– Эмили, что случилось? – спросил он, когда мы шли на занятия после завтрака.

– А? Ничего, – заверила я его таким честным голосом, что он сразу нахмурился.

Быстро оглядевшись по сторонам, друг увлек меня в полупустой коридор, от которого шло и вовсе пустое ответвление непонятного назначения, заканчивающееся нишей с окном. Любимое место Генри для разговоров – он уже пытал меня тут однажды после того, как Хэйвуд чуть меня не заморозил. Или после того, как Томас чуть меня не сжег… Ох, какое же все-таки опасное место эта академия!

– Рассказывай, – потребовал Генри, убедившись, что мы остались одни. – Хэйвуд что, обо всем догадался?

Я не привыкла врать Генри. Он же мой друг, зачем мне говорить ему неправду? Но сейчас я представила, как выкладываю все о вчерашних приставаниях Хэйвуда, и поняла, что не смогу этого рассказать. Никогда и никому. Но ведь мне же необязательно рассказывать всю правду?

– Да, – кивнув, я обессиленно прислонилась к стене. Как же я устала. – Он… Я… я вчера нечаянно проговорилась. Но Хэйвуд обещал, что никому не расскажет.

– Как можно было проговориться именно сейчас? – Генри смерил меня удивленным взглядом. К счастью, подозрения в нем не было. – Ты же продержалась так долго! Почти два месяца.

– Не знаю, – несчастным голосом отозвалась я.

Я действительно не знала, почему Хэйвуд, который два месяца ни о чем не догадывался, вдруг прозрел. Может, на него так подействовал алкоголь?

– Ладно, – Генри, запустив руку в волосы, взъерошил их и шумно вздохнул. – Главное, что он согласился молчать. Но… – Тут его посетила новая мысль, и он медленно произнес: – Получается, теперь он знает, что ты девушка. Значит, вам нельзя ночевать в одной комнате.

Эта мысль тоже приходила мне в голову. Сейчас совместное проживание будет еще худшим нарушением приличий, чем когда Хэйвуд думал, что я парень. Вдруг он решит, что, оставаясь в комнате, я поощряю его приставания? Но другого выбора, по сути, не было.

– А куда мне идти? – озвучила я свои мысли. – Я не смогу переселиться в другую комнату из-за правил академии. И у тебя ночевать не получится. Здесь же запрещают быть в чужих комнатах после отбоя, а отслеживают нас по браслетам. – Я подняла руку, на которой виднелся браслет-ключ к моей комнате. – Если только спать в театре, как тогда, во время дождя…

Я вспомнила, как болела спина от ночевки сидя на руках у Генри. Ему, вероятно, тоже припомнились жесткие спинки театральных сидений, впивающиеся под лопатки, потому что он поморщился.

– Я что-нибудь придумаю, – решительно произнес он. – И не спорь. Не хватало еще, чтобы вокруг моей невесты увивались всякие подозрительные типы.

По-моему, он был несправедлив к Хэйвуду – ну какой из него подозрительный тип? Звучит так, словно мы говорим о брачном аферисте. Однако, услышав из уст Генри слово «невеста», я невольно напряглась. Когда мы просто разговаривали, я словно забывала, что мы помолвлены. А теперь это слово свалилось на меня, мигом унеся ту легкость, которая всегда присутствовала в нашем общении. Невеста…

Генри, вероятно, тоже вспомнил о помолвке, потому что вдруг шагнул ко мне и осторожно, медленно прикоснулся пальцами к щеке. Я замерла, следя за его рукой.

– Можно? – спросил он, придвигаясь ближе. – После того как в прошлый раз ты расстроилась до слез, я боюсь тебя напугать.

Его пальцы на моей коже ощущались совсем по-другому. Они не обжигали, как ладони Хэйвуда, а были самой обычной температуры. Но это же неправильно… Генри – мой жених, и именно из-за него я должна испытывать трепет. Может, в прошлый раз мы все сделали неправильно? Иначе почему я ничего не почувствовала? Нужно проверить еще раз.

Решившись, я нервно кивнула. Генри, сделав шаг вперед, обхватил мое лицо уже обеими ладонями и медленно наклонился ко мне. Я обреченно закрыла глаза, чувствуя касание его губ на своих. Он вроде бы делал то же самое, что и Хэйвуд. Но если вчера я была сплошным раскаленным нервом, то сегодня просто ждала, когда все закончится, и в моей душе росло чувство безнадежности.

