– Кровать была ужасно узкой. – Я спала на монашеской койке, едва вмещавшей одного человека средних размеров. А Джейми, даже изрядно исхудавшему, требовалось куда больше места.
– Саксоночка, я хотел перевернуть тебя на спину, но побоялся, что мы оба завалимся на пол, и потом… не думаю, что смог бы удержаться сверху.
Тогда он дрожал от холода и слабости. Вероятно, его и сейчас пробирала дрожь – на этот раз вызванная страхом. Я взяла руку, лежавшую у меня на бедре, и поцеловала. Замерзшие пальцы крепко обхватили мою теплую ладонь.
– У тебя получилось, – прошептала я, перекатываясь на спину и увлекая его за собой.
– С грехом пополам, – пробормотал Джейми, высвобождаясь из килта, пледа, рубашки и нижней сорочки. Затем мы оба испустили долгий вздох наслаждения. – О боже, саксоночка…
Он сделал пару нерешительных движений и прошептал:
– Ты не представляешь, каково мне было. Я боялся, что больше никогда не смогу тобой обладать.
Но у него действительно получилось, хотя и с грехом пополам.
– И тогда я решил: пусть это будет последним, что я сделаю в своей жизни.
– Черт возьми, почти так и вышло, – прошептала я, схватив его за упругие ягодицы. – Я и правда на мгновение подумала, что ты умер, пока не почувствовала твои слабые движения.
– Думал, мне конец, – усмехнулся Джейми. – О, Клэр!..
Ненадолго прервавшись, он опустился и прижался лбом к моему лбу. Как в ту ночь, когда он касался меня, замерзший и полный отчаяния. Помню, как вдыхала в него жизнь, целуя мягкие, податливые губы, пахнущие элем и вареными яйцами – другую пищу его желудок принимать отказывался.
– Я хотел… – шептал он. – Хотел тебя. Мне нужно было тобой обладать. Правда, как только оказался внутри…
Джейми вздохнул полной грудью и продвинулся глубже.
– Думал, это меня прикончит на месте. Захотелось умереть. Пока я внутри тебя.
Его голос, хотя по-прежнему ласковый, стал вдруг далеким и отстраненным. Я поняла, что он сейчас не здесь, а в той холодной каменной келье. Вновь переживает минуты паники, страха и всепоглощающего желания.
– Я хотел излиться в тебя – пусть и в последний раз. Но когда это произошло, понял, что буду жить и останусь внутри тебя навеки. Потому что дал тебе ребенка.
С этими словами Джейми вновь вернулся в реальность – и в меня. Я крепко сжимала в объятиях большое сильное тело, которое беспомощно задрожало в момент разрядки. Теплые слезы навернулись мне на глаза и холодными ручейками стекли по вискам, затерявшись в волосах.
Через некоторое время он перекатился на бок, продолжая держать руку на моем животе.
– Ну как, у меня получилось? – спросил он с легкой улыбкой.
– Получилось, – ответила я, накрывая нас обоих пледом. А потом, довольная, лежала рядом с мужем в свете догорающего костра и бессмертных звезд.
2
День голубого вина
От безумной усталости Роджер спал как убитый, невзирая на неудобства: постелью четверым Маккензи служили два рваных одеяла, которые Эми Хиггинс торопливо вынула из сумки с одеждой для починки. Под одеялами лежала недельная порция нестираного белья Хиггинсов, а накрываться гостям пришлось собственной верхней одеждой. Спать было не холодно: с одного бока согревал жар от погасшего костра, с другого – тепло детских тел и объятия жены. Едва успев прочитать благодарственную молитву – предельно короткую, зато искреннюю, – Роджер провалился в сон, как в бездонный колодец.
У нас получилось. Спасибо.
Он проснулся в полной темноте; пахло горелой древесиной и содержимым ночного горшка. Сзади тянуло холодом, хотя он засыпал спиной к огню – должно быть, повернулся во сне. В нескольких футах от лица Роджер увидел слабое свечение догоравшего очага; на почерневших поленьях алыми венами пульсировали тлеющие угольки. Он протянул руку назад: Брианны рядом не оказалось. На дальнем конце одеяла возвышался небольшой холмик – должно быть, там спали Мэнди и Джем; остальные обитатели хижины еще не проснулись, их дыхание отчетливо слышалось в ночной тишине.
