– А ты, добрый молодец, чай, не местный? – спросила его красотка в летах, но годы нисколько не испортили её.

– Известное дело! – откликнулся Арей. – Из Лихобора я.

– Эк тебя занесло, мил человек!

– И не говори. Да я живу так, знаете, сегодня здесь, завтра там. Перекати-поле.

– Ой-ёй-ёй-ёй, – покрутили головами женщины. Люди редко понимали такой образ жизни. Многие так и сходили в могилу, ни разу не сподобившись посетить хоть соседнюю весь или город. Вся жизнь проходила у родимого порога. – Как же ты так, милый?

– Да ничего, – пожал плечами Арей. – Интересно, много всего вижу, со многими говорю. Недавно в весюшке был одной, там, говорят, настоящего лютича видели.

– Да ты что? – бабы постепенно стали бросать своё занятие и подбираться поближе к словоохотливому мужику. – Так и сказывают?

– Да вот тебе круг святой, перечёркнутый! – побожился старый прощелыга. – Говорят, – он приподнялся на локте и заговорил тише, таинственнее, – он вырезал целый острог разбойников. Один. О как!

– А не брешешь? – усомнилась в его словах бледная молодка с бровями такими светлыми, что с первого взгляда и не разберёшь, есть они или вовсе нет.

– Брешут собаки под забором, милая, а я тебе верно говорю: был там лютич. А тебе бы впору молоко с губ утереть, допрежь того, чтобы в словах моих сомневаться.

Девка покраснела и отвернулась.

– В общем, много всякого разного я видал, девоньки, но на вас надивиться прям не могу.

Бабы засмущались, принялись озорно переглядываться, перешёптываться, хихикать. Арей следил за ними из-под опущенных ресниц и молчал.

– По-хорошему хоть дивишься-то?

– Да вот не знаю, – хмыкнул Арей Элефант, чем до крайности заинтриговал женщин. Они подобрались поближе, готовые слушать. – Гляжу я на град сей и в толк никак не возьму. Стоко мужиков крепких, а слюнтяев этих трёх на место некому поставить. Ладно, там у них бугай есть, с ним понятно. А другого-то соплёй перешибить можно.

Слово взяла самая старшая. Она поправила платок, повязанный вокруг головы узлом вперёд, пожевала губу беззубым ртом и вздохнула.

– Ох, милай, не рёк бы ты здесь о таком. Не ровён час прослышит какой недоброхот, донесёт кому следует – не сносить тебе буйной головы…

– А кому следует?

– А никому про то знать не следует, – отпёрлась бабка.

– Ты что, и впрямь не знаешь? – зашипели на Арея со всех сторон.

Он умело прикинулся, что не понимает, о чём речь. У девок в глазах заиграли чертята – дорвались до тайных пересудов, да ещё с тем, кто про то ни сном ни духом.

– Ты, лихоборец, говоришь сейчас о берсерках. Не смотри, что там некоторые не выглядят богатырями, голыми руками врага разорвать могут…

– Да ты что?! – вполне натурально изумился Арей.

И Элефанта замутило.

– Да! – шипела ему почти в самое ухо толстая баба с соболиными бровями. – Силища у них ровно у медведей.

– Да не бреши! – отмахнулся Арей. – Та там один на вид сморчок – голова с кулачок.

– Что ты, что ты? – замахала на него руками другая. – Они настоящие чудовища, ни один мужик с такими не сладит. Да хоть бы вдесятером! Они просто бешеные!

– Говорят, они какие-то уроды, поэтому берендеи и изгнали их из своего племени. Что-то с ними не так, понимаешь?

Арей это понял сразу, как только увидел берсерков.

– Они живут здесь уже порядочно, но никто точно не знает где. Они как перекати-поле: то там, то здесь. Один с ночёвкой на постоялый двор придёт, другой на сон у кого в избе останется. А то и вместе где-нибудь спят, но никто не знает где.

– Поговаривают, могут-де они пить кровь друг у друга. Оттого и сильные такие.

– А говорят…

– А вот ещё…

Чем дальше слушал их Арей, тем нелепее начинались истории, но главное бывший купец всё же выбрал: берсерки не обзавелись своим порогом, значит, либо не собирались оставаться здесь надолго, либо – и это скорее всего – они боялись. Боялись, что с ними что-нибудь сделают во сне, когда они беззащитны. Значит, у них всё же есть слабые места.

