– Джексон, рассказывай, что у вас происходит с Миланой? Я же вижу тебя насквозь и знаю эту печальную гримасу, которую ты всячески стараешься не показывать.

Нам подносят блюда. Питер приступает трапезничать, а мне сейчас ни до чего и успокоить может только улыбка любимой.

– Вы снова поссорились? – предполагает он, намеренно чавкая. Любимая его затея, прямиком из детства.

Я отрицательно мотаю головой, не находя и слов, как всё ему объяснить.

– Питер, веди себя культурнее, – подчеркиваю я, замечая, как он сильнее усиливает этот звук при помощи языка и губ и все для того, чтобы я хоть что-то сказал.

– А ты не молчи, как немой. Быстрее расскажешь, быстрее смогу вам помочь, – продолжает жевать за обе щеки.

Но даже любая помощь в моем случае ничтожна.

– Питер, тебя Ритчелл не кормила? Что за спешка? – говорю я, видя, как он гремит ложкой в порыве неудержимого голода.

Усмехнувшись, отвечает:

– Только странным типам может не понравиться этот супец. М-м-м… – восхищается он.

Я смотрю на него и ложкой катаю по тарелке нерасплавленный сыр.

На небе сгущается синева, исчерченная розоватым отливом. А в моем сердце – пепел. Угнетающие мысли раз за разом камнем ложатся на душу.

– Питер, я не знаю, что мне делать… – отчаянно, искренне бормочу я.

– Хоть что-то уже вымолвил, это уже хорошо.

– Убери шутки, дело серьезное, – чуть грубо перебиваю я.

– Я это уже понял, – беззаботно отвечает он. – Ты поделишься? На этот раз, обещаю, никому не скажу, даже Ритчелл.

– Ты мне в прошлый раз также говорил еще и клялся, что подстрижешься налысо, если проговоришься, – подтруниваю его я, чего не было на самом деле.

– Ну наконец-то! Еще одна благорассудительная мысль, свалившаяся на меня, а то выглядишь ты, мягко говоря, таким… таким изнуренным.

Прополоскав горло глотком хереса, заявляю, так как душа желает выговориться:

– Я застрял. – И это так. Я застрял на туманной жизненной странице.

– Что-то я не догоняю. А можно для таких, как я, подробнее? – продолжает поглощать хрустящую чесночную гренку.

– Я застрял в трясине. – Голова гудит. Но сказать ему я должен. Трудно одному разгребать камни бесконечности.

– Джексон, я слишком представляюсь тебе тупым, но…

Я продолжаю медленно:

– Питер, из этой трясины нет выхода, понимаешь?

– Посмотрим, что мы имеем. – Он откладывает в сторону суп, сваливая локтем ложку на пол. Я ударяю себя по лбу, не сдержав короткий смешок. Он смеется, осторожно поднимает столовый прибор и ногой притоптывает остатки капель на полу. «Неуклюжесть – его второе имя, за которую он и стыда не испытывает». – В тебе не паразит случайно, что ты ешь много?

– Не думаю, не выжил бы, – истерит смехом он. – Итак, что мы имеем. Трясину, как я понял, глубокую, – загибает один палец. – И ты застрял в ней, – загибает второй палец. – Она у нас без щелок, поэтому выхода на поверхности нет, – загибает третий палец.

– Идиот, – не могу не засмеяться я.

– Нет, ну а как я должен понять тебя из того, что ты мне сказал?

– Логично, – заключаю без эмоций я, поджимая губы.

– Ты долго будешь тянуть?

Страдальчески зажмурившись, с натяжкой произношу непроизносимое:

– Меня принуждают жениться. – Пытка. Моральная пытка.

Питер во всю принимается хохотать, стуча ладонью о край стола, создавая хохот выразительнее:

– Моя сестрица? – вылупляет глаза, подавшись вперед. – Вот молодец! Засиделся ты в девках. И правда пора! А что, если нам устроить свадьбу в один день? Я давно уже говорил, что время у нас огранич…

Я обрываю его, не давая досказать очередную глупость:

– Брендон Гонсалес.

Смех испаряется.

– Не понял. Брендон желает женит…

– Не глупи, Питер, – злюсь я. – Речь о Белле. – Я понижаю голос, чтобы мои слова могли ускользнуть от других – мы и так привлекаем к себе (из-за Питера) много внимания.

– Снова не понял. Джексон, ты можешь доходчиво объяснить?

Я открываю документ в ноутбуке, который взял с собой и, повернув его к нему, показываю со взглядом, как раскаленное железо:

– Читай. Остановись подробнее на пунктике, едва заметном, сорок втором.

