Начиная с 12 ноября совместные артиллерийские и стволиковые учения стали ежедневными. Пушки у Татсуми гремели не смолкая. В первую очередь отрабатывалась методика стрельбы на большую дальность, в том числе и из устаревших систем при искусственном креновании по новым таблицам.
Но отметились там и миноносцы, практиковавшиеся в применении шрапнелей. С пушками на станках с механической наводкой в обеих плоскостях уже можно было говорить о сосредоточении огня и для них. Правда, по причине недостаточной устойчивости их узких корпусов в качестве орудийных платформ, только в закрытых акваториях и желательно не на ходу. Тем не менее после этих тренировок шрапнель заняла место в их погребах на вполне законных основаниях.
Большое внимание уделялось отработке взаимодействия высаживаемых войск и кораблей их непосредственной поддержки, которыми теперь стали оба морских буксира флота. После установки на каждом пары 120-миллиметровых гаубиц Круппа на переделанных станках штатных трехдюймовок[39] они, благодаря небольшой осадке, могли подойти достаточно близко к берегу и подавить батареи противника, развернутые на закрытых позициях, чего ранее флот делать не мог.
Итогом краткого курса подготовки и слаживания стал адмиральский смотр, учиненный Дубасовым и Иессеном. Он показал, что для полноценной подготовки комендоров и командиров плутонгов все равно не хватило ни времени, ни выделенного боезапаса. В упор-то, как водится, попадали, а вот издали – не очень. Утешало, что хотя бы минимальную практику в обстреле береговых объектов по новым методикам, в том числе и ночную, получили все вновь прибывшие. Дальше учиться предстояло уже в бою.
Неожиданно хорошо показала себя канонерская лодка «Храбрый». Ее пушкари неизменно быстро находили указываемые с шара ориентиры, после чего пристреливались и уверенно вели беглый огонь по разведанным целям. Хотя и они все же положили несколько залпов в «молоко», не разобравшись поначалу в сигналах берегового корректировщика. От стационера-курортника такого результата никак не ждали.
Одновременно проводился необходимый профилактический ремонт всех кораблей и судов по механической части и прочие обслуживающие работы. Кроме того, дополнительно, по мере возможности, улучшались условия обитаемости. При жестком лимитировании по срокам и материалам в период подготовки к экспедиции дома многое не успели, и до сих пор было чем заняться.
Но самое главное, отрабатывалась скорость высадки людей и лошадей с десантных транспортов. Для этого изготавливались широкие трапы в виде нескольких секций-решеток из бамбука, которые предполагалось свешивать с бортов до самых шлюпок. По ним, как по лестницам, пехота гораздо быстрее и ловчее покидала палубы. А положив друг на друга и связав штуки три таких секций и застелив даже тонкими досками, получали легкие и прочные сходни, перебрасываемые с палубы на причал или даже на пришвартованные к борту жестко сцепленные минные плоты. Из тех же плотов, соединенных подобными сходнями между собой, научились быстро собирать наплавные пирсы. Они выдерживали пушки и их тягловую силу, что позволяло тяжелому вооружению также своим ходом покидать средство доставки.
Плавмастерские «Ксения» и «Либава» не знали выходных, кочуя по гавани в постоянной ротации опекаемых. На них и обратно все время что-то тащили, и днем и ночью шумели станки, жарко дышали горны, пыхтели прессы.
Но бездумно изматывать экипажи в преддверии предстоящих боев по возможности избегали. Поэтому для работ, кроме вкалывавших по двенадцать часов в день грузчиков, широко привлекалось местное население. Но тыловики все равно жаловались, что людей катастрофически не хватает.
Командам же, пользуясь благоприятным климатом острова, организовали вахтовый отдых. При этом всех, съезжавших на берег, сразу предупреждали, что замеченных в подпитии тут же вернут на корабли, а проштрафившихся более серьезно закатают и куда подальше. В смысле поглубже!
Хоть питейных заведений на острове и не имелось, лишними подобные строгости не оказались. Голь на выдумки хитра, а уж в подобных вопросах просто удивительно изобретательна.
