С разных мест на шоссе стягивались обозы, лазареты, штабы корпусов и дивизии. На дороге стало не протолкнуться. Случится что-то с колесом у одной телеги — готов затор. Пока её в сторону откатят — время и идёт.

К вечеру сзади отступающей лавины войск появились зарева пожаров. Это горели деревни, а также скирды оставляемых и подожженных, запасов хлеба и обмундирования.

Во как… На передовой разутые-раздетые ходили, а теперь — жжем.

Так почти круглые сутки. Днём с утра до вечера идёт бой, а ночью наши части отходят. Почти на пятки начинают наступать обозным колоннам.

У меня — порядок. Все на своих местах, никакой ругани и шума. Ни одно колесо у телег не отпало. Движемся как по расписанию, если и стоим, то это происходит совсем не по нашей вине.

Часа не проходит, как на дороге, то впереди, то сзади от нашей лазаретной колонны возникает суматоха. Кричать начинают, что неприятельская конница прорвалась и сюда движется. Кто орёт? Зачем? Скоро выясняется, что это ложный слух и все начинают двигаться дальше.

Тут вдруг вестовой прискакал. Приказ — остановиться.

Ну, приказ, так приказ. Остановились. Хоть лошадки наши отдохнут.

Кстати, почему встали? То шли, шли, а вдруг — остановиться. Ситуация изменилась?

Стояли почти трое суток. Никакой ясности не было. До нас только слухи доходили, что день и ночь жестокий бой идёт. Противник просто засыпает наши части снарядами, их пехота усердно волна за волной прёт на наши позиции. Австрийцы и германцы несут огромные потери, а наши не уступают ни пяди земли. Российская артиллерия необыкновенно удачно использует имеющиеся в её распоряжении снаряды, пехота проявляет чудеса мужества.

Разговоры пошли, что всё — больше откатываться назад не будем, снова погоним противника через горы.

Не тут-то было…

Снова получен приказ об отступлении и мы двинулись дальше. Только теперь на телегах у меня ни одного свободного местечка не имеется. Всё ранеными заложено. Многие в операциях нуждаются, а мы им только раны, сколько возможности позволили, обработали, перевязали и эвакуируем.

С Карпат спустились в равнину Галиции…

Скрипим и скрипим колёсами по довольно разбитой уже дороге. Сколько их до нашего лазарета тут уже проехало.

На меня грусть какая-то накатила. Уходим вот из галицийских городков и сел, а тут ведь нас хорошо встречали. Не все, правда. Стыдно мне даже за наше отступление. Местное население поверило в наше могущество, думало — мы тут навсегда, а мы — уходим, бросаем их…

— Перемышль? — мой зауряд, который глазастый, кивает на приближающийся город.

— Перемышль… — подтверждаю его догадку.

Вот уже куда мы доотступались.

Удержимся ли хоть здесь? Неизвестно…

Крепость сильно разрушена. Сами мы её и обстреливали, взрывали. Не так и давно её гарнизон нам сдался. Помню, как все радовались.

Под Перемышлем командование устроило отступающим частям смотр. Нашему корпусу в том числе.

Оказалось, что в полках у нас после всего этого отступления в среднем по три с половиной тысячи штыков. Я не кадровый офицер, но теперь знаю, что в военное время в полку должно быть на лицо четыре тысячи штыков. Убыль в пятьсот солдат, это если считать всех убитых, раненых, заболевших и отставших от усталости и по многим другим причинам — не так и много. Тем более, что отступали мы в непрерывных боях.

Получается, что сохранили мы свою боеспособность, имеем большие силы для дальнейших боевых действий.

Состояние моего хозяйства тоже было признано удовлетворительным. Всё ценное имущество мы не утратили. Персонал мой тоже почти в полном составе. Нет, пополнить нас бы не помешало, но совершенство — недостижимо.

— Иван Иванович, а Вы ведь опять представлены, — обрадовал меня командир полка.

— За что? — позволил себе уточнить я.