Он прочитывает бегло, шепотом, через фразу:

– «Занявший пост становится руководителем штаб-квартиры, находящейся в Бостоне… оснащается охраной, состоящей из шести человек…» – Подумав над чем-то, не почерпнув нужного предложения, добавляет с усмешкой: – Ты станешь наследником состояния. Влиятельный графский сын, ей-богу. – И доходит до того самого номера. – «Становясь директором корпорации «Нефть-лидер» лицо одновременно обязуется заботиться о мисс Гонсалес, обеспечивать её всем тем, что будет ей необходимо. Через три недели после занятия главного поста директор должен публично объявить о помолвке с мисс Гонсалес. Нарушение данного условия повлечет за собой расторжение договора с серьезными санкциями».

Его взгляд застывает на экране, как и мое тело в напряжении застывает на месте. Питер, как правило, бесстрастно, неостро реагирует на всё происходящее, стараясь здраво размышлять, но счастливая оболочка сию секунду сменяется на ошеломленную.

Он сжимает голову руками, перечитывая написанное.

Я растираю пальцами виски от усилившейся головной боли.

Глаза Питера темнеют. Нахмуривая лоб в недоумении, он столбенеет от ужаса и замыкается на одной точке на экране. С горькой пеной изо рта орет убийственным голосом:

– ПРОКЛЯТЫЙ УБЛЮДОК!

Яростный воздух, скопившийся возле него, вдалбливается в мое лицо. Я все ожидал, но не такой реакции.

– Питер… – сглотнув слюну, начинаю я.

– МАТЬ ТВОЮ, ЧТО ТЫ НАТВОРИЛ? КАК ТЫ МОГ УГОДИТЬ В ЛОВУШКУ? – Он вскакивает, чуть не бросаясь на меня с кулаками. Я сижу в оцепенении, уже не зная отчего именно. Со свистом выдыхая, он рвет волосы себе на голове. Лавина оскорблений в мою честь скатывается из его уст.

– Питер, ты можешь быть спокойнее, – осторожно говорю я, но шок первых минут не отступает. Я-то считал его менее вспыльчивым, но… Бог ты мой.

– Провались оно, твое спокойствие! – орет он, привлекая взгляды посторонних лиц. – ЧТО? ЧТО ТЕПЕРЬ? ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО КАПАЕШЬ МОГИЛУ НЕ ТОЛЬКО ДЛЯ СЕБЯ, НО И ДЛЯ МИЛАНЫ?!

Поэтому и саднит больнее.

Пересохшими губами я волочу о двух уничтожающих разговоров с Брендоном.

– Крайняя его фраза была такова: «Я ДАЮ ТЕБЕ СУТКИ. НЕ ЯВИШЬСЯ ЗАВТРА В МОЙ ОФИС, СЧИТАЙ, ЧТО НЕ ПОЛУЧАЕШЬ НИ БИЗНЕСА, НИ МОЕЙ ДОЧЕРИ, НИ СЧАСТЛИВОЙ ЖИЗНИ С ТОЙ, ИЗ-ЗА КОТОРОЙ ТЫ ОТВЕРГ МОЮ ЛУЧИНКУ».

Он усаживается на место и ворошит себе бровь, силясь успокоиться.

– Да, брат, ты не только погряз в дерьмо, так еще и наступил в самую его глубину, – выкрикивает сдавленным хриплым голосом, и я его не останавливаю. Я заслужил этого. – А ведь когда я увидел его в первый раз, сразу счел несгибаемым, непробиваемым… Абьюзер чертов, – подняв бровь, изъявляет негодующе он. – Шантажировать болезнью дочери… – рассуждает рьяно он, лихорадочно, то приподнимая, то опуская руки. – Трудно вообразить, на что он способен, чтобы избавить ее от недуга… – Хрустнув пальцами, он продолжает перебирать мысли вслух.

– Белла знает о вас с Миланой? – произносит таким голосом, который пробирает меня до озноба.

В отрицании ответа на вопрос, я качаю головой.

– Я смалодушничал и взял тайм-аут, смог лишь на время расстаться с ней…

Его глаза широко раскрываются.

– Нагромождаешь одну ложь поверх другой – заслуживаешь овации, брат! – с упреком в голосе молвит он. Хлопнув один раз ладонями, он осушает коктейль одним залпом. – Что тебе не позволило сразу сказать ей все и затем уже разбираться с последствиями? Если ты говоришь, что Брендон запретил тебе высказывать Белле правду, якобы её состояние ухудшиться, но затем, когда она узнаёт обо всём ей что, станет лучше?

– Питер… Не кори меня… Прошу… Мне нужна твоя поддержка, – впервые даю себе слабину, смотря на него. – Я не имел понятия, на что согласился и…