Петер поднял обе руки.

– Видимо, ты до сих пор путаешь фантазии и реальность. Я могу лишь настоятельно рекомендовать тебе как можно быстрее начать лечение.

Мария спрыгнула со стола и подошла к нему.

– Расскажу тебе одну забавную вещь. Я долго думала, что в тот вечер в «Бабочке» именно Исак зашел слишком далеко. Боялась, что он убил Кима.

Она слышала, как Петер делает вдох и задерживает дыхание. Будто ему тяжело дышать.

– Да, это ужасно, знаю. К счастью, это тоже неправда. Исак не убивал Кима. – Она подняла руку и выставила в его сторону указательную палец. – Его убил ты!

Выражение его лица не изменилось, но она прекрасно знала, что внешне он всегда показывает лишь то, что хочет. Постоянно себя контролирует.

– Исак знал, что в тот вечер вы поссорились, и слышал, как Ким угрожает заявить на тебя в Комитет по вопросам безопасности пациентов, испортить тебе репутацию. Ты держал Кима под водой, пока тот не перестал дышать. Но Исак знал и то, что ему никто не поверит.

Петер склонил голову набок. Она понимала, что он будет говорить с ней как психотерапевт.

– Мария, я прекрасно вижу, что тебя по-прежнему посещают бредовые мысли. Годы, что ты провела на улице, плохо сказались на твоих представлениях о реальности.

Она закатила глаза.

– Не неси мне свой бред, Петер. Я прекрасно знаю, что это правда, хоть тут ничего не докажешь, мы оба понимаем. Могу лишь пожалеть, что убийца не добрался до тебя, прежде чем его арестовали.

Петер сухо улыбнулся.

– Исак стал бы главным свидетелем в суде.

– К счастью, не придется.

Со спины на Петера упал яркий свет уличного фонаря, и его темные глаза провалились в череп.

– То есть?

Настала ее очередь улыбаться.

– Твоя милая ассистентка сделала онлайн-доступ к историям болезни, чтобы ты мог работать с ними из дома. Как умно! Результаты экспериментов, записи о побочных эффектах. Но, дорогой Петер, все, что лежит в Сети, можно взломать вне зависимости от того, какими паролями и шифрами защищена информация. У меня есть друг, который в буквальном смысле слова живет под землей и получил ко всему этому доступ.

В темноте вспыхнули глаза Петера.

Мария отвернулась от него и стала уходить. В дверях она обернулась.

– Несколько минут назад все документы в виде пэдээфки отправили полицейским, Комитету по вопросам безопасности пациентов и всем ежедневным газетам. Кое-какие аспекты лечения, которое ты прописывал Кенни, Исаку и мне, а также Пернилле, будет сложно объяснить. Возможно, у меня не получится посадить тебя за убийство Кима, но разве я не смогу отнять у тебя хлеб? Твою драгоценную карьеру.

Она показала темному силуэту у окна два средних пальца.

– Кстати, красивые бабочки!

Затем вышла под дождь.

Ампулы хранились в пластиковых ящиках, рядом с одноразовыми шприцами, стерильными салфетками и контейнерами для игл. Болеутоляющие, бета-блокаторы и мочегонные средства, предусмотрительно запакованные в прозрачные пакеты и картонные коробочки. В субботу утром в начале седьмого утра Трина Бремен задумчиво стояла возле раскрытого шкафчика с лекарствами.

Она должна была освободиться еще вчера, в одиннадцать вечера, но одна из медсестер ушла на больничный – ей пришлось проработать всю ночь. Она посмотрела на часы – она уже почти шестнадцать часов на работе. У нее болели ноги и затекла шея. Трина положила нужные ампулы в карман белого халата, зевнула и заперла шкафчик.

По коридору толкала тележку с ведрами и тряпками уборщица в платке, Трина прошагала мимо нее, сжимая в потной ладони лекарство. В туалете для персонала она с легкой дрожью набрала в одноразовый шприц препарат из трех ампул и по привычке щелкнула по нему, проверяя, не осталось ли внутри воздуха. Открыла дверь, наполненный шприц лежал у нее в кармане.

