Р а и с а В а с и л ь е в н а. Его родители?.. Гм… Говорят, что его отец… электромонтер, и мама тоже… не доктор философии.
Л а р и с а. Тетя Сима, все это вздор… сплетни!
Т е т я С и м а (испуганно). Электромонтер?
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Да-да… Так что в случае, если перегорят пробки, — не волнуйся!
Т е т я С и м а. Какой ужас! Конечно, я… я не имею права вмешиваться. В таких делах нужна предельная чуткость. Нельзя грубыми руками касаться первых ростков любви, но… когда я увидела его по телевизору, я почему-то сразу подумала — это лгун, алкоголик и авантюрист.
Л а р и с а. Тетя Сима, и вы?.. Вы тоже?..
Т е т я С и м а. Не спорю, может быть, он достойный молодой человек, но первое впечатление — отталкивающее…
Л а р и с а. Ведь вы же его совсем не знаете… Мне… мне стыдно за вас!
М у ш т а к о в. Ей стыдно! А мне?.. Мне не стыдно, когда знакомые, встречая меня на улице, смеются в лицо: «Поздравляем, Савелий Захарович, скоро у вас в доме будет весело, ваша дочь выходит замуж за будущего артиста…» Я говорю: «Не знаю — будет ли он артистом, но моим зятем ни-ког-да!..»
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Савелий, я тебя прошу… Твой чай уже остыл… Садись, успокойся.
М у ш т а к о в. Я не могу пить чай, когда из моего дома делают балаган, подмостки. Я вообще не буду приходить домой. Я буду брать на работу термос и пить чай в красном уголке… Я буду обедать в отделе кадров и ночевать в бюро машинописи. Я буду навещать вас раз в неделю, если мой зять даст мне контрамарку… переночевать в собственном доме…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Что это за разговор при ребенке?
Т е т я С и м а. Гена, сейчас же ступай заниматься. Ты уже три дня не брал в руки виолончель. Слышишь?
Г е н а понуро выходит из комнаты.
М у ш т а к о в. Стоило растить дочь, обучать ее в институте иностранных языков, чтобы в конце концов убедиться, что мы говорим с ней на разных языках… (Жене.) Это ваша заслуга, ваша! Браво, Раиса Васильевна, браво! Если б я видел все это в театре, я бы от души посмеялся и вызвал тебя на «бис», но, к несчастью, это происходит в моем доме, и смеются все: друзья, соседи, знакомые, сослуживцы, посторонние люди, смеется весь город — кроме меня, кроме меня… (Уходит.)
Р а и с а В а с и л ь е в н а (Ларисе). Вот до чего ты довела… Родной отец на грани безумия!
Из соседней комнаты доносятся звуки виолончели. Это Гена мучительно выводит «Сомнение» Глинки.
Я не понимаю, что происходит в мире? Какие катаклизмы, какие радиоактивные осадки обрушились на нашу голову, что все переменилось, что родители стали врагами своих детей?.. Они мешают им творить, мешают жить, мешают любить. Я тоже была девушкой, я тоже любила — не твоего отца, но… это не важно… Но слово родителей было для меня законом… Мы ничего не понимаем? Допустим. Но возьми того же Флобера, которого ты читаешь в оригинале, он тоже сказал: «Первая любовь — всегда ошибка».
Л а р и с а. Вы путаете, мама, это сказал не Флобер, а дядя Рома. И вообще можете сколько угодно меня пилить, четвертовать — не поможет. Я буду жить так, как я хочу, поступать так, как считаю нужным, встречаться с тем, кто мне нравится. Вы не хотите, чтобы Юрка приходил к вам в дом? Мы будем встречаться на улице, под часами, в метро, на бульваре…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Ты не девочка с улицы, чтобы встречаться в метро. У тебя есть дом, семья. Твой отец — крупнейший товаровед, мать только из-за тебя оставила институт… по собственному желанию.
Л а р и с а. Ваш институт косметики, мама, — это не храм науки.
