– Я все пропустил, да? – Он порывисто сел, брезгливо стряхивая с ладоней остатки черной пыли.

– Я надеюсь, ты мне поможешь спасти остальных, – Катя перевела взгляд на Ярославу.

Та лежала неподалеку, все еще без чувств. Ее голову поддерживала Ильяса, беспомощно озиралась по сторонам и плакала. Губы шептали молитвы, но даже они не действовали против следов морока. Катя поторопилась к ним. Одежда на Ярославе почти истлела. Кожа девушки почернела и взбугрилась, будто от страшных ожогов. Плоть, серая, неживая, отмирала и, обращаясь в прах, медленно исчезала. На кончиках волос темнели почерневшие язычки.

– Ярушка! – тихо позвал Берендей и сел рядом с ней. Дотронулся до плеча, погладил тлеющие волосы – прядь осыпалась в его руках, оставив на кончиках пальцев угольно-черные пятна. Он простонал: – Ну как же так, я же всё на себя взял…

Шумно шмыгнул носом и спрятал лицо, вытерев скатившиеся по щекам слезы плечом.

«Ярушка – смертная», – повторяла себе Катя, надеясь, что сможет помочь подруге.

Затаив дыхание, плеснула мертвой воды на почерневшие раны, омыла лицо и лоб Ярушки. Прошептала:

– Мертвое оберни.

Тление прекратилось. Короткий, словно последний, вздох. Ярослава замерла. Ресницы дрогнули.

Катя зачерпнула воды из другого кувшина, поднесла к губам Ярушки:

– Живое возверни.

«„Возверни“, – так сказала бы Могиня», – подумала Катя и улыбнулась.

Она застыла в ожидании, но ничего не происходило. Ильяса дотронулась до шеи девушки, пытаясь нащупать пульс. Не найдя, посмотрела на Катю и покачала головой.

– Она мертва.

Берендей, взяв руку Ярославы, обхватил ее своими ладонями. Склонив голову над телом любимой, тихо запел:

– Словно ветер голос мой, он отправится с тобой, унесет за россыпь гор, стану я живым с тех пор.

Его голос, высокий и сильный, переливался в утренних лучах, искрился и будто становился живым: вокруг него клубился золотистый туман, собираясь тонкими и хрупкими ручейками, окутывая переплетенные пальцы Ярославы и Берендея.

Катя смотрела на посох во все глаза: теперь он говорил на незнакомом ей языке, слова слетали с губ золотыми нитями, укладывались узором на лоб и губы Ярославы, на шею и грудь. Когда Берендей замолчал, Ярушка оказалась покрыта этим золотым узором, словно коконом.

Юноша перевел взгляд на Катю:

– Твое слово, Доля… Отпустишь ли дух своего посоха в мирскую жизнь?

Катя уже давно поняла, что Берендей отдает Ярославе свое бессмертие, как когда-то сама Ярушка отдала Кате всю свою удачу, лишь бы спасти.

– Да будет так!

Золотые нити, опутавшие Ярославу, медленно легли на кожу девушки. На Ярушкиных щеках загорелся румянец. Мгновение, и в глазах подруги снова появилась жизнь.

Девушка села, оправила платье.

– Мне приснилось, будто я к бабушке Могине пришла, а та сперва обрадовалась, а потом прогнала меня, да еще и метлой огрела по хребтине, – пожаловалась она и пошевелила руками, проверяя, цел ли позвоночник, повертела шеей. – Ой, косы все-таки нет, то не приснилось. Вот незадача!

Она посмотрела на Катю. Та крепко обняла ее, заплакала, чувствуя под ладонями теплое, живое тело подруги.

– Как хорошо, – прошептала.

– А меня обнимешь? – Берендей улыбался, исподлобья наблюдая за девушками.

Ярослава привлекла его к себе, засмеялась звонко:

– Хорошо, когда ты бессмертный. Хоть я успела все равно испугаться малехо, как ты в каменного истукана обернулся…

Катя и Берендей переглянулись. Юноша качнул головой, прошептал беззвучно: «Потом». Катя кивнула, оторвала рукав своей рубашки, намочила его живой водой и передала Ильясу и Антону, чтобы они омыли свои раны.

Девушка перевела взгляд на Данияра. Она боялась к нему подойти. Медлила.

Он по-прежнему лежал, прислонившись спиной к скале, засыпанный мелкими камнями и пылью, обрушившейся на него при падении. «Ты должен жить, ты первородный маг, порождение Хаоса».

