Милана дождалась, пока родители уснут, бесшумно спустилась и отворила дверь на веранду. Несколько мгновений прислушивалась к пению сверчков, отдаленному лаю собак на другой стороне деревни. Осторожно сошла с крыльца и шагнула к ограде – к тому самому месту, где накануне увидела незнакомку в черном.

Сейчас дорога пустовала: ни прохожих, ни животных; даже ветер, казалось, обходил теперь их дом стороной. Милана была современным подростком, который не верит во всякие бабкины суеверия, и, скажи ей кто-то вчера, что она будет в ночи выполнять поручение полоумной соседки-ведьмы, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. Еще вчера бы хохотала, держась за живот. А сегодня – уже нет. Поэтому, вытянув из-за поленницы заранее приготовленные мешок для мусора и лопату, она направилась к ограде.

Посветив себе фонариком, нашла то место на заборе, за которое бралась рука вчерашней незнакомки. Прямо под ним – выжженный пятачок лужайки: то самое место, которое днем осветили солнечные лучи. Вместо густой, ярко-зеленой весенней травы – черная земля, будто проплешина. У самого забора, в вечном теньке, могла спрятаться еще беда. Для этого-то Милана и приготовила мамину садовую лопатку, легкую и крепкую.

Надев резиновые перчатки, девочка принялась за работу. Аккуратно собрала всю траву и землю, где могла оказаться страшная беда. Сперва – за воротами, где незнакомка появилась. Потом – пройдя по ее пути и подсвечивая фонариком дорогу до своего забора. И, наконец, – на лужайке.

Луч фонарика выхватил на черной земле что-то еще. Оно блеснуло и погасло. Милана приблизила фонарик к тому месту, которое сегодня днем осветили солнечные лучи, оставив голую проплешину. В земле отчетливо проступили золотые крупицы.

– Что это?

Милана поправила перчатку, подхватила небольшой кусок земли с золотой крупой и поднесла к глазам, дотронулась до нее пальцами – твердые, будто зерна риса, ярко-желтые, с перламутром. Не бусины – отверстие отсутствовало. Разной формы: чуть продолговатой, круглой, неправильной.

– Словно самородки…

Оно недавно смотрела старый фильм про золотую лихорадку. Там показывали, как моют золото в реках, как убивают из-за него. Внимательно посветив вокруг, поняла: золотой песок на поверхности искрился только здесь, на месте оставленной незнакомкой беды.

Милана подбежала к поленнице – там утром разбилась банка с листьями, которых тоже коснулась беда: несколько золотистых зерен золотились и там. А из земли пробивался несмелый росток.

Не раздумывая, девочка схватила мешок, поплотнее завязала его и бросила в железную бочку, в которой они обычно сжигали осенние листья и мусор. Чиркнув спичкой, подожгла его. Пламя быстро занялось, из бочки потянуло едким дымом и гарью. Милана вспомнила – бабушка застирывала юбку. Девочка бросилась в дом, юркнула в ванную, в корзине с грязным бельем нашла вчерашнюю бабушкину юбку. Схватив ее, выскочила наружу – пламя уже поднялось высоко, дышало жаром – и бросила одежду в огонь.

Пламя застонало, взвилось к небу черным смогом.

– Милана, что ты делаешь? – из дома выскочили перепуганные родители. Мама торопливо запахивала шаль на груди, отец бросился к ведру с водой, чтобы затушить огонь.

– Не надо! – дочь едва успела остановить его. – Бабушка Рафа сказала, что оно должно догореть.

Подумав, девочка вытащила склянку, оставленную бабушкой Рафой, и тоже бросила ее в огонь. Будто солнечный свет, над бочкой распахнулось пламя и в одно мгновение поглотило огонь. Девочка прижалась к родителям, спрятала лицо в складках маминой шали. «Только бы помогло!» – шептала про себя.

Над домами загорелись первые лучи восходящего солнца, подхватили черный дым от их костра, смешали с утренним ветром.

– Проснись, Лушенька, – Мирослава звала его, целовала в губы.

Он порывисто сел. Единственная мысль – о Кате. Темный морок показал ущелье, фигуру Черного морока и Катю, мчавшуюся к нему.

– Мирослава! Катерина… Морок ожил.

Царица перевела дыхание, похолодевшими пальцами взяла его за руку:

– Лушенька… началось.

