Таблетки не пью, потому что за день превысила суточную дозу лекарств вдвое. Конечно, можно спуститься в медпункт и попросить сделать укол, но я не хотела показывать сотрудниками свою слабость. Проявления болезни также считала своей очередной слабостью, которую нужно скрывать от окружающих. Надо просто перетерпеть, чтобы обойтись без медикаментов.

- С чего он вообще взял, что ненавижу людей, у которых есть жизнь, помимо работы..? – в очередной раз перевожу в слова свои тягостные мысли, - глупец и дурак! Он меня совсем не знает, а уже делает выводы, очень далёкие от истины…

Мои мысли обрывает громкий стук в дверь. Так стучит только отец. Я много раз спрашивала у него зачем он стучит, если все равно входит, не дожидаясь приглашения, на что он повторял одну и туже фразу: так положено.

- Привет, Валера, - переступив через порог, здоровается отец, - твоя Ульянка снова где-то ходит и не дозвонишься до вас. Мобильный тебе на что, если ты его выключаешь всё время.

- Привет.., - поднявшись, отвечаю и сажусь напротив отца за столо переговоров, папа любил сидеть здесь, - я не выключила его, а оставила телефон дома.

- У меня к тебе важный разговор, Валера.

Молча сажусь и готовлюсь выслушать очередную проповедь отца о том, как важно быть всегда на связи.

Не понимала этого. Зачем Гордей Гордеевич всё время проводит со мной беседы по незначительным поводам и вопросам? Что-то глобальное и важное он никогда не затрагивал, более того обсуждение сложных вопросов и проблем отец предпочитал обходить стороной. Его такие «низенькие разговорчики», как их мысленно обозначала, были отражением всей сущности Городецкого.

Взглянув на мятую рубашку отца, в который раз думаю о том, что, возможно, ему не хватает женщины. Помощница по хозяйству у него есть, но отец часто мог сам вытащить вещь из сушильной машины и натянуть на себя. Беспорядок и неопрятность во внешнем виде главного руководителя предприятия, все чаще становились предметом шушуканий в коридорах офиса. Я эти разговоры старалась рубить на корню, но, как и в случае со мной, всех людей невозможно было заткнуть или запугать.

- Телефон очень важен, Валера.., - начинает отец, но я его тут же перебиваю.

Всё же сегодня не настроена слушать получасовую проповедь отца.

- Отец, я не выбрала никого из тех кандидатов, что ты отправил ко мне на беседу.

Лицо Городецкого сдувается словно воздушный шарик. Воодушевление сменяется грустью, а на губах появляется унылая улыбка.

- Да? А мне черновики Зыковых приглянулись... И в проекте Савелия с Петром я приметил много дельных идей.

- Забраковала обе эти организации, - устало говорю, а отец, тем временем, косится на часы, которые отбивают шесть часов вечера.

- Совсем забыл! Мне же в столярку надо было до шести заскочить. Позже всё обсудим…

- Столярный цех работает до восьми, и ты точно успеешь зайти к ним.

Городецкий тяжело выдыхает и с деланной серьёзностью говорит.

- Валера, этот проект поручен тебе, так ведь? Если тебе не нравятся люди, которых отобрал, то возможно стоит самой заняться этим вопросом. Я помогал, а не играл главную скрипку.

Отец поднимается, а у меня от обиды начинаю сжиматься зубы. Не отвечу, не распсихуюсь и тем более не закачу истерику и Гордей Гордеевич это прекрасно знает, но внутри становится настолько противно, что я не удерживаюсь и глухо отвечаю.

- Я так и поняла.

- Что ты поняла, Валера? Свою ответственность? Вот и правильно. Думай-решай, ищи помощников и наконец, прими решение, о котором не раз тебе говорил. Я не вечный, нельзя оставить предприятие без руководителя.

Когда за отцом захлопывается дверь, срываю с плеч пиджак и кидаю его на стол переговоров. Расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке, плюхаюсь в кресло и начинаю безумно громко смеяться.

- Ну конечно, папочка! Ты не вечный! Это я чертов металл, который под воздействием тяжести скоро на х…р сломается.

