Молоденького зауряд-врача я даже по этому поводу материть не стал. Что с него взять…

Полкового-то врача и второго младшего врача перевязочного пункта убило еще до моего прихода сюда. Одним из первых же снарядов, что в нашу сторону от австрийцев прилетели. Всё из-за этих самых батарей. Надо же было так перевязочный пункт разместить…

Глава 20 Красный Брод

Целую неделю австрийцы пытались прорвать нашу оборону.

Атаковали, атаковали, атаковали…

Иногда не раз на дню.

Наш полк зубами вцепился в землю и отбивался.

Представляю, сколько у них раненых и убитых, если у нас столько. Мы, хоть и под огнём, но в траншеях всё же сидим, а они — атакуют. По полю на наши пулеметы бегут.

Один из пулемётчиков сейчас у меня в пациентах. Что-то в голове у него повредилось. С кем-то, только одному ему видимым, ведёт разговоры, смеется, плачет…

Да уж… Не хотел бы я так.

Телесно он цел, а душу его теперь врачевать требуется. Да, ладно бы, если у него одного.

Наконец, враг выдохся. Сутки было затишье, а потом мы перешли в наступление. За несколько дней с боями почти сорок вёрст прошли и сейчас мы уже в Венгрии, а если совсем точным быть — в Угорской Руси.

Тут — красиво. Горные виды как на картинках.

Пока я в полку. Медицинского персонала в войсках не хватает — от врача до санитара.

Если бы только эта беда была! У меня даже йодная настойка кончилась! Как теперь перевязки делать? Первую помощь оказывать без йода?

За время обороны и дни наступления в полку образовалась недостача двенадцати ротных фельдшеров. На всё про всё имеется только два десятка санитаров-музыкантов. В передышки между боями они используются как музыканты в полковом оркестре, а в бою — как санитары.

Предлагал же я, когда положение по эвакуации писали, увеличить штаты санитаров… На своей сейчас шкуре испытываем мы их нехватку. Особенно теперь, зимой. Попробуй сейчас в снегу под пулями раненого с поля боя вытащи. Ещё и морозы ударили. При минус двадцати, да с кровопотерей — раненый быстро Богу душу отдает.

Сам я её чуть буквально вчера не лишился. Так получилось, что с небольшим медицинским отрядом сопровождал я третий батальон нашего полка в направлении деревни Няго. Попали мы там в самое настоящее адское пекло. Однако, австрийцев из деревни выбили.

В одной из халуп я разместил перевязочный пункт — в ней всё, чем на улице, теплее. Перевязки закончил, сел спиной к окну на стул отдохнуть. Посидел чуть, в себя пришёл и покурить потянуло.

Встал, на крыльцо совсем невысокое вышел. Даже крыльцом-то этот приступочек назвать трудно. Подарком императора щелкнул, прикурил…

В это время над деревней разорвалась шрапнель, а из халупы за моей спиной раздался крик.

Я — туда. Оказалось, так, что одна из пуль этой шрапнели пробила окно и ударила в спину санитара, который пока меня не было, стул, на котором я ранее сидел, и занял. Тоже, перевести немного дух он решил.

Перевёл…

А если бы я покурить не вышел? На этом самом месте остался? Пуля эта мне бы и досталась.

Санитар до темна помучился и умер. Ничем я ему помочь не смог…

Из Няго вскоре мы переместились в Красный Брод. Похоже, что наступление наше затормозилось. Нет, боевой дух солдат и офицеров не покинул — другая беда приключилась. Нет артиллерийских снарядов и большая нехватка патронов.

Получили строгий приказ — стрелять из орудий только по наступающему противнику и не как иначе. Опять же — очень экономно. Каждый снаряд на особом счету.

А австрийцы, в отличие от нас, снарядами богаты. С утра до вечера нас ими так и осыпают. Без работы меня не оставляют.

В полк пришло пополнение, но без винтовок и патронов. Ротные из души в душу матерятся. Как более вышестоящее начальство — не пришлось видеть.

Дело совсем до плохого дошло — собирают солдаты утерянные и брошенные винтовочные патроны. Глаза бы мои на это не смотрели…

Устал я очень сильно. Никогда в жизни так не уставал. Похудел, как один из немногих у меня оставшихся санитаров выразился — почти в шитную нитку. Интересное, однако, сравнение.

