– И что это означает?

Данияр не успел ответить – водительская дверь распахнулась, Ильяс шумно забрался в салон, сунул ключи в замок зажигания и резко повернул их, машина задрожала, двигатель громко загудел.

– Я договорился, нас будут ждать здесь, в Каспийске. Отдохнете, пообедаете. Про ночлег договорился, заедем к моим друзьям. Все хорошо будет… Махачкалу, Дербент вам покажу тогда, – юноша мечтательно улыбнулся, светло-голубые глаза стали прозрачными, словно аквамарин. – Дербент – один из самых древних городов России[7]. У нас говорят: Дербента не видал – на Кавказе не бывал!

Ильяс многозначительно цокнул языком. Катя, с сомнением покосившись на Данияра, уточнила:

– А мы не слишком рискуем, отправляясь на ночь в горы?

Ильяс усмехнулся:

– Риск, он как горы – везде; кто думает, что не рискует, на самом деле рискует всем.

Где-то там, в другой реальности, черный от гнева человек разглядывал разложенную перед ним карту. Глубокие рвы и обрывы, заполненные тревожным туманом, рассекали равнины. Их укрытые тощей бледно-желтой травой полотна морщились и корежились под ними, будто приговоренный под ударами плети. Вереница дорог серебрилась от края до края, нанизывая на свою кривую нить, словно бусины, города и поселки. Золотистые огни пролетающих по дорогам машин – горячая кровь этого мира – струились от города к городу.

Мир, над которым он пока не властен. Мир, охраняемый богами.

Он пригляделся: сквозь карту, будто сквозь вдовью вуаль, проступал мир людей – нагромождение мегаполисов, дымящие трубы заводов.

Мир, который уже его, просто не знает об этом.

На окраине полотна пульсировала точка. Он пристально следил за ней уже не первый день – она то металась над горами, то исчезала. Но снова появлялась с завидным постоянством в одном и том же месте. За эти дни он неплохо успел изучить ее пристрастия: она определенно тяготилась своим одиночеством, то и дело вырываясь к человеческому жилью. И тогда Тьма прожигала полотно этого мира насквозь.

– Дурочка…

Черный от гнева человек снисходительно улыбнулся. Он мог бы помочь ей, но зачем – она стала его оружием, проводником его воли, его силы… Он уже чувствовал ее, знал, где она сегодня завершит свой день, поэтому следил не столько за ней, сколько за тем, что творилось вокруг нее. А вокруг нее клубились страх и ненависть, дождем лились, пропитывая собой камни. И ни одной светлой искры.

Черный человек присмотрелся внимательнее, проверяя свои наблюдения. Но над горами тлела только беда.

Выходит, он опередил его, своего брата – Велес еще не знает, где она.

Выходит, он успеет нанести удар первым.

Тьма соскользнула с плеча черного человека, его черты прояснились. Глубоко вздохнув, он наклонился и опустил лицо в черное облако, как в пузырь. Тьма расширилась, в одно мгновение окутав фигуру мужчины и поглотив Черного бога.

Над обрывом замерла одинокая фигура. Пожилая женщина, совсем старуха – сгорбившаяся и черная от прожитых лет, – внимательно вглядывалась вниз, в дно ущелья. Выше, за ее спиной, высились руины древней крепости. Остовы каменных домов карабкались на плечах друг друга вверх, к вершине, которая острой свечкой возвышалась над горами.

«Что там?» – старая женщина прищурилась, вглядываясь в будто оживший полумрак ущелья. Тьма копилась там уже много дней, то и дело выплескиваясь из ущелья подобно штормовому морю. Из глубины слышались голоса, разобрать которые старая женщина не могла.

– Уходи! – крикнула вниз. Тьма, услышав ее, приподнялась и расправила плечи, показав того, кто прятался за ней. Старуха заметила силуэт, горячие угольки глаз и необъятные крылья, раскинувшиеся от склона до склона. Существо, бывшее самой тьмой, запрокинуло голову и уставилось на старуху. Оскалив бездонную пасть, приподнялось над деревьями, приблизилось к старухе. И чем выше оказывалось существо, тем сильнее ущелье заполнялось тьмой.

