Петер надел плащ прежде, чем осознал, что собирается выйти. Она назначила ему встречу, и он на нее пойдет.

Плащ казался щитом, броней, и он ощутил прилив сил. Выйти наружу – значит пойти на большой риск, но он всегда был игроком. Его ведь даже не разыскивают – он, по крайней мере, не в курсе. Кроме того, если он здесь останется, то просто медленно умрет.

Пока он ждал лифт, внутри закипел гнев. Общество обязано защищать граждан от тех, кто не способен о себе позаботиться. От тех, кто не понимает разницу между добром и злом, потому что болен или пострадал из-за тяжелого детства, плохих родителей или замкнутой семьи.

Неважно, как сильно людям хочется верить в то, что болезнь можно вылечить, а безумие – контролировать; те, кто работают с пациентами, у которых тяжелые психические расстройства, знают, что это не всегда верно. Иногда вылечить пациента невозможно, и кого в таких случаях сильнее жалко? Больного или окружающих?

Прозвучал тихий сигнал, и лифт открылся. Петер вошел в тесную кабину.

Он устал от нежностей и неправильно понимаемого гуманизма. В зеркале он поймал собственный мрачный взгляд, умные вдумчивые глаза на круглом лице. Хватит чувствовать себя виноватым.

Петер нажал на кнопку и поехал вниз.

Когда Анетта припарковалась у больницы Биспебьерга, лил такой сильный дождь, что она думала, может, стоит посидеть в машине и подождать, пока он утихнет. Она знала, что сильно рискует, приезжая сюда, что она приедет домой позже Свенна и что он будет на нее злиться. Кроме того, у нее набухла грудь – было сложно не обращать на это внимания.

Анетта точно не знала, где вход в отделение U8, поэтому просто побежала под дождем к той двери, которая ей больше приглянулась. Оказалось, это плохая тактика. Когда Анетта наконец нашла отделение, она уже вся вымокла. Она выжала волосы и, оставляя мокрые следы и поругиваясь, подошла к маленькой стойке в приемной – сидевшая там женщина в зеленых очках вежливо улыбалась.

– Прилично вас ливень промочил?

– Да уж. Извините, что полы залила, но я вас еле нашла.

Анетта вытерла ладони о мокрые брюки.

– Как и многие. Чем вам помочь?

– Я хотела бы поговорить из одной из медсестер отделения. Урсула Вихман здесь?

– Секунду, я позвоню уточнить. Как вас представить?

– Анетта Вернер. Я… э, подруга Инги Фелиус.

Женщина поправила очки и набрала номер, проговорила недолго – Анетта сделала вид, что не слушает, – и положила трубку.

– Сейчас ее нет в отделении, но она на работе, скоро вернется. Не знаю, у вас есть возможность подождать?

Анетта тоже не знала, есть ли у нее возможность подождать. Она пыталась принять решение у стойки. Пройдет какое-то время, прежде чем она снова сможет оправдать то, что ушла от ребенка сразу на несколько часов. По крайне мере, перед Свенном.

– Пойду прогуляюсь. Вдруг она как раз вернется.

Не обращая внимания на удивленный взгляд женщины, Анетта вышла под ливень. Раз она все равно промокла, можно посмотреть на фонтан, где нашли Николу Амброзио.

Опустив голову, Анетта пошла по грязным дорожкам и почти сразу заблудилась в старом лабиринте больничных зданий. На перекрестке, проходя мимо современной пристройки со стеклянным фасадом, она срезала путь по аллее с высокими деревьями и оказалась у стройки. Да почему все так сложно! Фонтан ведь в середине территории больницы. Она пошла назад к зданию из красного кирпича и двинулась вдоль фасада – как ей казалось, это недалеко от отделения U8, – в этот момент небо расчертила яркая молния.

– Да какого хрена!

Анетта не боялась грозы, но гром прогремел слишком близко. Она чувствовала, что в кармане вибрирует телефон – надо найти укрытие, прежде чем снимать трубку. В паре метров она заметила лестницу, ведущую в подвал. Анетта побежала туда и, к своему облегчению, обнаружила, что дверь открыта. Она поспешила в укрытие. Над головой зажглись лампы дневного света, осветив длинный коридор с высокими потолками. Судя по линолеуму и металлическим полкам, в какой-то момент подвал отремонтировали и использовали, но теперь туда вряд ли часто заходят. Повсюду пыль, воздух влажный и спертый. Но тут хотя бы не было дождя.

