– Мила… – слышится голос в ночи. Я оборачиваюсь на звук. Опасно-привлекательный мужчина, по тропе, освещенной фонарным светом, в темно-синем спортивном костюме, кажущимся ядерно черным, стремится ко мне раскатистыми шагами. Его голову покрывает бейсболка, наполовину черная, наполовину синяя. Улыбка этого силуэта видна даже во тьме. Джексон.

– Дже-е-е-ексон?! – выкрикиваю я, поднимаясь с места. Он, протянув мне руку, приподнимает кверху головной убор и, склоняясь душевному порыву, припадает порывисто ко мне в объятия.

– Любимая моя, – говорит с загадочной мрачностью, словно мы не виделись вечность и снова расстанемся, но я точно знаю, что нашу любовь никто не в силах разрушить.

– Ты чего в таком виде? И что с лицом? – И незамедлительно: – Потом расскажешь. Поедем к тебе домой, прошу, – умоляю я, истерзанная разговором с мамой.

Джексон задумчив.

– Ко мне мы не сможем поехать, – напряжённо выдаёт он, отходя от объятий.

– Но… – Неясные мысли обвевают меня. Новый прикид одежды, обеспокоенный голос, скрывающий потайные замыслы, невозможность быть в его коттедже. Что все это значит?

– Не спрашивай почему, малышка. Запомни, что так безопаснее. – И мигом он заговаривает быстрее, оттесняя эту тему: – И так никто не заподозрит, что я с тобой… Пресса на всевозможный лад истолковывает события, происходящие в жизни известных авторитетов… Я подыскал нам место, в котором мы будем с тобой…

– ВДВОЕМ? – неверующе шепчу я, добавляя: – Помимо журналистов мы еще от кого-то прячемся? От Беллы? – пробегаю по нему глазами.

Он сплетает наши пальцы, надевает черные очки и молчком, беря мои сумки, молвит:

– Уже поздно.

В дремоте я соглашаюсь, и мы, почти бегом, удаляемся от лавочки к машине.

– Новый автомобиль? – удивленно спрашиваю я.

– Старый. Машина Тайлера. – Он лихорадочно открывает мне дверцу.

– А почему мы не с Тайлером? – Сажусь в салон.

– И все же некоторые вещи не меняются. Ты такая болтушка у меня. – И смеется, но его смех словно деланый, чтобы отскочить от чего-то, что он не хочет мне говорить.

Джексон заводит мотор и, сдав задом, выруливает на улицу.

– Ты поговорил с Беллой? – который раз задаю ему один и тот же вопрос.

Он передергивает бровями и нервно чешет шею, останавливаясь на светофоре.

– Я не смог сказать ей правду, – сдержанно издает он, двинувшись с места. – И я начал с малого, сообщив, что мне нужно время, чтобы доделать проект, и именно по этой причине я сделал временную паузу в отношениях с ней, – выговаривает он с трудом, но я чувствую, что это не всё.

– КАК? – приподнимаюсь я, крича. – Джексон, боже, почему? – воздеваю руки к потолку. – Ты понимаешь, что так мы ничего не решим? Почему ты не сказал обо мне? Почему ты сразу не сказал, как есть? Ты боишься чего-то? – Густой туман покрывает мою душу.

– Когда будем разговаривать с Даниэлем? – тихим голосом выдает он.

Я фыркаю.

– Джексон, значит, Белле ты не желаешь говорить о нас, а Даниэлю нужно вмиг узнать, что все это время я обманывала его и была с тобой? Не находишь противоречия? – Со свистом я втягиваю воздух в легкие.

Я не понимаю его, не понимаю его поступков, не понимаю, почему ему не хватает мужества обо всем сказать Белле?

– Милая, твой бывший парень легкий противник, с ним легче разобраться. Но одну я тебя не допущу к нему! – восклицает он, прерывая мои думы.

– Не будь так уверен в этом, – мягко отвечаю я и добавляю грустным голосом, чувствуя при этом за собой вину: – Пока и некуда допускать. Даниэль пропал.

– Как это пропал? – недоумевает он, свернув резко направо.

Я решаю все рассказать.

– С момента нашего приезда я не могу до него дозвониться. Он не заявляется домой уже несколько дней. Родные волнуются. Я хотела тебе сказать об этом, но… не стала…

Джексон с минуту молчит.

