Многие «жестокие романсы» перешли в девические альбомы как из устной традиции, так и из альбомов девушек предшествующих поколений и многочисленных печатных песенников. Известная доля романсов стала распространяться и бытовать в школьных альбомах только в письменном виде, переходя из альбома в альбом. Альбом — квинтэссенция любовных чувств, поэтому тема несчастной любви, ревности, измены, воплощенная в «жестоких романсах», находит здесь свое место наряду с элегическими, мадригальными и пасторальными стихотворениями. Сравним текст из послевоенного альбома, явно связанный с традицией жестокого романса:
Увлеклась ты рано, девица,
В эти юные годы свои.
Посмотри на себя, девица.
Любовь путает мысли твои.
(ИРЛИ, р. V, 99-3-12)
Более того, в детский альбом проникают тюремные романсы и песни, причем поражает обилие «репрессивной» лексики, свойственной тому периоду:
...Тут сознался он, что убил сестер,
Чтоб домом ему завладеть.
И лишенный был прав осужденный.
Был с изоляцией 10 лет.
(ИРЛИ, р. V, 57-2-17)
Девичий, прежде всего школьный, альбом 30-х годов стал более открытым, в отличие от гимназического, для фольклорных проявлений разных культур и субкультур: крестьянской, воровской (очень часто встречаются классический именной ряд воровской песни — Мурка, Лялька и т. п.), детской. Фольклорные мотивы все глубже проникают в альбом. В стихах высвечиваются устойчивые фольклорные словосочетания: «И вспомнишь ты златые горы» («Когда б имел златые горы»), «Ехала на бал», «Имеет губки бантиком» (детская словесная игра «Барыня»), «Галя бегала, шалила» (дразнилка на плохую ученицу). Встречаются частушки и близкие к частушкам тексты:
В Ленинграде учиться собирается,
Вставил зубы золотые — рот не закрывается.
(ИРЛИ, р. V, 139-1-9)
Некоторые тексты, бытующие в песенниках последнего десятилетия, также связаны с частушечной традицией:
Почему часы все ходят,
Почему не бегают?
Почему мальчишки сразу
Поцелуя требуют?
Но, наверное, самым ярким примером использования фольклорных формул для создания альбомного стиха является следующий текст:
За стеклянными дверями
Лелю матрос целовал.
И спросил, сверкнув очами,
Вы поедете на бал?
(Альбом Е. И. Рыжковой, конец 20-х годов)
Первая строчка — зачин детской считалки; вторая — устойчивое для новой лирики сочетание образов и имен — матрос, Леля; третья строчка — лермонтовское «Бородино», четвертая — из детской словесной игры «Барыня». Четыре реминисценции в четырех строчках!
Тезис о сильной крестьянско-посадской фольклоризации школьного альбома подтверждается большим количеством реминисценций из «народных любовных писем». Фольклорный текст - одно из базовых составляющих ритуала и традиционного этикета. В контексте этикета «ухаживания» в конце XIX — начале XX века существовала оригинальная письменная традиция — «народные любовные письма». Они имели стихотворную форму и были распространены повсеместно: их посылали своим милым грамотные и неграмотные крестьянки и мещанки. Писали такие письма и мужчины, но их письма «короче, более путаны и нескладны и страдают некоторой сочиненностью», как замечает Н. Виноградов[117]. Здесь же опубликованы два письма с надписями на обертке: «Письмо неграмотной девушки-крестьянки милому» и «Письмо грамотной мещанки милому». Они весьма сходны между собой, но первое отличает большая искренность и безыскусственность. В нем особенно видится прообраз позднего послереволюционного школьного девичьего альбома (в смысле жанра и поэтики). Размер стихов, как пишет Н. Виноградов, похож на размер подписей к лубочным картинкам.
«Письмо неграмотной девушки-крестьянки милому»
1. Беру я перо в руки,
Начинаю писать от скуки;
Перо мое золотое,
Пишу письмо дорогое:
5. Сахару медовому,
Яблочку садовому,
Меду сычёному,
Винограду зеленому,
Свету-пересвету,
10 Тайному совету,
Имени тебе нету;
Про имя твое
Знает сердце мое:
По тебе мое сердце вздыхает,
15. Давно к себе дожидает.
Не сокрушался бы мил заочно обо мне,
Побывал бы мил как можно скорее ко мне.
Как корабличек на море, —
Остаюся так я в горе;
20. Как кораблик на песке, —
Остаюсь по вам в тоске.
Целую вас Несчетно раз.
Надпись на обертке:
Лети, мое письмо, взвивайся,
Никому в руки не давайся;
Лета, мое письмо, выше леса, выше гор, —
Прямо к NN на двор
Идёт сие письмо от NN к другу сердечному NN прямо в собственные руки.
Никому его не читать и в руки не отдавать.
Строки 1—4, 10 — 14, 22 — 23 и особенно надписи на обертке народного любовного письма достаточно часто цитируются в школьных альбомах 20 — 40-х годов XX века. Вероятно, образец такого письма вдохновил И. Северянина на сочинение стихотворения «Письмо Феклы».
Благодаря граммофону детский альбом испытал влияние эстрады. Нижеприведенный текст не что иное, как перефразированные речи комического дуэта Бим — Бом («Объяснение в любви»: Комические дуэты. Москва: International Zonophone Company, Х-61350).
Бом, бом, бом,
Пишу тебе в альбом.
Ша, ша, ша, тем ты хороша.
Лю, лю, лю, как тебя люблю.
Бом, бом, бом, закрывай альбом.
(ИРЛИ, р. V, 57-1-7)
В альбом постепенно входит и советская пионерская тематика, правда, по нашим наблюдениям, ненадолго. В одних случаях это стихи о Ленине, Кирове, Павлике Морозове. Однако нельзя не отметить и возможную иронию (в связи с возрастным подтекстом) на девиз организации юных ленинцев («В борьбе за дело Ленина! Будь готов» — «Всегда готов!») в таких строчках:
Еще пишу 4 слова,
Как пионерка — будь готова.
(ИРЛИ, р. V, 57-1-7)
Мы привели ряд фактов, которые, возможно, дают нам основания полагать, что школьный альбом в 20 — 30-х годах серьезно изменился. Он стал более полижанровым, более открытым для влияний жестокого романса, частушки, примитивной поэзии, детского фольклора, фольклора других субкультур, то есть принял на себя функции некой фольклоризирующей ниши. Это не означает упадка альбомной традиции. Альбомная культура — живая культура, и дело исследователя не столько оценивать ее, сколько изучать.