– А почему их не прихлопнули, пока спали поодиночке? – спросил Арей Элефант.

– Пытался один. Он ночью подкрался к спящему берсерку, занёс над ним топор…

– И чего?

– Ничего. Вдруг из темноты появился второй и оторвал смельчаку голову. Они её потом весь день как мяч гоняли.

Бабы заохали так, будто каждая присутствовала при этом лично.

Итак, спали берсерки, судя по всему, по очереди. Значит, как Арей и подозревал, местный народец не испытывает к ним такой уж сильной любви, как уверяет при свете дня.

– А что они вообще у вас тут забыли? – вдруг спросил Арей.

Женщины уставились на него в полном недоумении. Лютич пояснил:

– Ну, почему они не у себя? Они же берендеи, что берсерки забыли в неревских землях? Князь их позвал? Или народ?

Женщины переглянулись и принялись расходиться. Кто-то говорил, что не знает, и тут же исчезал. Кто-то убирался подальше, не сказав ни слова. Кто-то – Арей не понял кто – прошептал ему на ухо, что никто их сюда не звал. Но стоило бывшему купцу обернуться, рядом с ним никого уже не было.

Последней ушла старуха в платке узлом вперёд. На прощание она обронила:

– Не задавал бы ты тут таких вопросов, милай. Кошка скребёт на свой хребёт.

И ушла.

– Да, – вздохнул лихоборец, глядя ей вслед. – Те, кто должен бы нас защищать, рано или поздно превращаются в ещё большую угрозу.

Арей вытянул ноги из прохладной воды и принялся наматывать онучи.

Образа святых со строгими лицами взирали со всех сторон. Людей в церкви было мало, отчего Добронрав чувствовал себя ещё глупее. Он всё ещё не определился до конца, была ли хорошей идея поставить свечу за здравие лесной нечисти, но уже стоял перед центральным аналоем. Там он помолился, как умел, и перешёл к иконе Златоуста Заступника. Перед ним он тоже про себя прочёл молитву, лишь слегка шевеля губами, перекрестился накосую и замер в нерешительности. Обычно свечи за здравие ставились перед иконой собственного покровителя прихожанина, но какой святой покровитель может быть у птицы сирин?

Решив, что Господь всеблагой не должен быть против того, чтобы испросить у него милости для твари, спасшей жизнь правоверной душе, даже если эта тварь – птица сирин, Добронрав подошёл к стоявшему особняком кандилу и зажёг свою свечу от тех, что уже горели на нём. Со словами «Ниспошли ей, Господи, здравия и всякого благополучия за избавление от смерти раба твоего Добронрава» мальчишка вставил свечу в полагающееся для того углубление.

И свеча погасла.

Тогда Добронрав зажёг ещё раз и поставил.

Тот же итог.

Мальчишка стиснул зубы и зажёг снова.

– Скотина! – вполголоса выругался он, когда свеча опять потухла.

Те редкие прихожане, что оставались в церкви, стали на него оборачиваться.

Добронрав покраснел и быстренько отошёл от кандила. Решив, что со свечой что-то не так, он не поленился и купил ещё одну, но и эту постигла та же участь. Свеча гасла, как только соприкасалась с поверхностью церковного подсвечника.

Добронрав вздохнул и запрокинул голову. Прямо над ним висело массивное паникадило, сплошь укрытое свечами. Раскалённый воск скатился по кованым узорам и упал точно мальчишке на лоб.

В кузнице было жарко, как в пыточной дедера, и так же громко. У Добронрава заложило уши, как только он вошёл. Кузнец Тороп, заметив боярского сына, отставил кувалду и махнул подмастерью, чтобы заменил его у наковальни. Сбросив грязные от масел и сажи верхонки, кузнец заткнул их за кожаный фартук и подошёл.

– Поздорову тебе, боярич! Чего надобно?

– Здравствуй, Тороп! Я быстро. Вот такую штуку для меня сработаешь? – Добронрав вытянул перед собой раскрытую ладонь, на которой лежал маленький металлический цилиндр, полый внутри. С одной стороны он был скошен чуть под конус.

– Хм, – Тороп нахмурился и принялся разглядывать металлическое изделие. – Что это?