— Его уже точно нет, — вклинился в разговор Элуканте. — Я навел справки. Некто под именем «Уго ар Залам» действительно отбыл в Анрию на шхуне «Ямаар» капитана Сулима ар Фустам шайех-Амара и именно в тот день, когда магистр Финстер был убит.

Гаспар приподнялся в кресле, взглянул на декануса очень недобрым взглядом, и Элуканте наконец-то понял, что менталист тоже умеет злиться.

— Почему вы не сказали об этом раньше? — процедил сквозь зубы он.

— Вероятно, потому, магистр, — спокойно ответил деканус, не чувствуя за собой никакой вины, — что узнал лишь сегодня днем. Я пытался вам сообщить, но вы были заняты и велели не беспокоить.

Гаспар бухнулся в кресло, приложил пальцы к вискам. Жозефина погладила его по голове.

— Это уже не так важно, — успокоила она. — Если ты, дорогой мой, не знаешь способа переместиться отсюда на тысячу миль, нам это все равно ничем не поможет.

Менталист откинулся на спинку кресла, запрокинул голову.

— Так что же, — невесело усмехнулся он, — кто-то опять опередил нас на два шага?

Вопрос повис в звенящей тишине, но никто на него так и не ответил.

Где-то внизу раздался страшный гул от бешеных ударов в дверь, сотрясающий стены особняка. Деканус подпрыгнул на стуле, хватаясь за сердце. Жозефина соскочила с подлокотника, вскинула руку, между пальцев заструились щелкающие змейки молний. Гаспар приложил ладонь к виску, потянулся мыслью, морщась от тупой боли внутри черепа.

Открывайте, суки, драть вас кверху сракой! — почувствовал он бешеный вопль, обжигающий чистой, незамутненной и безграничной ненавистью.

Едва деканус открыл входную дверь, как ему пришлось со всей ловкостью отпрыгнуть в сторону и прижаться к стене, трясясь от ужаса.

Эндерн ввалился в прихожую, рухнул на пол и принялся кататься по ковру, хватаясь за бока и отчаянно ревя на весь особняк:

— Ах вы гниды! Ах вы мрази! Пиздогоны засранные! Да вертел я вас!..

— Эндерн, не ори, — спокойно сказал Гаспар.

— Да пошел ты на хер! С Графиней вприпрыжку! И ты, блядь, туда же, гнида плешивая!

— Эндерн, я сейчас разозлюсь, — ледяным тоном сообщила Жозефина, скрестив руки на груди. — Ты ведь этого не хочешь?

Полиморф затрясся от бешенства, но умолк, прекратил кататься по полу, лишь яростно сопя через раздуваемые ноздри и шипя сквозь стиснутые зубы.

Он выглядел жалко: грязный, оборванный, перемазанный кровью, в драной рубашке с оторванным левым рукавом, извалянных в пыли шароварах, треснувших по шву и порванных на правом колене.

Гаспар покачал головой. Видеть оборотня в таком состоянии приходилось крайне редко, и это вызывало неприятное чувство. Уж кто-кто, а из них троих только Эндерн казался неуязвимым и самым непробиваемым. Но вслух Гаспар никогда бы не решился на проявление жалости к нему. И не потому, что гордость не позволяла, а потому, что не хотелось услышать много нового о себе.

— Магистр, закройте дверь, — сказал Гаспар, — и помогите довести его до вашего кабинета.

Оборотень упал в глубокое мягкое кресло и страдальчески застонал и заохал, держась за левый бок. Жозефина мягко растолкала бедрами Гаспара и декануса, протискиваясь между мужчинами, склонилась над Эндерном, встав между его широко расставленных ног. Полиморф испуганно сжался, отмахиваясь от ее протянутой руки.

— Ну-ка! — непреклонно шикнула чародейка. — Сиди смирно, хочу взглянуть.

Эндерн отчаянно шмыгнул носом, но подчинился. Жозефина сильно рванула на нем рубашку. Пуговицы прыснули в стороны, одна из них ударила по лбу госпожу консилиатора Ложи, другая — отскочила от угла книжного шкафа и улетела в неизвестном направлении. Чародейка раскинула полы рубашки в стороны, обнажая худую, почти безволосую грудь и впалый живот, провела по ним пальцами, коснулась раненого бока.

— Ай-я-я-яй! — взвыл Эндерн, тряся ногами. — Ты че, больная, творишь? Угробить хочешь⁈

— Да тихо ты.

Она склонилась еще ниже, всматриваясь в красную полосу, рассекшую поджарый бок, подозрительно прищурилась, изобразила плевок и выпрямилась, уперлась в бока и недовольно покачала головой.