Положив локти на стол, закатываю рукава рубашки и снова нервно хохочу. Я не жалею себя, нет. Просто так хреново мне не было ещё никогда.

Облизав пересохшие губы, хватаю карандаш и перечёркиваю всю смету. Править больше не буду – бестолкового экономиста принимал на работу отец и теперь мне приходится тратить время и на это тоже.

От сметы взгляд переходит на папку, подаюсь вперёд, чтобы взять её в руки.

Я просто бегло почитаю…

Когда к девяти вечера, заканчиваю просматривать бумаги для завтрашних переговоров с китайцами, голова идёт кругом. Переговоры должны были вести отец или его первый заместитель - Александр, но они оба завтра уезжали на заготовку и технично передали мне эту прерогативу. Причем об этом я узнала час назад от отца. При сегодняшней встрече он не сообщил мне об отъезде, целенаправленно он это сделал или нет я не знаю, хотя и склоняюсь больше ко второму варианту. Александр тоже хорош - привык прикрываться сильной занятостью на лесозаготовке, хотя, я точно знала, что в лагерях-делянках он не часто бывает. Для вида смотается в лес от силы пару раз в месяц, и занимается текущими, совсем не пыльными делами, лодырь…

Только ради этого и стоило принять у отца общее руководство, чтобы избавить предприятие от таких бездельников, как Александр. Причём, такого рода сотрудники находились в непосредственном подчинении у отца. Возможно, им предавался его безответственный подход к делу? Или его попустительское отношение к работе сотрудников, расслабляло и демотивировало людей.

Поискав под столом туфли, неохотно их надеваю и встаю из-за стола. За окном неторопливо надвигались сумерки. Вот за что я ценила майские вечера: на часах девять, а на улице ещё светло.

Спустившись вниз, на ходу накидываю на плечи пиджак и стараюсь вспомнить есть ли хоть какая-то еда в моём холодильнике. Целый день я питалась некрепким кофе и зелёным чаем, поэтому желудок беспощадно требовал нормальную пищи.

- До свидания, Валерия Гордеевна, - сухо прощается со мной Борис, киваю ему в ответ.

- До завтра.

- Водитель пару часов назад уехал, - словно что-то вспомнив, обращается ко мне сторож.

- Я его отпустила, - тихо отвечаю и неспешно иду по темному фойе к выходу.

У водителя недавно родился сын, стала отпускать его пораньше. Человек не виноват, что сижу здесь до ночи, ему сейчас семья важнее…

В голове в который раз всплывают слова Смирнова о том, что ненавижу людей, у которых помимо работы есть семья и... далее по его дурацкому списку. Как раз напротив, я особенно внимательна к тем людям, которым сейчас трудно или которым нужна помощь… Другое дело, что об этом не ору на каждом углу и стараюсь сделать так, чтобы люди не узнали о моей непосредственной помощи.., но я ведь это делаю…

Спустившись с крыльца, встаю будто вкопанная. На стоянке, напротив офиса, оперившись спиной на переднюю дверь автомобиля, стоит он… Собственной персоной Савелий Смирнов, мысли о котором сверлили мою голову целый день.

Какого… он тут ошивается? Разве я его не предупреждала.

- Приходишь раньше всех! Уходишь позже всех! – громко скандирует Савелий, бросая окурок в ближайшую урну, - я было подумал, что ты и ночуешь в кабинете, но нет… Всё-таки ты появилась.

Я оглядываюсь по сторонам и к своему счастью понимаю, что никто не слышит вопли этого наглого Смирного. Он разговаривает со мной, как с подружкой, которую знает сто лет и при этом, его совершенно не волнует, что его могут услышать люди.

Вдохнув через нос порцию прохладного воздуха, решаю игнорировать наглеца и просто прохожу мимо.

- Эй… Эй. Стоп-стоп…

При окрике «эй», моя челюсть сжимается настолько сильно, что готова раскрошить половину зубов во рту, а то и больше. Он совсем охренел?!

Развернувшись, стреляю в парня своим самым злым взглядом.

- Эйкать будете своим корешам из подворотни. Сгиньте с моих глаз, пока хуже не стало… Хотя, куда ещё хуже в вашем случае.