Глаза красные, на ходу покачивает… Безразличие какое-то накатило. Даже орден Святого Георгия 4-й степени, что за геройски спасенный портфель мне вручили, как-то так…

Точно, что-то уж сильно важное и ценное там было… Ну, я сей портфель не открывал, в роли любопытной Варвары себя не выказал.

Когда командира полка перевязывал, он мне сообщил, что им я опять же представлен. Я кивнул, спасибо сказал и дальше своё дело продолжил. Вот и всё. Иной бы на моем месте…

Только благодаря своим золотым зверькам я и держался. Не они бы…

На сколько ещё меня хватит…

Кто знает…

Но, чувствую, не на долго…

Глава 21 Красный Брод — Мезолаборч

Австрийские пушки всё долбят и долбят…

Долбят и долбят.

Долбят и долбят.

Мля…

Нам и ответить им нечем. Выражение даже сейчас особое появилось — «снарядный голод». Это у нас — голод, у австрийцев его не отмечается.

Что ведь они придумали! Одиннадцатидюймовки поставили на специальные платформы и по железной дороге подвезли их к нашим позициям на близкое расстояние.

С отвратительным свистом, даже каким-то завыванием их снаряды сейчас валятся к нам на головы.

Мне в очередной раз повезло. Потому, что я в окопе был. Снаряд от меня упал буквально в пятнадцати шагах. Потом уж я посмотрел — вырыл он яму сажени в две ширины и глубины. Земля аж задрожала…

Самочувствие у меня после этого паскудное…

Встряхнуло мой организм всё же.

Пояс со зверьками у меня сейчас почти всё время — тёплый. Лечат они меня, лечат, лечат, лечат…

Знали бы мои подопечные, на кого им надо молиться.

Много у меня раненых в голову — касок у наших солдат нет. Слышал, что во Франции их хотят закупить, но дело что-то совсем медленно двигается.

Да, не только раненых в голову… Вообще — раненых много. Как-то после одного «удачного» шрапнельного залпа из двухсот пятидесяти наших солдат не ранеными остались всего семеро.

Хорошо, это уже по моим здесь наблюдениям, легкораненые составляют до восьмидесяти процентов, только каждый пятый имеет ранения средней тяжести и тяжелые. А, если бы наоборот? Что тогда?

Мы сейчас как крысы сидим по блиндажам и все напряжены до крайности. Прячемся. Занять себя нечем. Грех, это большой, но я даже в душе радуюсь, когда раненого приносят. Работа у меня появляется и о том, что убить тебя в любой момент могут, немного забываешь. Именно, что немного. О смерти тут, всегда — помнится.

Когда раненых нет — сижу, бумаги перебираю. Медицинские циркуляры и предписания. Непонятно зачем, но к нам даже бумаги, касающиеся гражданских лечебных заведений попадают. Впрочем, те которые раненых касаются.

Сижу вот сейчас и знакомлюсь с необходимым документальным обеспечением лечебного процесса в тыловых земских и прочих больницах. Время-то как-то надо убить.

Оказывается, сии лечебные заведения должны иметь специальную приемную книгу для записи всех поступающих к ним больных и раненых воинов; истории болезни, которые составляются на каждого воинского чина, поступающего в лечебное заведение, и заключают в себе данные о течении болезни и методах лечения; уведомительную карточку или приемный листок для уведомления подлежащих органов военного ведомства о поступлении воинского чина в лечебное заведение; отчетно-осведомительную карточку для уведомления подлежащего военного начальства, а также российского общества Красного Креста и главного военно-санитарного управления о выписке, переводе или смерти воинского чина; билет о ранении для выдачи воинскому чину на руки, как документ, удостоверяющий его право на возбуждение в будущем ходатайства о пенсии или пособии. Билет должен быть выдан в первом лечебном заведении, последующие же лечебные заведения, через которые раненый проходит, должны делать лишь отметки о том, что он у них лечился. Документ должен оставаться у самого раненого. Для удобства, билет должен быть напечатан маленьким форматом и заключен в особую папку…