В 7 часов утра немецкие части перешли в наступление, к этому моменту передовые укрепления наших войск были смешаны с землей. Наше командование предвидело такое развитие событий, поэтому в передовых траншеях наших бойцов не было, были заняты только огневые точки, которые в большинстве случаев оказались уничтожены. Все же они были рассчитаны на противостояние полевой артиллерии противника, а не держаться против обстрела из тяжелых орудий.
Пустив первыми «Фердинандов», «тигров» и «пантер», немцы двинулись вперед, второй волной шли модернизированные «четверки», которые тоже были достаточно опасными танками после своей модернизации, а уже следом за ними двинулись бронетранспортеры с пехотой.
Дождавшись именно этого момента, «Смерчи» рванули вперед, и через пять километров, растянувшись в линию, все 11 дивизионов дали залп. На наступающего противника пролился настоящий огненный дождь. Совокупный залп составлял почти 8000 новых ракет, которые в течение 40 секунд были выпущены по противнику и обрушились на шедшие позади танков бронетранспортеры с пехотой. В немецких порядках разверзся настоящий ад, большая часть бронетранспортеров горела, от всей пехоты осталось меньше трети, выжившие пехотинцы бросились назад, а не получившие никаких повреждений танки продолжили наступать.
Установки залпового огня мгновенно развернулись и рванули в тыл, не дожидаясь, пока насмерть обозленные немцы не накроют это место артиллерийским огнем.
Первую линию наших укреплений немецкие танки взяли с ходу, они даже не встретили там никакого сопротивления. Если до этого наши бойцы крепко ее удерживали, то как только наше командование получило данные о начале немецкого наступления, так сразу приказало всем частям немедленно отступить на вторую линию обороны, в результате немцы почти час смешивали с землей практически пустые окопы.
Жуков правильно рассчитал место нанесения вражеского удара и готовился к нему заранее. По ночам в километре за второй линией нашей обороны вкапывались капониры для самоходок, причем там даже сооружалось некое подобие укрытия из бревен, которое должно было хоть немого смягчить последствие взрыва вражеского снаряда. Именно в них и заняли оборону СУ-100, 122 и 152.
Для тяжелых танков были просто отрыты укрытия, в которых они и стояли, замаскированные кустами и маскировочными сетями. Над уровнем земли находилась только башня, а спереди и сзади были наклонные въезды, так что танки могли легко выехать из капонира, как вперед, так и назад. По замыслу Жукова, самоходки и танки должны были сначала из укрытия выбить максимальное количество немецких танков и только потом, выехав из них, продолжить уже маневренный бой.
Наша пехота, заняв вторую линию обороны, вжимаясь в землю, с напряжением следила за приближающимся противником. Все видели целую тучу огненных стрел, которые, вылетев из-за их спин, устремились к противнику, и как позади надвигавшихся танков сначала раздались взрывы, а затем к небу потянулись многочисленные жирные столбы дыма, а порыв ветра донес запах гари и горелого мяса. Наступающие танки это не остановило, но немного добавило уверенности пехотинцам. Далекие точки немецких танков потихоньку приближались, и когда до позиций осталось около километра, позади резко захлопали орудия, причем уже по звуку было ясно, что это работает крупный калибр.
Среди наступающих немецких танков стали вставать султаны разрывов, вот один из шедших невиданных ранее танков внезапно лишился башни, она просто отлетела назад, а сам танк, проехав еще небольшое расстояние, остановился. Вот на другом танке, который был уже знаком пехотинцам, новом тяжелом «тигре», в столбе пламени башня просто взлетела вверх, а сам он сразу встал, и из него вверх забило пламя.