– Бри?.. – прошептал Роджер, приподнявшись на локте.
Она стояла, прислонившись к стене неподалеку от очага, и натягивала чулок. Затем опустилась на корточки возле мужа и погладила его по щеке.
– Я иду на охоту с па, – прошептала Брианна ему на ухо. – Мама присмотрит за детьми, если ты будешь занят.
– Ладно. А откуда у тебя… – На ней была теплая охотничья рубашка и просторные залатанные бриджи. Он провел рукой по ее бедру, ощущая под пальцами грубые стежки.
– Папа одолжил, – Бри поцеловала Роджера. Ее волосы поблескивали в свете тлеющего очага. – Ложись поспи. До рассвета еще не меньше часа.
Ловко переступая через спящих и сжимая в руках ботинки, она пробралась к выходу и беззвучно юркнула за дверь, на секунду впустив в дом струйку холодного воздуха. Бобби Хиггинс пробормотал что-то сонным голосом; один из мальчишек сел на полу, испуганно произнес: «Что?» – и снова плюхнулся в постель.
Свежий воздух моментально растворился в уютной духоте, и хижина погрузилась в сон. Только Роджер не спал. Он лежал на спине, испытывая смешанные чувства: спокойствие, облегчение, радость и тревогу.
У них и правда получилось!
Он еще раз мысленно пересчитал всех членов своей небольшой семьи. Все четверо были здесь, целые и невредимые.
В памяти проносились обрывки воспоминаний; он не пытался их удерживать, позволив разрозненным картинкам свободно появляться и исчезать в сознании. Увесистый слиток золота в потной руке и животный ужас, когда он чуть не потерял его, уронив на качающуюся палубу. Дымящаяся тарелка каши и стакан виски – проверенное средство от холодного шотландского утра. Брианна скачет вниз по лестнице на одной ноге, держа забинтованную вторую на весу. На ум невольно пришла детская скороговорка: «У дамы одной есть журавлик ручной, немного хромой».
Прощальное объятие с Баком на краю пристани, терпкий запах его немытых волос. Бесконечные, холодные, неотличимые одна от другой ночи в трюме следующей в Чарльстон «Констанции». Они вчетвером сидят в углу за каким-то грузом, оглушенные ударами волн о корпус судна; измученные морской болезнью и смертельно уставшие – не в состоянии испытывать ни голод, ни страх. Заполнившая трюм вода поднимается все выше, окатывая их холодными брызгами при каждом крене. Прижимая к себе детей, они отчаянно пытаются согреть их жалкими остатками тепла своих тел, чтобы сохранить им жизнь.
Роджер невольно задержал дыхание, предаваясь тяжелым воспоминаниям. Наконец он выдохнул, положил руки на дощатый пол по обеим сторонам постели и закрыл глаза, позволяя образам прошлого раствориться в ночи.
Назад пути нет. Они приняли решение и смогли добраться сюда. В безопасное место.
И что теперь?
Когда-то он жил в этом доме, причем довольно долго. Значит, нужно будет построить новый; Джейми вчера сказал, что земельный участок, подаренный губернатором Трайоном, по-прежнему принадлежит ему и записан на его имя.
Сердце радостно забилось. Впереди новый день, рассвет новой жизни. С чего же начать?
– Папочка! – раздался громкий шепот у самого уха. – Мне надо на гойсок!
Роджер улыбнулся и встал с постели, отбросив в сторону накидки и рубашки. Мэнди нетерпеливо перепрыгивала с ноги на ногу, словно маленький галчонок.
– Пойдем, моя хорошая, – прошептал он, взяв ее за теплую липкую ладошку. – Отведу тебя в уборную. Смотри не наступи на кого-нибудь.
* * *
За свою недолгую жизнь Мэнди повидала немало уборных, так что ее ничто не смутило. Когда Роджер открыл дверь, огромный паук свалился откуда-то сверху и повис на тонкой паутинке, качаясь из стороны в сторону у него перед лицом. От неожиданности отец и дочь вскрикнули – точнее, Мэнди завизжала, а Роджер издал более подобающий мужчине хриплый возглас.