Командир полка изобразил жестами стрельбу из австрийского пулемёта.

Всё-то он знает…

Ну, ему это положено…

Глава 29 То — туда, то — сюда…

Перемышль…

В эту войну два раза российская армия уже его осаждала. Со второго раза только и взяли.

Про первую осаду я лишь по рассказам от наших солдат и знал…

Положили осенью народу тут немеряно.

Уже в первых числах сентября наши передовые отряды из 3-й армии под командованием генерала Радко-Дмитриева подошли к крепости. Она состояла из восьми секторов обороны. Первые два сектора включали внутренний обвод протяжённостью пятнадцать километров и радиусом в шесть километров. Всего там имелось восемнадцать фортов и четыре батареи. Внешний обвод данной крепости, уже общей протяжённостью в сорок пять километров, подразделялся на шесть секторов обороны в составе пятнадцати главных и двадцати девяти вспомогательных фортов. Между ними размещались двадцать пять австрийских артиллерийских батарей. Большинство фортов Перемышля были оснащены самой современной артиллерией, имели электроснабжение, прожекторы, лифты, вентиляторы, помпы, рефлекторы для улучшения условий круглосуточной обороны.

Громадина. Иначе и не скажешь.

Гениальное достижение местной инженерной мысли.

Через три недели, столько длилась необходимая подготовка, начался штурм. Солдатские души повзводно и поротно в небушко так и летели…

Тут австрийская армия к Перемышлю подступила и наши вынуждены были отойти. Осада с крепости была снята.

Брусилов, говорят, очень расстроен был. Можно же было Перемышль взять, а не получилось.

Когда я на театр военных действий прибыл, Перемышль уже второй раз осаждали.

Австро-германцы были отбиты, осадная армия Селиванова Перемышль окружила. Наши силы по численности меньше чем гарнизон крепости были, осадная артиллерия ещё не подошла. Селиванов, надо отдать ему должное, бессмысленных попыток штурма не предпринимал, а окружил крепость широким кольцом. Решил взять её измором.

Наконец и наша тяжелая артиллерия подошла. Орудия крупного калибра начали по крепости вести свою работу.

На пятом месяце осады в крепости начался голод. Одних австро-венгерских солдат там было более ста тридцати тысяч. Плюс гражданское население и наши пленные.

В марте австро-венгерское командование попробовало деблокировать Перемышль. Наш полк в этих боях, а я — вместе с ним, по полной программе поучаствовал. Так что, мой вклад во вторую осаду тоже имеется. Не велик, но есть.

Прорваться из осажденного Перемышля его гарнизону не удалось. Их уже ждали. Головные колонны, в которых шли самые надежные венгерские части были буквально выкошены пулеметным огнём. Нам достались все брошенные обозы с боеприпасами и продовольствием.

22 марта, не так и давно, гарнизон Перемышля безоговорочно капитулировал.

Газеты писали, что в плен взято русскими войсками девять генералов, девяносто три штаб-офицера, две тысячи двести четыре обер-офицера, сто тринадцать тысяч восемьсот девяносто нижних чинов. В количестве трофейных орудий в газетных публикациях имелись расхождения. Одни издания авторитетно утверждали, что захвачено девятьсот орудий, другие — тысяча пятьдесят.

Будет битва за с таким трудом взятую крепость? Оставим её, как и многое другое до этого?

Вопрос о Перемышле где-то в верхах решался трудно.

Мы раз пять, не меньше, то садились на коней, чтобы отступать дальше на восток, то слезали с них.

Мля…

Ушли в Карпаты, а в тылу резервные линии обороны не создали!

На наше авось опять понадеялись!

Вот теперь отступаем, а опереться и не на что.

Неужели отдадим город за просто так?

Крепостью, конечно, его уже назвать затруднительно. Наша артиллерия, молодцы, на совесть поработали.

Но, за апрель-май можно же было тут хоть немного что-то в порядок привести?

Солдаты ходили хмурые. Настроение у всех было тягостное.

Глава 30 Мальнувска Воля

Всё же отступили.