И мне нужно было сохранить её в сознании до приезда медиков, до момента когда нас, наконец-то, вытащат из лифта.

— Лия, посмотри на меня, — держу её лицо в ладонях и ловлю взгляд, — ты меня видишь?

Глаза напротив скользят по моему лицу и останавливаются, когда ловят мой встревоженный взгляд.

— Вижу, — и улыбается.

— Тошнит, голова кружится? — продолжаю строить из себя врача, но мне важно говорить с Лией, и неважно о чём.

— Немножко, — шепчет она, и сама обнимает меня за шею, прижимаясь ближе ко мне и устраивая голову на моём плече. Кожей ощущаю теплое дыхание и от него, мне кажется, у меня просто весь волосяной покров становится вертикально. И не только он.

Обнимаю Лию и шепчу на ухо один вопрос за другим.

— Тебе холодно?

— Нет.

— Пить хочешь?

— Нет.

— А чего тебе хочется?

Лия слегка копошится в моих руках, пытаясь немного отодвинуться.

— Целоваться. — говорит мне прямо в ухо. — Можно?

Боже мой, дай мне сил не проглотить эту мелкую пигалицу! Вместо ответа перемещаю свои губы по мягкой щеке в поисках сладкого рта, просящего поцелуев.

Дыхание переливается от меня к Лие и обратно, мы не целуемся, а просто срастаемся. Одна моя рука уже пробралась под блузку девушки и гладит горячую кожу поясницы, спины, охватывает талию и потом кружит по грудью.

Мои губы ловят слабый, но стон! Да, я все же идиот! Отстраняюсь от лица Лии и тяжело дышу, опустив голову и закрыв глаза.

У человека сотрясение мозга, а я ей давление поднимаю, хотя собирался всего лишь не дать ей потерять сознание!. Нечего сказать, молодец.

— Что случилось? — маленькая ладошка ложится на мою щеку и глаза сами поднимаются вверх, чтобы увидеть ту, которая теперь, похоже, имеет надо мной абсолютную власть.

И тут слышу грохот снаружи лифта и замечаю, как его двери начинают очень медленно открываться. Очень вовремя. Ещё немного и спасатели могли застать очень интересную картину.

— Лия, мне нужно встать и посмотреть, что там с дверями лифта. Похоже нас скоро вытащат. — твердо говорю я и пытаюсь встать с пола, что дается мне очень нелегко. — А ты сиди спокойно, хорошо? Лия?

— Да слышу я, — бормочет моя вредина, поправляя блузку, которую я, оказывается, практически расстегнул.

Бросаю ещё один хмурый взгляд на Лию, прежде чем попытаться выяснить у людей снаружи, когда нас освободят. И такое странное ощущение возникает, словно мне жаль покидать этот железный ящик, который едва нас не убил, а потом…

— Вы как там? — перед моим носом появляется лицо спасателя. Через слегка раздвинутую дверь мне видно только это. Значит мы явно висим между этажами и вытащить нас на верхний этаж невозможно — тут только кошка пролезет, никак не взрослый человек.

— У девушки признаки сотрясения мозга! Нужно как можно быстрее её отсюда забрать! — хрипло кричу я.

— Она в сознании? Обращенную речь понимает?- спрашивают.

— В сознании, разговаривает, но очень кружится голова и тошнит. — становлюсь вплотную к дверям, пробуя разглядеть в отверстие, что происходит снаружи. — Что с лифтом, почему мы застряли? — громко кричу наружу.

Мне видно только ноги, но в следующее мгновение перед моим носом появляется мужчина в белом халате. Ура, наконец-то медики.

— Девушка в сознании и говорит, значит всё не так страшно. Вот, возьмите бутылки с водой. — протягивает мне воду. — Попейте сами и дайте вашей девушке.

Забираю бутылки и вновь обращаюсь к спасателям, которые суетятся снаружи.

— Что с лифтом, чёрт возьми? Почему вы до сих пор не перетянули нас на нижний или верхний этаж⁈ — тишина в ответ меня просто приводит в ярость.

Возле моего носа останавливаются ботинки, а потом появляется лицо мужчины в каске, который оказывается одним из инженеров фирмы отца.

— Не нужно волноваться, Петр Андреевич. Мы пытаемся вас обезопасить, прежде, чем тянуть лифт. И на это нужно время, иначе никак.

