– Поедем вместе, – предлагает Павел.

– Он и тебя пошлет, – произношу уверенно. – Нужен кто-то… С авторитетом.

– Черт… Ты права, Любань. Может, подойдет мой адвокат? Она помогла мне в суде и…

– Ты про Кристину? – недоверчиво поднимает брови Санек. – Она женщина. Уверена, на Олежека действует только грубая мужская сила или авторитет сотрудника полиции. Да и запугивать его – последнее дело. Он запишет ваш разговор на диктофон.

– Это точно, – соглашаюсь я. – Что же теперь делать?

– Записи с камер проверили? Наверное, нет, если Миша до сих пор в изоляторе.

– Проверили. Место, где напали на Олега, не попадает в зону действия камер.

– Постой, Любаш. А они разве имеют право задерживать Мишу? – оживляется Павел. – Даже осужденные за убийство по решению следователя могут ждать суда дома. А тут… Саш, я отойду, ладно? Поговорю с Кристиной, проконсультируюсь.

– Иди уже, – вздыхает Санька.

Я сижу, как на иголках, пока Павел ведет беседу из соседней комнаты. Ем любимый торт без аппетита. Пью ароматный чай с лимоном и пытаюсь себя отвлечь игрой с Яриком.

Вскакиваю с места, когда Паша возвращается. Господи, это просто безумие какое-то… Разве можно так привязаться к человеку? К чужому, тому, кого обозвала неподходящим и недостойным…

– Кристина выслушала меня и позвонила следователю Антону… Ивановичу, кажется. Потребовала, чтобы ее клиента отпустили. По закону они не имеют права содержать его под стражей. Не та статья.

– Фух, – вздыхает Сашка.

Я же даже вдохнуть боюсь. Воздух нагревается в легких так, что становится больно в груди. Все неприятности Миши связаны со мной… Я как проказа, плесень… Недаром он хочет все закончить. Я его понимаю.

– Мишу отпустят домой. Если уже не отпустили, – бормочет Павел, бросая взгляд на настенные часы.

– Домой? – переспрашиваю тупо.

– Да. Он там что-то должен подписать и не покидать город на время следствия. А, вообще, такие дела решаются до суда – путем примирения сторон конфликта.

– О, нет… Олежек не будет мириться. Единственное, чего он хочет – насолить нам.

Я спешно прощаюсь и еду домой. В квартире пахнет краской и новой мебелью, по углам теснятся коробки, да и шторы я так и не повесила. Однако, я ничего не могу делать… Расхаживаю по комнате и смотрю на фотографию Миши в иконке мессенджера. Хочу позвонить ему, но сдерживаю порыв. С ума схожу от волнения, поймав себя на мысли, что совсем не беспокоюсь об Олежеке…

Прихожу в себя через час, когда Павел сообщает, что Мишу отпустили под подписку о невыезде. Состояние Олега к вечеру ухудшилось, его перевели в реанимацию. У следствия нет других подозреваемых, они не допускают мысли, что Филинов не виновен…

Усилием воли заставляю себя уснуть. Утром просыпаюсь рано. Хватаю телефон в надежде прочитать свежие новости, но ничего, кроме гадостей в адрес Миши от желтой прессы не вижу.

«Известный предприниматель, владелец бойцовского клуба «Филин» обвиняется в нанесении тяжких телесных повреждений».

Их много… Постов, статей, комментариев… Представляю, что он сейчас чувствует. Совсем недавно и я пережила подобное – осуждения, сплетни, унижения, троллинг… Но в моей поддержке он точно не нуждается. Решили ведь, что все… Что я могу сделать? Как заткнуть рот злым людишкам, осуждающим Мишу?

Может, пригрозить авторам статеек судом? Или не вмешиваться? Вряд ли Мише требуется моя помощь.

Цежу плотный воздух через напряженные ноздри… Ощущение беспомощности связывает по рукам и ногам. Я собираюсь захлопнуть крышку ноутбука, но замечаю еще одно входящее письмо. Оно от Клауса Шульца.

«Люба, я долго не решался тебе написать. Ты не покидаешь моих мыслей. Все время о тебе думаю, хочу узнать поближе. Как ты смотришь на более тесное общение? Буду рад, если согласишься».

