Е р о х и н. А я могу… усыновить Юрку. Я воспитаю его в добрых традициях послушания и уважения к папе и маме.
Т е р е х о в а. Ну, хватит, перестаньте! Тут вопрос жизни, а вы…
Е р о х и н. Я просил бы установить парламентские нормы поведения.
З и м и н а. Молчи!
З а м я т и н. Что вы напали на Ерохина? Он комик по призванию, ему душно в атмосфере психологической драмы, а вы тут развели такого Ибсена, что впору только стонать и заламывать руки. «Вопрос жизни! Что делать… гибель надежд!» Тошно слушать…
Т е р е х о в а. А ты понимаешь, что все рушится, все летит к черту. И наш театр, и отъезд в Новореченск, и Ларискины хлопоты, и все мы рассыпаемся, как бусы с порванной нитки. А мы хотим быть вместе!
З и м и н а. Ему хорошо, у него родители — прогрессивные старики. А вот ему бы такую мамашу, как у Ларисы…
З а м я т и н. И вообще я не понимаю: взрослые люди, любят друг друга, хотят пожениться и уехать, — ну и слава богу, и будьте трижды счастливы. Родители против? А мне бы в высшей степени…
Е р о х и н (перебивая). Легче, коллега, тут дамы.
О с к о л к и н а. Ну, как же так? Все-таки родители есть родители.
К в а ш и н. Люблю слушать Осколкину: что ни слово — парадокс. Как ты сказала, Лека: «Родители есть родители»? Здорово!
О с к о л к и н а. Да ну вас совсем…
З а м я т и н. А ты, Квашин, совершенно напрасно ударил в набат. Это твоя старая комсорговская хватка, чуть что — собирать народ. Вот мы и собрались. Пять каратыгинцев и три инъязовки — высокий симпозиум на квартире у Вики Сверчковой. Зачем? Для чего, я тебя спрашиваю? Спорить о Хемингуэе? Пожалуйста. Играть в шахматы? Расставляй фигуры. Танцевать? Дайте-ка магнитофон. Оказывается, ничего подобного. Почтенный форум созван для того, чтобы сообщить нам, что Юра и Ларочка поссорились с папой и мамой и ушли из дому. Ай-яй-яй, ай-яй-яй! Конечно, по сравнению с подземными толчками в Чили или волнами цунами в Японии эта беда похлеще. Я убежден, что завтра они помирятся, вернутся домой и…
Л а р и с а. Мы не вернемся домой.
З а м я т и н. Отлично. Значит, перед нами уже не школьники, не студенты, а взрослые люди — актер Куницын и педагог Муштакова. Тем более нам никто не давал права вторгаться в их жизнь. А если б и давал? Что мы можем сделать? Кто мы такие? «Добровольное общество содействия влюбленным»? Я лично не знаю. Может быть, Квашин мне объяснит, а, Вася?..
Пауза. Все молчат.
К в а ш и н. Ты все сказал?
З а м я т и н. Пока… все.
К в а ш и н. Тогда я объясню… (Встает, поправляет пиджак.)
Е р о х и н. О-о-о… начинается. На трибуне — Квашин, приготовиться Тереховой.
К в а ш и н. Ты спрашиваешь, Замятин, кто мы такие? Мы друзья Куницына и Ларисы, дру-зья, понимаешь? И в одном этом слове — все. Тут и содействие, и моральная помощь, и спасательная экспедиция, и еще много такого, чего даже твоя неуемная фантазия краснобая не придумает…
З а м я т и н. Ну зачем же хамить?
Е р о х и н. Без проработки, Вася.
Т е р е х о в а. Мальчики, мальчики, — никакой драчки!.. Спокойно. Мы в квартире у Вики…
К в а ш и н (продолжая). Друг — это очень трудная должность. И если она тебе не по плечу, я готов извиниться, что потревожил тебя. Я думаю, никто не обидится, если ты уйдешь.
З а м я т и н. Зачем? Я не уйду.
К в а ш и н. Отлично. Значит, перед нами не школьник, не студент-путаник, а взрослый дядя, актер Олег Замятин, который знает, обязан знать, что такое дружба и чувство товарищества…
Е р о х и н. Из дружбы шубы не сошьешь.
К в а ш и н. Не знаю, как насчет шубы, но, по-моему, выходной костюм тебе, Ерохин, помогли сшить друзья…
Е р о х и н. Ну и что? Получу деньги — отдам.
К в а ш и н. С тебя не спрашивают. Но не выскакивай ты каждую минуту из пиджака. Можем ли мы вторгаться в жизнь Юрия и Ларисы? Можем, Замятин, должны, потому что им сейчас трудно, у них беда…
З а м я т и н. Ну, плохие папа и мама — это еще не беда.
