– Хотя это просто куклы, для тех, у кого они есть, они как живые. Я прекрасно знаю, что это трудно понять, но это правда.
– Можно посмотреть?
Она кивнула.
Йеппе подошел поближе и склонился над куклой. Круглые щечки, губы трубочкой, пухлые ручки, мягкие, как у младенца, волосы и крошечные пальчики. Йеппе с трудом убедил себя, что это кукла, ведь с виду – настоящий младенец.
Танья увидела его вопросительный взгляд.
– Одни люди коллекционируют модели самолетиков, другие – кукол. Нам – тем, кто не может иметь детей, они дают огромное утешение.
– Вы их тут делаете?
– Да. Амалия – моя, но я делаю кукол и отправляю коллекционерам по всему миру. Работаю на заказ. Рынок большой.
Она придвинула барные стулья к верстаку и налила им кофе. Йеппе сел и заметил еще одну куклу – она лежала в корзине под столом. Без волос, кожа нереалистичного оттенка – видимо, еще не готова. К животу прикреплена фотография настоящего младенца.
– Клиентка из Северной Каролины – ее ребенок родился мертвым. Теперь мы делаем виниловую копию малыша Мики, чтобы было легче пережить горе.
Йеппе подавил дрожь и выложил блокнот, поискал ручку и привел мысли в порядок. Не сказать чтобы он любил кукол. А уж кукла, сделанная по образу мертвого ребенка, ему и вовсе казалась вещью неприемлемой.
– Значит, больше вы медсестрой не работаете?
– Нет. – Она снова улыбнулась, и глаза скрылись. – После «Бабочки» я решила серьезно заняться куклами и открыть свое дело.
Йеппе кивнул.
– Ну, вы ведь знаете, почему мы сюда…
Она склонила голову набок.
– Да, и подумать страшно… Уму непостижимо, что они так погибли.
– Будьте добры, расскажите нам об интернате.
– Что вы хотите узнать?
Йеппе старался не замечать пристальный взгляд куклы, лежащей в корзине.
– Там было приятно работать? Какими были ваши коллеги и подростки, которые там жили?
Она задумчиво сжала губы, будто они пересохли. Похоже на вредную привычку.
– Прошло уже несколько лет, но с людьми ведь сближаешься. Никола, ужасно милый парень, и тот психиатр, Петер Демант, – талантливый, этого у него не отнять. У начальницы Риты железная рука. Но там это тоже нужно.
– Железная рука – что вы имеете в виду?
Йеппе подвинул стул, чтобы кукла из корзины его не видела.
– Чтобы иметь дело с такими подростками, нужна сила. Работать с ними трудно! С каждым по-своему. Чудесные и очень милые, но… со своими сложностями. И добавляют трудностей.
– Вы говорите об Исаке Брюггере?
Она старалась не смотреть ему в глаза.
– Я не буду плохо отзываться ни о ком из своих пациентов.
Йеппе поднял обе руки, давая понять, что все понимает.
– Я ни в коем случае не прошу вас делиться чьими-то секретами или кого-то оговаривать. Но у нас два убийства – след, похоже, тянется к «Бабочке». Двое ваших бывших коллег погибли…
Он посмотрел на нее – пусть додумывает сама.
Ее лицо исказилось, что можно было истолковать по-разному – то ли она пытается что-то вспомнить, то ли ей неприятно.
– Исак. Невероятно милый, чудесный мальчик, но когда у него наступал тяжелый период, он становился неуправляемым. Взрослых было не очень много, поэтому иногда нам приходилось его ограничивать, пока он не успокоится.
– Вы его связывали? – Йеппе услышал в своем вопросе возмущение, но сдержаться не смог.
– Легко строить из себя специалиста по психиатрии, когда сам не имел дела с психически больными людьми. Вы все самодовольные – ждете, что кто-то будет держать под контролем всех, кто не вписывается в норму. – Последние слова она произнесла с издевкой. – Как обеспечить всем должный уход, если рук вечно не хватает?
Йеппе кивнул.
– Я не хотел вас ни в чем обвинять.
Танья Крусе тяжело вздохнула.
– Иногда это было необходимо, чтобы Исак пришел в себя и успокоился. И для этого был способ – так он не накидывался на окружающих.
– Не расскажете немного об остальных пациентах?