Немцы продолжали наступать, но то один, то другой их танк взрывался или просто останавливался. Исключением были непонятные квадратные машины, которые неумолимо продолжали приближаться, несмотря на то, что на их лобовой броне периодически сверкали отблески рикошетов. Но вот на одной из них расцвел огненный цветок разрыва, и машина встала, проехав перед этим с десяток метров. До линии окопов оставалось меньше ста метров. Вот другая, получив снаряд в гусеницу, остановилась, правда перед этим ее развернуло боком, и практически сразу в подставившийся бок прилетел бронебойный снаряд, после чего из сорванных от внутренней детонации люков в небо устремился огненный факел.
Обер-ефрейтор Ганс Хофмайер был наводчиком. Службу в вермахте он начал еще в 1937 году. Пойдя добровольцем в армию, он сам смог выбрать род войск. Ему с детства нравились танки, вот и в армии он попросился в танковые войска. Его боевым крещением стала Испания, куда он направился добровольцем в легион «Кондор», и именно там он в первый раз встретился в бою с русскими танками. Он сам воевал на новом легком танке Т-2, вооруженном автоматической 2-сантиметровой пушкой, и именно на нем он подбил свой первый танк, им оказался русский легкий танк Т-26. Благодаря умелому командованию, во всех боях он действовал исключительно из засад и тем самым благополучно провоевал до победы генерала Франко, подбив в общей сложности семь танков республиканцев, четыре Т-26 и три БТ. Его двухсантиметровая пушка с легкостью пробивала их броню, а скорострельность давала возможность мгновенно корректировать прицел, не оставляя его противникам и шанса.
Молодого и старательного солдата заметило начальство, и Ганс начал постепенно расти в званиях. После Испании он одним из первых получил назначение на новейший Т-3. Тут хотя и не было автоматической пушки, зато калибр был побольше, 3,7 сантиметра, да и броня чуть солидней.
Именно на этом танке он и встретил Польскую кампанию. В ее ходе он пополнил свой боевой счет на 11 танков и танкеток и 3 бронемашины. Это были три танка 7ТР, 1 FT17 и две танкетки TKF, а также три бронемашины Wz.34. Более чем хороший результат, за что Ганс получил железный крест и звание фельдфебеля. В ходе Польской кампании его рота потеряла четыре танка, причем только один безвозвратно, а три других вскоре были отремонтированы и вернулись в строй. Людских потерь тоже не было, только пятеро камрадов получили ранения, и вскоре они снова были в своих экипажах.
Затем был отдых, а на следующий год уже Французская кампания. Сначала все было хорошо, Ганс со своим подразделением сперва вторгся в Голландию и Бельгию и только потом вступил во Францию. Что можно сказать, во время Польской кампании было тяжелей, поляки сражались гораздо храбрей и лучше голландцев, бельгийцев или французов, но вот потом его рота встретилась с французским танком Char Bl, и тут начался кошмар.
Толстая броня француза оказалась не по зубам орудиям его роты, даже имевшиеся у них два Т-4 с 7,5-сантиметровым орудием не смогли пробить его броню. Французский танк активно маневрировал и постоянно вел огонь из обоих орудий, правда, башенное било намного чаще, так как из него было намного легче целиться[67].
В том бою они потеряли половину своей роты, причем большая часть танков попала в безвозвратные потери, кроме того, погибло большое количество камрадов из экипажей этих танков. Француза они все же сожгли, сначала сбили ему гусеницу, а затем, пока остаток роты отвлекал его, танк Ганса и еще один танк его роты зашли вражескому танку в тыл и, приблизившись на малую дистанцию, расстреляли его в корму. С дистанции в 200 метров она вполне оказалась по зубам их орудиям[68].
Злые от того, что понесли такие большие потери, причем от одного единственного танка, они не дали французам покинуть подбитую машину, когда от попаданий в корму она загорелась. Окружив танк, они пулеметным огнем не давали экипажу возможности выбраться из него и при этом встали так, чтобы не попасть под ответный выстрел. Когда башня французского танка начала поворачиваться, то Ганс, который был как раз сбоку от нее, всадил в нее еще один бронебойный снаряд. Башня замерла на месте, а спустя минут пять, охваченный огнем танк взорвался. Из него так никто и не смог выбраться.
