиграть еще тогда, если бы не она.

Велес понимал это и не спорил:

– Если бы ты и Светлый морок не пришли к ней на помощь… Я прошу сейчас сделать то же самое, но уже для меня.

Старец с удивлением поднял на него взгляд. Велес почувствовал, насколько плотным стало кольцо морока вокруг него.

– Моя дочь на границе миров ищет душу своей сестры. Об этом я попросил ее. Но я не знал, что их обеих ищет сам Черный морок. Мне нужно отвлечь его, чтобы предупредить Катерину и забрать ее оттуда.

Велес умолчал о том, что Катя, возможно, уже мертва, – перед глазами стояла картина его ожившего сна, кошмара, в котором дочь падает с обрыва.

Старец молчал.

– Не говори, что ты не знаешь о нарушенном равновесии. – Велес начал нервничать: время утекало.

Темный морок подернулся синевой, потеряв немного четкости, тихо засмеялся. Серебристый смех рассыпался туманом, оседая прохладой к сапогам Белеса.

– Ты хочешь поиграть в кошки-мышки с самой Тьмой? А почему не просишь выступить вместе с тобой против нее?

Велес опешил – он думал, он был уверен, что это естественно: Темный морок всегда на стороне людей, на страже равновесия. У русского царя даже в мыслях не было, что Темный морок может поступить иначе. Хотя… почему, собственно, не может? Белеса бросило в холодный пот.