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Все равно — это храм красоты… Твоя тетка — младший экономист, муж кузины — ларинголог и дядя — директор гостиницы… Этого мало? Все они живут богатой интеллектуальной жизнью. И вдруг в эту гармоничную сферу, в этот мир интеллигентных людей без стука врывается молодой человек, у которого за душой ничего, кроме… одного пиджака и веры в светлое будущее. Что это такое? Это гармония? Спроси ребенка, он тебе скажет — это дис-со-нанс!
Т е т я С и м а. Чудовищно!.. Когда я увидела его по телевизору, я почему-то сразу подумала: хитрец, пройдоха, себе на уме…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Нет, ты послушай, Сима, я спрашиваю у этого юнца: «Скажите, Юра, вот вы закончили ваше специальное образование, получили диплом, — как же вы думаете применить ваши способности, впереди жизнь… На какое положение вы можете рассчитывать?» И он говорит мне: «Я рассчитываю на положение любовника»!
Т е т я С и м а. Какой ужас!
Л а р и с а. Мама, так ведь это же…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Молчи! И это он говорит мне — матери девушки, на которой он собирается жениться!
Л а р и с а. Это же его амплуа.
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Не смей говорить мне про «амплуа»… Выходи замуж за достойного человека, поживи с ним пять лет и заводи себе какое хочешь «амплуа» — я тебе слова не скажу. Но в твои годы начинать с любовника? Этого не встретишь… даже у Золя!
За сценой Гена разучивает «Элегию» Массне.
Т е т я С и м а. Когда я увидела его по телевизору, я сразу подумала: нахал, циник и ветрогон. Какое право он имеет жениться? На что они будут жить?
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Как это — на что? Они собираются ехать в Новореченск, крупный животноводческий район. Он будет строить народный театр, а она преподавать неполный средний французский язык… Блестящая перспектива для семьи Муштаковых: дочь — районная учительница и зять — любимец животноводов…
Л а р и с а. В Новореченске тоже живут люди, не хуже, а лучше нас…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Ну вот, вот так всегда. Ты понимаешь, Сима, когда даже у себя в доме, с родной дочерью я чувствую себя, как на собрании актива. Я ей говорю одно, а она мне читает лекцию о моральной красоте советских людей. Нет, Савелий прав. Стоило растить ребенка, бросать из-за него институт… Стоило воспитывать дочь…
Л а р и с а. Не вы меня воспитывали…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Что та-кое?..
Т е т я С и м а. Ну, знаешь, Лариса, это уже…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Постой, Сима… Оказывается, мы с Савелием тут ни при чем. Не мы воспитывали… Отлично. Тебя воспитывал комсомол. Большое ему материнское мерси… Тебя вскормила и одевала по модным журналам не я, нет… государственная стипендия… Крепкий коллектив закалил твою волю, и вот сформировалась такая незаурядная личность, как ты… Честь и слава! Но… твои родители, твои бедные папа и мама имеют в этом предприятии свои пять процентов, а?
Л а р и с а (сквозь слезы). Оставьте меня! Что вы хотите, чтоб я закричала, разревелась, да?
Р а и с а В а с и л ь е в н а (в раже). Пять процентов!
Л а р и с а. Я уйду от вас… Сбегу к животноводам, к зверобоям, в тайгу, куда угодно… Вот вам… возьмите все, все!.. (Срывает с себя бусы, сережки, сбрасывает туфли.) Все ваши платья, кофты, чулки, сумки… К черту, к черту!.. Получайте все ваши сто процентов… Запрячьте их под перины, заприте в сундуки… А меня вы не запрете… Я сбегу!.. (Плачет.)
Т е т я С и м а. Лариса, опомнись!.. Что ты делаешь, Лариса?..
В комнату вбегает М у ш т а к о в в халате.
М у ш т а к о в. Оставьте ее! Пусть идет! Здесь не гостиница для заезжих артистов! Здесь все пятьдесят два квадратных метра — мои! Мои!.. И если в сердце у дочери нет места для родителей, то и у них в квартире нет для нее угла!
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Савелий! Пощади себя, я прошу…
М у ш т а к о в. Все ее заграничные платья — запереть в шкаф! И в одном штапеле — вон из моего дома!..
Л а р и с а (плача). Я уйду, уйду…