Как водится, на словах дошло не до всех. В первый же день состоялась попойка, закончившаяся мордобоем наших новеньких с уже обжившимися, а потом еще и с местными. Слава богу, без поножовщины и порчи чужого имущества. Вообще никакой уголовщины не было. Особо отличились биндюжники из новобранцев с транспортов.
После недолгого разбирательства дебоширов, в том числе и из числа аборигенов, отнюдь не отличавшихся покладистым характером, определили сроком на три дня на чистку трюмов и отсеков междудонного пространства. Большей части этой епитимии хватило. Все же разницу между вдыханием всевозможных миазмов в темных, тесных железных коробках и блаженным ничегонеделанием под пальмами на песочке понимали все. А грязных «каторжных» работ на такой ораве водоплавающего железа хватало, так что чем занять образовавшуюся «золотую роту» при желании всегда можно было изыскать. Но нашлись и рецидивисты. Да и смена им подоспела, хоть и в гораздо меньшем количестве.
Своя «каторга» была и у штаба. Времени ни на нормальный отдых, ни на сон не хватало. Чем глубже прорабатывались планы, тем авантюрней они казались. Оглядываясь по сторонам, видя, что даже это захолустье, практически не имеющее связи с метрополией, представляет собой Японию в миниатюре, терялись в предположениях: что же ждет там, под Токио?! Каждый день проводились заседания общие, по отделам, по флоту, по пехоте, по артиллерии, по транспорту, по фуражу и еще десять раз по…
Великий князь Николай Николаевич присутствовал на самом первом из общих заседаний штаба флота и десантного корпуса на новой стоянке. Держался со всеми подчеркнуто холодно, лишь тепло поздоровался с генерал-адъютантом свиты его величества вице-адмиралом Дубасовым, которого знал еще в Санкт-Петербурге. Там он планировал пригласить его в формируемый Государственный совет обороны, но назначение Федора Васильевича начальником очередной эскадры, уходившей на Дальний Восток, отменило эти планы.
Без особого интереса выслушав краткую фабулу доработанного в который уже раз общего плана штурма Токийского залива, едва дождавшись окончания речи докладывавших офицеров, он сразу выразил сомнение в способности генерал-майора Бернова справиться с обязанностями командующего всеми войсками в таком непростом и ответственном деле. По его мнению, на этом посту должен быть более опытный человек с соответствующим чином и (что он считал едва ли не более важным, учитывая политический аспект) происхождением.
Пусть в своей дальнейшей речи он якобы выдвигал на эту должность Михаила, реплика про чины и опыт, отпущенная в самом начале, прочно навевала ассоциации именно с самим Николаем Николаевичем. Ибо всем было известно, что его якобы протеже до сих пор успел получить весьма короткую практику командования всего лишь эскадроном лейб-гвардии Кирасирского полка. Он с юности служил при пушках и к неполным 27 годам кое-чего добился именно на этом поприще (недавнее наступление в Маньчжурии, прозванное артиллерийским, у всех было на слуху). Но двигать полками, да еще и в таких сложных условиях, с непрогнозируемым развитием ситуации, явно еще не мог. Зато имел солидный политический вес. Все же Романов, брат императора и его наместник на Дальнем Востоке, регент при наследнике, да еще и член Государственного совета и комитета министров. Короче говоря, самый главный, но не командир.
Когда великий князь Михаил однозначно отказался обсуждать вопрос смены командующего как уже решенный и не имеющий отношения к теме заседания, Николай Николаевич смерил его тяжелым взглядом, выдержал большую паузу, после чего холодно обронил:
– Как вам будет угодно!
В дальнейшей проработке плана он принципиально не стал участвовать и вскоре удалился. На все прочие заседания вообще не являлся, вместе с великим князем Кириллом и командирами обоих гвардейских полков снова отправившись на охоту. Благо великолепная природа островов вполне располагала к прогулкам и подобным занятиям. А домашние свиньи аборигенов, местами свободно пасшиеся в густых зарослях, буквально сами лезли под пули. Пришлось немного потратиться на компенсации хозяевам, но без добычи, несмотря на изрядно принятое на грудь, никто не остался.