Анетта выудила из внутреннего кармана телефон. Звонить он перестал, но она увидела, что ее искал Йеппе. Мокрыми пальцами не получалось набрать номер, а об пропитанную водой одежду руки не вытрешь. Она стала искать какую-нибудь тряпку или клочок бумаги, но на полках было пусто. Дверь чуть дальше по коридору была открыта. Анетта подошла и заглянула туда.

Она буквально ослепла. В ярком свете люминесцентных ламп поблескивала плитка – старая и потрескавшаяся, но чистая, как в бассейне. Она вошла – в нос ударил сильный запах хлорки и мыла. Здесь тряпок тоже не нашлось. А вот телефон, залитый осенним дождем, вырубился окончательно. Анетта крепко выругалась.

Над головой изгибались две изящные арки сводчатого потолка, на одной стене висела старая раковина из операционной. Анетта вспомнила брошюру спа в Восточной Европе. Здесь тоже царила увядающая красота. Она подошла к раковине и открыла старый кран с холодной водой. Он с трудом поддавался и скрипел, но в раковину полилась тонкая струйка ржавой воды, оставив красную лужицу. Анетта шагнула в сторону и уперлась в каталку. Судя по виду, новую, со стальным каркасом и съемным чехлом, который можно постирать. Она провела пальцами по холодному металлу и коснулась кожаного ремешка. На ощупь – жесткий. Как будто чем-то пропитался. Например, кровью.

– Добро пожаловать!

Анетту так испугал голос, что сердце упало в пятки, после чего тут же оказалось где-то в горле. Она бросила взгляд на дверь.

– Вы, наверно, из полиции. Видимо, меня ищете?

Хотя они раньше не встречались, она ни секунды не сомневалась насчет того, кто стоит перед ней.

Когда полицейская машина свернула к больнице, Исак совсем успокоился. Не то чтобы он расслабился, просто сидел, прислонившись щекой к стеклу; так идущий на убой скот смиряется со своей судьбой и просто ждет неизбежного. Под зонтами их ждала целая делегация из Центра детской и подростковой психиатрии. Фальк заглушил двигатель.

Йеппе убрал телефон – Анетта не брала трубку, – отстегнул с ремня кобуру и положил в бардачок. Никакого оружия в психиатрическом отделении.

Они вышли из машины и поздоровались со старшей медсестрой.

– Ему стало плохо, в полицейском участке случилась истерика. К сожалению, пришлось связать ему руки. Я прошу прощения.

К машине подошла старшая медсестра с зонтиком.

– Привет, Исак, у тебя все хорошо?

Опустив глаза, он дал вывести себя из машины. Он не реагировал на вопросы и на то, что снова был в больнице, казался очень отстраненным и равнодушным. Покорно пошел к входу. Йеппе и Фальк – за ним следом.

Неужели в Дании есть молодые люди, у которых правда нет никакого будущего? Неужели ничего нельзя сделать?

Йеппе не был готов с этим смириться. Когда тебе семнадцать лет, мир – это кладезь возможностей, жизнь – большое, живое будущее. А не бесконечно повторяющаяся, но недостаточная забота и коротание дней в одиночестве.

Когда они дошли до комнаты Исака, Фальк перерезал стяжку на его запястьях – Исак лег на кровать, повернувшись к взрослым спиной.

Старшая медсестра подала Йеппе знак.

– Мы дадим Исаку успокоительное, чтобы он отдохнул. Вы пока не подождете за дверью?

Йеппе и Фальк вышли в коридор, давая группе воспитателей и медсестер спокойно заняться Исаком. Они ждали молча, Фальк сцепил руки в замок на животе, Йеппе погрузился в свои мысли. Через десять минут дверь открылась, и в коридор тихонько вышла старшая медсестра.

– Он заснул.

Йеппе серьезно кивнул.

– Рад слышать, но вы сами наверняка догадываетесь, что нам нужно допросить Исака, как только это будет возможно. Мы до сих пор не знаем, замешан ли он в убийствах. Как нам лучше поступить?

Старшая медсестра нервно улыбнулась.