– Гарантирую, с ним всё хорошо. Матерям (да и отцам) свойственно усиленно переживать за своих детей, поэтому…

Перебиваю печальным голосом:

– У него их нет.

Джексон снижает скорость автомобиля, издавая вздох, словно в один миг его сердце оборвалось.

– Что с ними произошло? – с меланхолией интересуется он.

– Погибли в авиакатастрофе, – отвечаю и раскрываю ему правду о его жизни, которую знал лишь Питер.

Он делает нахмуренное лицо и страдальчески зажмуривается, будто пытается отогнать непрошеные воспоминания.

– Мне искренне жаль его. Мне известно, что есть жизнь без одного родителя, а в его ситуации… – Он резко приумолкает.

– Поэтому я и просила тебя быть снисходительным к нему и дать мне возможность поговорить с ним наедине… – умоляюще произношу я.

Но его доброта и сострадание снижают обороты.

– Если бы кто-то не хотел причинить ему морального и физического зла, то да, но все иначе, поэтому нет, – укоризненно провозглашает он.

– Но, Джексон!.. – подаюсь в его сторону, вытягивая шею.

– Моя горячо любимая, а ты не думала, на что мне жизнь, если не будет тебя? – Его сокрушенный, глубоко трогательный голос пронизывает меня.

– Тоже самое могу и я сказать тебе.

– Обещаешь, что не поедешь к нему одна?

Что я могу ответить, если это важно для моей любви? Только согласиться.

– Постараюсь.

Проходит пять минут.

– Я попытаюсь попросить помощи у Тайлера, он поможет разузнать, что за враги у Даниэля, и где он может быть.

– Я буду благодарна тебе, Джексон. – Его бабушка и дедушка обрадуются и, быть может, это подарит им лучик надежды на то, что с ним действительно ничего не случилось.

Я решаю начать говорить о своих происшествиях:

– Я ушла из дома, поругалась с матерью, забрала вещи и…

– Я так и понял по твоему голосу. Я же всё чувствую, помнишь? – Смотрит на меня и светлеет лицом. Я широко улыбаюсь, озаряясь исходящим от него светом. – Она продолжает отпираться?

– Джексон, она перешла всевозможные границы, считает всех в округе предателями, поругалась с мужчиной, Марком, я рассказывала тебе про него… Все это время я тешила себя пустыми иллюзиями, считая, что она свыкнется со временем с тем, что мы вместе. Мама все еще носит в сердце всепожирающую злобу и твердую ненависть к твоей семье.

– Она угрожала?

Я киваю, перебирая ее слова вслух:

– «Если ты уйдешь сейчас, то я сделаю все, чтобы разлучить тебя и эту тварь, которая прилипла к тебе. С завтрашнего дня буду искать способы связаться с семьей Гонсалесов, сообщу родителям его наивной девушки, чтобы отвели ее от такого изменщика…»

Джексон уставляется на меня, стиснув зубы, поигрывая желваками.

– К чертовой матери бы их всех послать! – огрызается он и небрежно добавляет: – Против нас весь мир! – стукает по рулевому колесу. – В ней воспалилась страстная жажда причинять страдания другим. Ярость не дает ни минуты покоя. Она пылает изощренной жестокостью по отношению к нам.

С опущенной головой поглядываю на свои сплетенные руки.

– Да, но… – уныло бормочу я. – Джексон, если моя мама против нас, это еще не означает, что против нас весь мир.

Он объят страхом, что родители Беллы узнают раньше о нас, чем сама Белла? А что, если в этом и выход? Если он не сможет признаться, так пусть моя мама сделает это за него.

– Я в замешательстве, как огородить тебя ото всего… – с горечью признается он, снизив тон голоса, но я вижу, что его рассудок переваривает другие мысли.

– Джексон, проблемы образуются потому, что мы не идем на искупление, мы признаем ошибки, только говоря о них друг с другом, но пока ни Белла, ни Даниэль не знают всей правды. И поэтому, сделав один шаг вперед, к любви, мы одновременно делаем два шага назад.

– И что ты предлагаешь? – незлобно сетует он. – В один прием отрезать им мысль, что мы любим и рождены друг для друга?

Я пожимаю плечами, вздыхая:

– Я не знаю, как лучше, Джексон, но я устала от того, что мы живем на краю лжи. Пусть даже так, – указываю рукой. – Может, хоть камень с души опустим.