Ни фига себе! Симпатичный доктор Шульц запал на меня?

Глава 22.

Михаил.

Олежек не выходит из головы… Кому понадобилось на него нападать? Еще и рядом с моим клубом? Он целенаправленно туда шел. Зачем? Поговорить со мной, это я понял. Но я отказался от встречи в телефонном разговоре. Он все равно пришел, и… Кого он мог встретить? Уличных хулиганов? Олег не из тех, кто ездит на дорогих тачках и носит в кармане наличность.

Когда он позвонил мне, мы с Каримовым отрабатывали приемы. Воздух сотрясался от громких хлопков и мужского рычания. Звуки ударов, грохот металлических гантелей, шорохи, шаги… Я плохо расслышал, но Олежек бормотал про аэропорт и нанесенное Любой унижение. Кажется, он был выпивший. Я не хотел отвечать грубо – не отпускал мысли, что он записывает наш разговор. Сослался на занятость и несуществующие дела. Но Олег все равно пришел… Хотел набить мне морду? Он даже не успел войти в задание. Или…

Странно, почему следак не запросил данные с камер видеонаблюдения на входе в боксерский клуб? Он слепо поверил в показания «пострадавшего». Проверил все, что угодно – записи с камер аптеки на перекрестке, супермаркета, стоящего напротив… До записей с камер моего клуба дело не дошло. Думаю, все дело в его недоверии. Антон Андреевич повесил на меня клеймо быдловатого бандита. Кстати, он до сих пор не знает, что в клуб можно войти с трех сторон. Есть главный вход, торцевая дверь – ее я редко открываю и… Вход с другой стороны здания, его сейчас использует Люба и ее воспитанницы.

Пока Олежек восстанавливается в больнице, не переставая обвинять меня в том, что я не совершал, я не теряю времени даром… Расспрашиваю потенциальных свидетелей и сотрудников клуба, даже продавщиц в продуктовом магазине и аптеке регулярно терзаю.

И ничего дельного не могу придумать… Это сделал кто-то из моего окружения, только кто?

Ответ приходит спустя неделю… Все это время я хожу в пыльную и вонючую допросную Антона Андреевича, как на работу. Выслушиваю обвинения и усталые просьбы сознаться и «получить по минимуму».

Намеренно избегаю общения с Любой, не желая ее компрометировать. Возле «Филина» регулярно трутся журналисты. Пытаются отыскать сенсацию, следят за мной, лезут в окна. Некоторые умудряются использовать промышленных альпинистов, чтобы снять на видео что-то пикантное через зашторенные окна. За семь дней мы увиделись дважды…

Выхожу из дверей клуба, издали завидев ее крохотную тачку. Очевидно, Люба не нашла места для парковки и решила поставить машину со стороны входа в боксерский клуб. Мы встречаемся взглядами. Смотрим друг на друга долгую минуту, не решившись заговорить… Она сдержанного кивает. Я отвечаю…

Разворачиваюсь, чтобы идти к своей машине, но вижу… Яну. Блять, как не вовремя! Хорошо, что Люба уже скрылась за поворотом.

Недобрая мысль шевелится внутри, как гремучая змея. Яна меня не видит. Так погружена в телефонный разговор, что ничего не замечает вокруг. Чуть не сбивает с ног сгорбленную старушку с тростью, медленно бредущую в аптеку на углу, наступает в глубокую грязную лужу, промочив ноги… Поправляет залитые лаком кудри, смотрит в свое зеркальное отражение… Может, она не ко мне? Что ей делать в боксерском клубе? Бильярдный-то не работает…

Любопытство пожирает меня, как черная плесень. Яна по-хозяйски дергает входную дверь и скрывается в холле. Переминаюсь с ноги на ногу, а потом бесшумно вхожу следом.

Из охранников на месте Виктор Иваныч и Степан. Последнего я сюда перевел из бильярдного клуба, остальные уволились без объяснения причин.

Обвожу взглядом помещение с висящими нам стенах мониторами, а потом медленно киваю Виктору. Степы на месте нет.

– А где Степан?

– Ой… Отошел на минутку. В туалет, – врет охранник.

– Спрашиваю еще раз, где…

– Дамочка к нему какая-то пришла, они отошли поговорить.