— Что случилось с лифтом? — повторяю я вопрос.

— Тут вернее задать вопрос не что, а кто.

— Кто? — я выпучиваю глаза. — Лифт повредил человек?

— Андрей Петрович, давайте вы вернетесь к девушке, а мы здесь сделаем всё возможное, что бы минут через тридцать вы уже попали в руки медиков. Не будем терять время. Хорошо?

— Хорошо, — выдыхаю я, понимая, что своими расспросами действительно трачу драгоценные минуты.

Отхожу от дверей и снова опускаюсь на пол рядом с Лией. Она весь разговор сидела тихо и мне показалось, что она спит, но как только я сел рядом она посмотрела на меня вполне ясным взглядом.

— Ничего не поделать, придется ждать. — проговорила, глядя на меня.

Я протянул Лие одну бутылку с водой, предварительно открыв её.

— Попей немного.

Лия делает несколько глотков и отставляет бутылку от себя.

— Расскажи мне что-нибудь, — просто говорит моя напарница по несчастью.

Я удивленно смотрю на Лию.

— Сказку? — усмехаюсь я.

— Нет, что-то о себе.

Я веду себя очень странно, но списываю это на удар головой. Так проще, а то совсем уж страшно становится от того, как я висла на шее у Петра и просила поцелуев. Может он тоже это на сотрясение отнесет? Ударилась девочка, вот и творит невесть что.

Чтобы не наговорить или не наделать такого, о чём потом буду жалеть, я прошу Петровского что-нибудь рассказать о себе. Это безопаснее. По крайней мере, мне так кажется.

— О себе? — мужчина хмурится. — Мне скоро тридцать пять лет, пол мужской…

Смеяться мне не даёт моя раненая голова, болит, когда пытаюсь хихикать, слушая столь содержательный рассказ.

— Про пол можно на рассказывать, — великодушно разрешаю я, пряча улыбку.

— Это почему это? — деланно сердится мой невозможный начальник. — Что не так с полом? — прищурив один глаз, смотрит на меня.

— Ну… с ним итак все понятно, — бормочу.

Прекрасно, я пыталась перевести наше общение в нечто нейтральное, простое, а опять попала на чужую территорию, где флирт и подколы, которые заставляют меня то смущаться, то сердиться.

Сейчас мы с Петровским находимся в ситуации экстремальной и поэтому сблизились, пытаясь элементарно пережить острый момент, когда жизнь подвергается опасности.

Пётр сейчас ведёт себя, как защитник. Вероятно, у большинства мужчин срабатывает какой-то древний механизм, заставляющий спасать и заботиться, когда происходит нечто страшное, разрушающее.

Я поднимаю глаза на мужчину рядом — сидит тихонько рядом, глаза закрыл, бледный, хотя я вижу только профиль. Он сам едва оклемался после аварии и опять попал в передрягу.

И, по странному стечению обстоятельств, я вновь оказалась рядом с ним. Сейчас Петр такой близкий и родной кажется, словно и не он рычит на совещаниях, ругается, грубит, ведёт себя, как бесчувственный чурбан, злится.

Стоит нам покинуть этот железный короб и он вновь станет обычным Петровским. Петровским, который готов только браниться и соблазнять.

Продолжаю смотреть на Петра и он чувствует это, поворачивает голову и замирает.

— Больно? — почти шепотом спрашиваю я.

— Что? — непонимающе.

— Нога болит? — уточняю, покрываясь мурашками от того, какие сейчас теплые голубые льдинки напротив.

Пётр поворачивается ко мне и, улыбаясь, ласково проводит рукой по моей щеке.

— Нога нормально. — отвечает рассеянно и медленно наклоняется ко мне, неотрывно глядя на мой рот…

Я чувствую теплое дыхание, ловлю его, приоткрывая губы и… лифт дёргается и медленно, со скрежетом, ползет вниз.

Дальше все происходит быстро, шумно, неминуемо. Как только открывается лифт, я вижу целую толпу людей, среди которых тут же замечаю своего отца, он с тревогой смотрит на меня и пытается обойти спасателей и помочь мне подняться.

Но шансов у него, конечно, нет. Меня уже подхватывают и укладывают на каталку, быстро увозя по коридору. Отец спешит за мной и успевает только сказать, что едет за мной, вернее за скорой помощью, которая увозит меня в больницу.