Лучше бы Хэйвуд никогда не прикасался ко мне. Тогда я могла бы думать, что поцелуи излишне романтизируют. Теперь же подозрения о неправильности происходящего окрепли и переросли в уверенность. Но что мне с ними делать? Я ведь уже пообещала…

Не выдержав, я прерывисто всхлипнула, и Генри тут же отодвинулся.

– Ты плачешь, – констатировал он. – Опять.

Кивнув, я медленно сползла по стене на пол. Села там, обхватила колени руками и попыталась унять слезы. Они, конечно же, от этого полились с утроенной силой. Генри, вздохнув, устроился рядом со мной.

– Я знаю, что о таком обычно не принято спрашивать, – отстраненно произнес он. – Считается, что мужчина должен ухаживать, а женщина принимать ухаживания, и только, но я все же спрошу. Эмили, ты любишь меня? Ты хочешь выйти за меня замуж?

– Нет, – срывающимся голосом созналась я. – То есть люблю, но как друга. Или как брата. Прости, Генри, я не могу, – не выдержав, я уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. – Я не знаю, что мне делать, я…

Теперь он точно вспылит, проклянет меня и уйдет навсегда. И я останусь одна в этом мире. Через несколько дней мне останется только ехать в свой особняк и сидеть там. Вместе с мистером Фиггинсом. Ему я нужна хотя бы из-за денег…

Когда мне на плечо легла рука, я удивленно замерла. Не остановившись на этом, Генри притянул меня к себе и обнял и второй рукой.

– Ты меня недооцениваешь, Эмили, – сказал он. – Я не такой уж законченный эгоист и хочу, чтобы ты тоже была счастлива. Поэтому… давай я останусь просто твоим другом. Другом, который не заставляет тебя рыдать почти каждый день.

Я, недоверчиво отстранившись, подняла на него взгляд. Его голос был беспечным, но на лбу прорезалась тонкая поперечная морщинка.

– И ты… не бросишь меня? И не возненавидишь? – спросила я.

В любовных романах отвергнутый поклонник непременно злился, а потом еще и мстил. Представить, что Генри будет мне мстить, не удавалось, но почему-то ведь такое пишут?

– Конечно же, я тебя брошу, – закатив глаза, заявил друг, и я опешила от такой жестокости. – Точнее, мы расторгнем помолвку. Зачем мне невеста, которая не без ума от такого прекрасного меня? Но вот от почетного звания лучшего друга прошу не освобождать. От меня так легко не отделаешься. – Он улыбнулся, делано беспечно и слегка фальшиво, но я все равно облегченно выдохнула. Он не будет меня ненавидеть…

– Спасибо, Генри. – Я слабо улыбнулась. Ой, наверное, если мы теперь не жених и невеста, то нам не стоит вот так сидеть. – Пойдем на занятия? – неловко предложила я и тут же поняла, что на занятия, с таким опухшим носом и красными глазами, мне заявляться не стоит.

– Не пойдем, – решил Генри и снова притянул меня к себе. Я затихла, прижавшись к его плечу. – Когда у тебя появится жених, моя дорогая подруга Эмили, он уже не позволит мне обнимать тебя. Поэтому давай просто посидим вот так… Пока можно.

Я просто кивнула. Пусть этот жених только попробует не подружиться с Генри! И что-то там запрещать.

Так мы и сидели, пока вдали не прозвенел звонок, извещающий о начале занятия. А потом второй, когда занятие окончилось. Мне было одновременно и страшно, что я сделала что-то не то, и спокойно, так как я чувствовала, что мы с Генри не созданы друг для друга. Жениться в подобном случае – это все равно что силой сцеплять два неподходящих друг другу кусочка пазла. Они слепятся, но как-то коряво, и всю жизнь будут ощущать, что совершили ошибку. А где-то будут бродить другие, подходящие им пазлы и страдать от одиночества.

На второе занятие я все же пошла: во‐первых, весь день просидеть в коридоре мы не могли, а во‐вторых, у нас как раз начинался курс предсказаний. Спиритизм стал новым и модным увлечением столичных гостиных, и мне хотелось разузнать об этом побольше. Да и побывать на настоящем, профессиональном спиритическом сеансе было любопытно. Говорят, на этом поприще немало дилетантов и мошенников, но у меня появилась уникальная возможность учиться у дипломированных магов, и я решила ею не пренебрегать.