— Это что? Шутка? — проворчала она.

— Нет, блядь! Вражья пуля!

— Ты издеваешься? Это жалкая царапина.

Эндерн прекратил стонать и мучиться. Растерялся, как будто его поймали с поличным.

— Да? — недоверчиво хмыкнул Эндерн и осторожно потер бок, а потом поджал задрожавшие губы. — Но она задела мою гордость!

Жозефина недовольно сморщила кукольное личико и показала оборотню язык. Эндерн мерзко захихикал, садясь в кресле удобнее.

— Не, ну болит-то по-серьезному, — оправдался он. — Между прочим, из-за вас словил. Ладно, в бочину, а ну как в жопу бы прилетело?

— А если в башку? — хмыкнул Гаспар.

— Да хуй с ней, с башкой! Все равно пустая, — брезгливо отмахнулся оборотень и наставил палец: — А вот жопа…

— Ооооо! — сочувственно протянула Жозефина, делая испуганные глазки. — Бедненький. Ну, хочешь, поцелую, где бо-бо, и сразу все пройдет?

Она сложила губки бантиком и наклонилась, потянулась к нему руками, желая нежно и любовно обнять. Эндерн напрягся, до предела вжимаясь в спинку кресла, и замотал косматой башкой.

— Не-а! Вон, — быстро кивнул он на Гаспара, — с ним лижись, а я, сука, как-нибудь сам выкручусь.

Жозефина обиженно надулась, демонстративно повернулась к нему задом и, чеканя шаг, отошла к менталисту. Эндерн почесал грязную небритую щеку, недобро взглянул на декануса желтыми глазами, свирепо нахмурив кустистые брови.

— Ну че стоишь, мудила? Тащи винище!

Элуканте возвел очи горе́ и, заложив руки за спину, послушно засеменил к своему столу. Прошедшие дни научили его смирению, терпению и хранению нескольких бутылок вина у себя в кабинете. Будь он ваарианнином, то, наверно, к этому моменту обрел бы просветление и пришел бы к пониманию Бога. Но, как любой чародей Ложи, он был атеистом. Хотя уже начинал об этом жалеть.

Вручив Эндерну бутылку, Элуканте отошел на безопасное расстояние и приготовился к ставшему каждодневным ритуалу. Оборотень зубами выдернул пробку, поискал глазами, куда бы выплюнуть и нашел цель, как будто случайно оказавшуюся где-то за спиной декануса. Магистр, уже наученный горьким опытом, ловко увернулся. Сегодня не повезло пусто и печально отреагировавшему на унижение глобусу. Оборотень запрокинул косматую башку и влил в глотку треть бутылки залпом. Выдохнул, утирая губы и размазывая по физиономии грязь и пыль, с блаженством стек на сиденье кресла, расположившись на нем полулежа, и закинул ногу на ногу. Обвел желтым взглядом менталиста и чародейку.

— Где этот педик зачуханный? — довольно отрыгнув и почмокав губами, спросил Эндерн. — Ты его уже обработал? Полезное вытянул? Ежели нет, я ему таких пиздюлей выпишу, вовек не забудет! — заявил он, поднося бутылку ко рту.

— Он спит, — сказала чародейка.

— Спит⁈ — воскликнул оборотень, промахнувшись горлышком мимо рта, и плеснул красным вином на грудь.

— Я его обработала.

Эндерн стряхнул красные капли, взглянул на Жозефину, задумчиво вращая желтыми глазами. Физиономия медленно расплылась в издевательской ухмылке.

— Тогда вопросов не имею, — с пониманием покивал он и откинулся на спинку. Отхлебнул из горла. — Только… — он хитро прищурил левый глаз, сделав паузу, — мне, конечно, неинтересно, но я хоть с пользой круто время провел, или как обычно?

Гаспар переглянулся с Жозефиной.

— Ты не поверишь, — ответили они хором. Даже Элуканте несколько запоздало пробормотал это заклинание себе под нос.

Эндерн раскрыл рот, но отзыв проговорил не он.

— А вы постарайтесь быть убедительными, — прозвенел чей-то искусственно-металлический голос, отдающийся в стенах кабинета эхом.

Все разом повернулись на голос. Эндерн, будто поперхнувшись, перетек в вертикальное положение и сел в кресле ровно. Гаспар подобрался, приглаживая волосы. Жозефина приосанилась, приветливо улыбаясь. Томаццо Элуканте потрясенно раскрыл рот и попятился, хватаясь за воздух, чтобы не оступиться.