Но чем ближе она к нему подходила, тем сильнее разгорался страх: он мертв, и она не сможет его оживить. Она встала над его телом – он так и застыл, как она его оставила. Голова неловко повернута, руки бессильно раскрыты. Под головой – ее куртка.

Присев рядом, она снова достала склянку Гореславы, раскрыла ее, прошептав заветные слова, – с губ Данияра ничего не слетело. Тогда Катя умыла его мертвой водой. Поднесла к губам кувшин с живой – несколько капель коснулись его губ, стекли по подбородку.

Данияр не пошевелился. Не помня себя от тревоги, Катя опустила руки на его грудь, позвала:

– Данияр, ты мне нужен… Я не смогу без тебя, Поводырь, слышишь?! Ты обещал, что не оставишь меня, что будешь со мной до конца…

Слезы выскальзывали из-под ресниц, скатывались горячими дорожками к подбородку и капали на одежду. Поводырь не подавал признаков жизни. Отчаявшись, Катя упала на грудь Данияра и заплакала в голос.

– Ему надо вернуть его плащ, иначе он так и будет… не то мертвый, не то живой, – стеснительно подсказал Берендей.

– Что? – Катя перестала плакать, приподняла голову.

Берендей стоял за ее спиной, обнимая за плечи Ярушку.

– Я говорю, он отдал тебе свой плащ. Надо вернуть, иначе он не вернется…

– Он жив?! – Катя встала на колени, пытаясь нащупать пульс.

Берендей смущенно усмехнулся:

– Он Змей Огненной реки, хранитель врат, он четвертый всадник Апокалипсиса, Смерть. Кто за ним придет, сама подумай?

Катя поискала глазами плащ – тот лежал на камнях, в том месте, где Катя нашла Ярославу. Утренний ветер шевелил призрачную ткань, поглаживал с любопытством. Сине-голубые бабочки легко порхали над ней. Берендей подхватил плащ, передал Кате.

Та набросила его на Поводыря.

Едва тончайшая ткань коснулась его плеч, Данияр открыл глаза, поднялся и огляделся:

– Видел, как ты эпично сражалась с моими братьями по Хаосу, – проговорил он. – Жаль, пропустил концовку…

Катя продолжала сидеть на камнях. Сложив руки на коленях, она смотрела на него снизу вверх, на щеках еще блестели дорожки слез.

– Голод, Чума и Раздор исчезли вместе с Мороком… Мне помог меч, – прошептала.

Поводырь предостерегающе поднял руку:

– Не говори мне, куда его дела. Пусть ты будешь единственной из богов, кто хранит эту тайну.

Он протянул ей открытую ладонь:

– И знаешь что… Я слышал твои слова. Я никогда не нарушаю обещаний, я с тобой, пока ты сама меня не прогонишь, – и он улыбнулся.

– Я никогда не прогоню!

Катя вскочила на ноги, обвила его шею руками и поцеловала. Поцелуй вышел неловким и торопливым, и Катя готова была отпрянуть, но Данияр не позволил – обнял чуть крепче и заглянул в глаза: в светло-серой глубине затаилось лукавое любопыство.

– У-у будем считать, что мы этого не видели, – засмеялись Ярослава и Берендей.

Антон, наблюдавший за возвращением Данияра, поднял вверх голову, заметив мальчонку, выглядывающего из-за утеса.

– Это Расул, сын Авара, – узнала Катя. – Бог мой, он ведь совсем один остался… Он наполовину джинн, наполовину человек. Рохдулай сказала, что его мать была смертная женщина…

Мальчик вытянул шею. Заметив, что его увидели, крикнул:

– За вами приехала машина. Внизу стоит, на платó. Если поторопитесь и пойдете навстречу, то уже к вечеру будете дома!

Ключ повернулся в замке, последовал тихий щелчок. Мгновение перед тем, как открыть дверь, Антон помедлил, будто собираясь с мыслями и подводя черту Ручка выскользнула из вспотевших пальцев, распахнув нежилое нутро его холостяцкой квартиры-студии. Он шагнул внутрь и притворил за собой дверь.

Подперев ее спиной, опустился прямо на бетонный пол. В квадраты окон заглядывал рассвет, окрашивая серые стены оранжево-желтыми бликами и будто разгораясь на них. Антон окинул взглядом квартиру – от стены до стены: крохотную кухню, в которой он не собирался готовить, диван, который он ленился расстилать, хромированные перекладины кронштейна, который он использовал вместо шкафа.