Когда существо оказалось на одном уровне со старухой, та долго на него смотрела, все пытаясь разгадать, чтó перед ней.

– Имя мое Рохдулáй, – сказала она наконец. – Это мои горы. Чем бы ты ни было, уходи!

Существо тихо рассмеялось, из пасти клубами повалил черный туман, оседая искрящимися кристаллами на камнях у ног старухи.

– Ты хоть понимаешь, кто стоит перед тобой?

– Кто бы ты ни был, тебя плохо воспитали, – нахмурилась старуха. – И маленький молоток разбивает большой камень, так что не хвались силою. Я же на своей земле стою, своим небом дышу, свой дом сторожу.

Черное лицо приблизилось к старухе.

– Свой дом, говоришь? – тьма посмотрела на развалины древнего селения. – Не слишком-то богатый.

– Бедность не позор, богатство не доблесть, – хмыкнула Рохдулай.

Тьма рассмеялась – словно сухая гроза разразилась над скалами, воздух стал злым и колким. Рохдулай поежилась, с опаской огляделась по сторонам.

– Раз так, то я к тебе по делу, – тьма уплотнилась, собравшись в мужскую фигуру. Незнакомец шагнул к старой женщине, встал над пропастью. – В твоих землях потерялся кое-кто. Я хочу, чтобы ты ее нашла и отдала мне.

– С чего бы это вдруг? Кто в горах гостем, а не ворогом, тому будет укрытие.

Незнакомец поморщился, угольки глаз стали ярче.

– Видимо, я плохо объясняю… – незнакомец взмахнул рукой – черная тень скользнула по склону, взмыла в небо крылатой змеей. Птица, летевшая над пропастью, коротко вскрикнув, превратилась в прах.

Рохдулай видела, как оседает серый пепел на дно ущелья.

– Кто ты? Черный бог?

Незнакомец усмехнулся.

– Ты все правильно угадала, – Темновит надменно улыбнулся. – Ты приведешь мне ту, что блуждает в твоих горах, и я закрою врата. А до тех пор, как напоминание тебе, зверье и птицы будут обращаться в пепел.

Рохдулай посмотрела на облако блуждающей тьмы, которое роем накрывало вершины гор, и вздохнула.

– Как я узнаю ее?

– Она ищет пристанище, потому сама тебя найдет, если ты зажжешь очаг.

Вынырнув из черного облака и оказавшись снова в своем кабинете, Темновит выпрямился, расправил плечи и улыбнулся: наконец-то он сможет стать тем, кем хотел с рождения.

Тьма коснулась его плеча, похолодила руку, напоминая о себе. Темновит скосил на нее глаза, кивнул сдержанно:

– Я помню об уговоре.

А про себя отметил: «Когда я заполучу ее, я стану равен самой Тьме». Но мороку, что скользил змеей по руке, об этом говорить не стоило.

Ему осталось сделать один-единственный шаг – заполучить меч. По странному стечению обстоятельств в этом символе войны сосредоточились все надежды человечества – кровь Доли и боль Недоли.

И когда меч окажется снова в его руках, тогда все три мира поглотит Хаос. Все три мира сомкнутся в одном порыве – самом черном из всех, что припасли боги, – порыве ненависти. И он, Чернобог, возглавит его.

Три мира станут как один.

Три мира – в его власти.

И Удача будет на его стороне, он не оставит ей иного выбора.

Темновит рассмеялся: какая ирония. Та, что должна нести свет, будет служить тьме.

Потому что даже всесильной и вездесущей Тьме нужна Удача, чтобы победить.

Они заехали на заправку, Ильяс задержался в магазине, купил воды. Данияр – шоколадные батончики и соленый сыр в плотной вакуумной упаковке. Отказавшись от пакета, сунул обе покупки в карман.

Катя тем временем вышла из машины, размяла ноги. Поглядывая по сторонам, с удивлением вдыхала солоноватый пряный воздух, пропитанный весной.

Поводырь подошел к ней, оперся локтем о крышу автомобиля и шумно выдохнул: что-то тревожило его. Он вглядывался в полупрозрачные тени, то и дело ловил в них движение. Слежка?

– Что думаешь, Темновит не засек нас еще? – спросила она, словно угадав его мысли.