– У них такого не было. Мария – милая девочка, только очень закрытая, ее мучили тяжелые панические атаки. В основном она держалась сама по себе, я думаю, ей вряд ли было спокойнее рядом с нами, взрослыми. Когда ее о чем-то спрашивали, она всегда замыкалась в себе и не отвечала. Ее мама покончила с собой – ей тогда было одиннадцать. А вот Кенни был совсем другим. Он из большой любящей семьи, они жили на ферме неподалеку от Лемвига, у него СДВГ и он буквально на месте не мог усидеть, но с ним почти всегда все было в порядке. Просто он не вписывался в рамки, и ему было очень сложно хоть на чем-то сосредоточиться.
Казалось, Танья Крусе снова взяла себя в руки.
– А еще была Пернилла, она потом покончила с собой. Что вы можете рассказать о ней?
Она сходила на крошечную кухню, налила себе стакан воды и снова села к верстаку.
– У Перниллы было расстройство пищевого поведения. Чудесная девушка, но невероятно чувствительная, у нее не было никакой защиты. Могла петь и танцевать при всех, а через несколько минут впасть в уныние.
Она бросила взгляд на свою куклу, словно получала от нее столь необходимое подтверждение.
– Как думаете, почему она покончила с собой?
Ей не дал ответить зазвонивший телефон Фалька. Он посмотрел на экран, с трудом встал и снял трубку уже в прихожей. Танья Крусе посмотрела ему вслед и задумчиво ответила:
– Меня об этом много раз спрашивали. Я не знаю. На самом деле никто не знает. Но ключевое событие – смерть Кима.
Она налила себе еще кофе и вытерла большим пальцем край чашки.
– Кима?
– Кима Сейерсена, ее куратора. Он внезапно умер три года назад, Пернилла покончила с собой меньше чем через год после его смерти. Она была к нему очень привязана. Такая трагедия. Хорошая была девочка, она мне так нравилась.
Значит, вот почему они не смогли его найти. Еще один умерший сотрудник интерната. Почему Рита Вилкинс не упомянула, что он умер?
– Кто спрашивал?
Она растерянно на него посмотрела.
– Вы сказали, что вас много раз спрашивали о смерти Перниллы. Кто спрашивал?
– Ну, семья, конечно! Отец Перниллы много раз звонил. Не только мне, всем сотрудникам. Утомительно это все, но ведь у него горе…
Йеппе записал в блокноте имя Бо Рамгорда и подчеркнул.
– Где вы провели две последние ночи?
– Я вернулась домой вчера днем – мы устроили себе в Имстаде длинные выходные для влюбленных. Там дешевле отдыхать с воскресенья по вторник. Спа-отель, отличное место…
– Полагаю, это могут подтвердить?
Она улыбнулась.
– Я дам вам номер моей девушки – позвоните и спросите. Ее зовут Урсула Вихман.
Йеппе встал.
– Спасибо за кофе. Возможно, мы с вами снова свяжемся. И берегите себя. Не хочу вас пугать, но, судя по всему…
Она нервно кивнула.
– Постараюсь в ближайшее время не оставаться одна.
Танья Крусе проводила Йеппе до входной двери, держа на руках куклу, и попрощалась. Йеппе гадал, ездила ли кукла на уик-энд в спа-отель или ей пришлось остаться дома – в полном одиночестве.
Фальк все еще разговаривал по телефону на улице. Увидев Йеппе, он положил трубку и открыл машину. Они сели: Фальк – за руль, а Йеппе – с неохотой – рядом.
– Ларсен и Сайдани связались с родителями Кенни Эдвардса – они рассказали, что он живет в Маниле, – пробормотал Фальк, возившийся с ремнем безопасности. – Работает в ночном клубе и уже почти год не был в Дании.
– Значит, его вычеркиваем. А Мария Бирк?
– Как сквозь землю провалилась. Семьи у нее нет, и, видимо, она не обращалась в государственные учреждения с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать. После «Бабочки» след обрывается. Сайдани предположила, что она околачивается в районе вокзала, но местные полицейские ее не знают. – Фальк завел двигатель. – Непростая дама, эта Танья.
Удивленный Йеппе даже улыбнулся. Фальк редко говорил вслух то, что думает.
– Да уж, выдающаяся.
– Не нравятся мне куклы.
Йеппе снова улыбнулся.