Перед восьмой палатой она украдкой посмотрела по сторонам, прежде чем распахнуть дверь и шагнуть в темноту. Подошла к кровати и оглядела старика – тот лежал на спине, рот слегка приоткрыт. Седой, морщинистый, высохший. Его тело уже давным-давно отслужило, теперь оно превратилось лишь в оболочку для уставшей и измученной души, которой не терпится оттуда вырваться. Трина по его глазам это видела. Она осторожно вынула из кармана шприц и вставила иглу в катетер.

Он зашевелился, как будто во сне почувствовал ее присутствие. Трина нежно погладила его по руке. Затем надавила на поршень.

Она сунула шприц за пояс брюк, с любопытством разглядывая спящего старика. Шли секунды, она досчитала до семи, и тут наконец что-то началось. Пациент стал задыхаться и хвататься за грудь, на лбу тут же выступили бисеринки пота. Он так и не открыл глаза – казалось, будто едва проснулся и сразу потерял сознание. Трина разглядывала его. После первой минуты вероятность выжить каждую минуту снижается на семь-десять процентов. Ей не должно быть слишком просто. Лишь когда появились синюшные пятна цианоза, раздался сигнал тревоги.

Когда коллеги распахнули дверь в палату, Трина выполняла сердечно-легочную реанимацию – трудилась она усердно и ревностно.

– Остановка сердца! – крикнула она. – Нужны дефибриллятор и реанимационный набор!

– Отойди от пациента!

Голос Дюринга, всегда такой добрый, словно ударил кнутом. Через секунду ее оттолкнули в сторону Етте и еще двое коллег – все засуетились около койки.

Трина застыла.

– Это мой экстренный вызов. Я нашла пациента…

Санитар взял ее за руку и вывел в коридор. Дверь в палату закрылась, в ушах у Трины звенел сигнал тревоги. Ее выставили.

Мозг тут же попытался осознать, что произошло. Дело не в том, что кто-то усомнился в ее навыках.

Трина торопливо прошла по коридору в туалет для персонала и заперлась изнутри. Вынула из-за пояса одноразовый шприц, завернула в туалетную бумагу и бросила на дно мусорного ведра. Затем открыла дверь и пошла обратно к восьмой палате.

Там все еще закрыто.

Трина прошла мимо, заставила себя отсчитать десять шагов и развернулась. Снова прошла мимо. Ее охватывали то ярость, то страх.

Из-за двери доносились отрывистые крики. Трина не уходила.

Дверь в восьмую палату открылась, и вышла одна из медсестер. Она сжала губы и прошла мимо Трины, даже не удостоив взглядом.

– С ним все хорошо?

Вопрос повис в воздухе без ответа. Ну это уже переходит все границы! Даже не ответить!

Вышедший из палаты Дюринг остановился перед Триной. Он смотрел на свои руки, протирая их спиртовой жидкостью.

– Трина, будьте добры, пройдите в мой кабинет. Сейчас.

– Он жив? Почему вы не рассказали мне, что произошло?

От несправедливого обращения у Трины задрожал голос.

Врач посмотрел на нее как разочарованный учитель и пошел по коридору. Трина подавила желание швырнуть что-нибудь тяжелое в его лысый старый затылок и пошла за ним в холодный обезличенный кабинет.

– Нам лучше сесть…

Казалось, самому врачу стало плохо. Кожа лица напоминала вчерашние суши, посеревшие и ссохшиеся. Судя по всему, ситуация была ему крайне неприятна.

– Мы потеряли пациента. Его было не спасти.

Трина опустила подбородок на грудь и тяжело вздохнула. Покачала головой, давая понять, как тяжело ей принять грустную новость.

– Зря вы меня выставили. Я могла его спасти, почему вы меня выгнали?

Он с мрачным видом откашлялся.

– Мы за вами приглядываем. Во время ваших дежурств странным образом увеличивается количество случаев остановки сердца. Вы об этом знали?

– Это Етте про меня слухи распускает?

– К делу не относится…

– Я знала, что эта сука за глаза говорит обо мне гадости. С первого дня от меня избавиться хочет. Но раз она так низко пала и обвиняет меня… – Трина уже не могла сдерживать рыдания, ее лицо сморщилось, как у ребенка. – Я обращусь в Ассоциацию медсестер! Это же чистой воды травля!