За окном кабинета Белеса было темно. Велес не сразу сообразил, что это не ночь, а вставшая стеной Тьма.

– Перун уже здесь. Сообщает, что Флавий бесследно исчез из своих покоев. Византия в огне… – Она посмотрела на мужа с отчаяньем. – Мы готовились к битве, но не учли, что сражаться придется с самим Черным мороком, да еще и в одиночку.

Велес встал, положил руку на ее плечо:

– Рано убиваешься… Есть ли новости от Темновита?

Мирослава покачала головой:

– А должны быть?

Велес рассеянно кивнул:

– Где Перун?

– В башне, включает щиты… Но…

Велес схватил лежащий рядом с ним китель, на ходу его надевая, направился к выходу:

– Катерина в мире людей уже приняла бой, неужто мы оплошаем!

Он мчался по коридорам, на ходу отправляя депеши – луноскоп разогрелся от принимаемых донесений и отдаваемых команд. Мирослава торопилась рядом с ним. У входа в башню Велес остановился, повернулся к жене:

– Мирослава… Я думаю, не наведаться ли тебе к Маре… Морок обрел тело – я видел это в мире людей, куда меня вызвала Катерина. Это объясняет, куда делся Флавий.

Мирослава кивнула:

– Что сказать ей?

– Скажи, что медлить нельзя: если Черный морок нарушит равновесие, мир снова обратится в Хаос, не останется ни ее царства, ни нашего. Действовать надо сейчас – или завтра уже не наступит.

Мирослава снова кивнула, достала луноскоп, настроила его, хлопнула в ладоши и, охваченная голубоватым пламенем, исчезла.

Велес, не медля больше ни мгновения, взбежал по лестнице на верхнюю площадку башни, где уже ждали его Перун, военачальники и маги.

– Не устоим, – прошептал Перун, дотронувшись до локтя Белеса.

Они наблюдали, как Тьма формируется единым фронтом, просачиваясь прямо из земли. В черном мареве были видны тени, которые заряжали огнеметы – гигантские каменные машины, что были установлены вдоль границы Русского царства, – на волшебной карте, расстеленной здесь же, на столе, они обозначались единой огненной линией. В мире людей и знать не будут, почему пылают их леса и чернеет небо, отчего сгорает урожай. Мир усопших в одно мгновение соприкоснется с миром людей, пополнится сотнями и тысячами жертв.

Черный морок пронизал все три мира и выбрался в мир людей, готовясь напитаться их страхом и ненавистью, чтобы перекроить вселенную.

Велес чувствовал черную магию греческого огня – стоило ему прикрыть веки, как вместо огненных слитков виделась тяжелая полыхающая магма. Она утробно гудела, задыхалась от ярости, но не трогалась с места.

Чего он ждет? Велес видел, как истекает его время, как рушатся, тая, брошенные три дня назад путы. Но Морок все еще стоял.

Велес догадался: он ждет главного козыря в своих руках – силы его, Белеса, дочерей.

Главная битва – там, в мире людей, и ее ведет его смелая Катерина.

– Я тебя не подведу, – прошептал он.

Растаяли последние путы – золотистая пыльца с легким звоном поднялась к небесам.

Черная огненная лавина взмыла ввысь. Дикий вой разрезал тишину, оглушил, насквозь пробивая легкие.

– Щиты наизготовку! – зычный голос Перуна за спиной и раскрывшийся цветком бело-лунный защитный купол. – Огонь!

И небеса содрогнулись.

Белоснежная стена вставала по границе Русского царства. Сперва из земли выстреливала белая искра, распускалась подобно лилии. Ее белоснежные лепестки разрастались, соединяясь с такими же лилиями в единое полотно. Все новые и новые цветы распускались на границе. Тонкие огненные веточки прорывали полотно тьмы, выжигая себе дорогу. Неистовая яростная сила рванула вперед. Соприкоснувшись, две силы зашипели, словно вода, вылитая на раскаленную сковороду. Заискрились.

А у основания купола началась другая битва – черные руки теней, словно языки мертвого пламени, тянулись к свету, истончая его. В хрупких бликах мелькали бело-лунные лики, сверкали мечи. Безмолвная, бесшумная битва, будто яростная пантомима. Велес понимал: эти две силы, схлестнувшись, сотрут все на своем пути, выжгут до состояния первобытного Хаоса. Им-то что – они и новый мир построят. Для них века – короткий миг, дыхание ветра. А вот мира людей не останется.