К в а ш и н. Ты так думаешь? А мне кажется — беда. Вот тут Зимина сказала: «Тебе бы такую мамашу, как у Ларисы». Тебе, с твоей теорией невмешательства, с путаной философией, да еще такую мамашу — беда! Был бы ты сейчас не Олег Иванович Замятин, актер с дипломом каратыгинца, а какой-нибудь Оноре Жан, любимец маман, чеканил бы ты, Олежка, столичные тротуары или стоял у отеля и клянчил: «Подайте галстук молодому пижону». Вот тебе и мама!
З а м я т и н. Ты что, свихнулся?
Е р о х и н. Одобряю, Вася! «Глаголом жги сердца людей!»
Т е р е х о в а. Умоляю, мальчики, — без скандала! Нас всех сейчас выгонят. Вика, скажи им…
К в а ш и н. Только, слава богу, у тебя родители — люди и друзья, которым до всего есть дело, даже до тебя…
З а м я т и н. Ну чего ты рычишь, чего? Ты вызвал — я пришел. Говори, что нужно делать. Хочешь, чтобы я поселил у себя Куницына? С восторгом! Я один в пустой квартире — старики на даче. Прикажешь уничтожить родителей Ларисы? Пожалуйста. Могу их сжечь на костре… (Щелкает зажигалкой.) Извини, Ларочка, этого требует Квашин.
К в а ш и н. Спрячь зажигалку. От тебя только и пользы, что прикурить.
Т е р е х о в а. Опять? Умоляю, мальчики, я нервная, я не выношу скандалов. Давайте сядем и тихо подумаем, что нам делать. Чем помочь?..
Пауза.
Все было так хорошо. Я думала, Юрка женится, и тогда мы всей группой поедем в Новореченск. И Лариса с нами… У нас будет свой театр… Я и название придумала: «Народный театр имени Белинского»… (Мечтательно.) Господи боже мой! Свой театр, где все молодые, еще не заслуженные, — как это хорошо! Театр, где мы играем, а не подыгрываем, где можно прийти к режиссеру и сказать: «Знаешь, Юра, я хотела бы сыграть Чайку».
Е р о х и н. Ого, неплохо.
Т е р е х о в а. И он ответит: «Терехова, друг мой, ты больше комедийная, сыграй-ка лучше Трактирщицу». И вот я — Мирандолина. В пестрой кофте с закатанными рукавами, с корзиной в руках, я ускользаю от кавалера Рипафратта. Я осыпаю его градом колких шуток, я обольщаю и издеваюсь над ним, над чванством, над тупостью высокородного кавалера, я смеюсь над ним, и вместе со мной смеется публика. А что такое публика, мальчики? Гюго сказал: «Публика — это народ!» А в нашем театре народ будет…
Резкий звонок. Все вздрогнули.
Кто это?
Л а р и с а (вскакивает со стула, испуганно). Это за мной… Да-да, я знаю, меня ищут. Это они. Они догадались, что я у Вики. Пойдем, Юра…
О с к о л к и н а. Надо их спрятать. Вика, где ванная комната?
Е р о х и н. Лучше в шкаф.
З и м и н а. Что ты? Они задохнутся.
Ю р и й. Ну, чего ты испугалась, Лариса? Это, наверно, старик сосед с пятого этажа. Я дал ему адрес Вики, он обещал зайти.
Л а р и с а. Нет-нет, это они. Мама и тетя Сима… Где наши чемоданы?
Ю р и й. Там, в передней… (Делает движение к выходу, но Квашин преграждает ему дорогу.)
К в а ш и н. Обратно! Никто отсюда не уйдет. Без паники!
Е р о х и н. Ребята, слушать команду. По одному к дверям. В квадрате ноль шесть появились родители. Снайперы, за мной! О-гонь!
В и к а. Тихо!.. Ну что вы, ей-богу, как дети. Сейчас узнаем, кто это пришел. (Кричит в дверь.) Поля! Поля, кто там пришел?
Все застыли в напряженном молчании. Пауза.
Г о л о с П е р с о н а ж а. Инспектор Мосгаза, счетчик принес…
Общий вздох облегчения.
В и к а. Слыхали, пуганые вороны? И чего ты всполошилась, Лариса? Ну, пришли бы они, и что с того? Что они могут сделать?
Л а р и с а. Они пойдут на квартиру к Юрке, будут говорить о нем гадости, угрожать… Его родители и так против меня… Ой, как это стыдно, как мерзко, девочки…