А потом появилось лихо. Высокая фигура с неестественно длинными конечностями, костлявое тело, плотно обтянутое сухой кожей. Единственный глаз с покрасневшим от лопнувших сосудов белком таращился на Раду, и та до боли сжала кулаки, чтобы сдержать желание немедленно бежать.

Да, бежать. Бежать, не оглядываясь, так быстро, как можно, нет, даже быстрее! Чтобы сердце билось в горле, чтобы разрывались лёгкие, бежать, бежать, и знать, что вытянутая фигура всё равно у неё за спиной. Близко. Неминуемо.

Обломанный ноготь на левой руке прорвал кожу, и неожиданная режущая боль привела Раду в чувства. Она повязана с нечистью. Всё будет хорошо. Будет же?

Лихо склонило голову на бок. Его шея заскрипела, как старая половица, да ещё с таким призвуком, что заныли зубы.

— Чего тебе надо? — спросила она, и голос, не дрогнувший в разговоре с медведем, сорвался на этот раз.

Ответом ей стала улыбка обтягивающих острые зубы губ и протянутая рука.

— Не приближайся! — Рада отскочила назад.

Лихо медленно вытянуло вторую руку и подняло вверх обе, а Рада вдруг поняла: лихо удивлён. Он не понимает, почему повязанная боится его, ведь он пришёл с добрыми намерениями. Он пришёл поговорить. А чтобы говорить с повязанной на равных, ему было нужно коснуться её руки.

— Я не хочу говорить с тобой. — Рада отступила на шаг. — Я тебе не верю.

Лихо снова скрипнул шеей. Он считал страх повязанной глупым. Никто из нечисти никогда не причинит ей вреда, ведь повязанные — одни из них, близкая родня каждому виду.

— Откуда я знаю, может, вы едите своих, — буркнула Рада.

Пугающее существо медленно шагнуло ближе. Нечисть не всегда жила дружно. Лихо вечно враждовали с лешими, а черти часто несправедливо отбирали их добычу. Но никто из них никогда не причинял другому настоящего вреда. Нечисть не может погибнуть от рук нечисти, а одно лихо никогда не пойдёт против другого.

Рада стояла, не готовая принять решение. Лихо тянул к ней руки. Он давно искал возможности поговорить с повязанной, но не мог — леший не пускал его. А зря, очень зря. Ведь лихо специально шёл издалека, чтобы принести повязанной очень, очень важные вести. Вести, которые повязанная очень хочет узнать, хоть и не знает об этом. Вести, которые касаются жизни и смерти.

Жизни, смерти… Смерть совсем недавно дышала Раде в затылок, а жизнь сейчас одуряюще пахла нагретым на солнце грунтом. В прошлый раз об опасности повязанную предупредила вила, неужели теперь этот лихо преисполнился альтруизма?

— Ты про чью жизнь и смерть?

В альтруизм выпучившего свой глаз существа Раде не верилось, а лихо развёл руками. Он не мог объяснить так, как есть: ему нужно было обрести речь. Повязанной не стоило бояться за себя, важнее было подумать о другом человеке.

Раду вдруг осенило: Кот. Кто знает, что могло случиться с его вывалившейся в мир нечисти душой? Тревога пересилила недоверие, и девушка неохотно кивнула.

— Ладно. Хорошо. — Она насупилась и вновь впилась ногтями в ладони. — Поговорим.

Омерзительный момент прикосновения заставил её содрогнуться. Волосы на руках встали дыбом, по спине пробежали мурашки, горло сжалось, готовое к так и не случившемуся приступу тошноты. Прикосновение не длилось и секунды, но, по мнению Рады, оказалась чересчур долгим.

Лихо отступил на шаг и начал говорить. Его губы не шевелились, но неприятный голос, шуршащий, как наждачная бумага, раздался у Рады в голове.

— Я знаю то, что повязанная хочет знать. Я не враг повязанной, но и не друг. Я пришёл не оказать милость, но предложить сделку. Выгодную, очень выгодную сделку.

— Выгодную кому? — буркнула Рада. Заключать сделки с лихо ей не хотелось, а от его голоса как будто бы зачесался мозг.

— Всем. Прежде чем отказаться, выслушай, что я хочу тебе предложить.

— И что это?

— Жизнь Бессмертного.

— Что?!

Довольный смятением повязанной, лихо улыбнулся, оголив острые зубы.

— Секрет Бессмертного перестал быть секретом, охота на него и тех, кто с ним, уже началась. Заключи со мной сделку и ты узнаешь, кто идёт за ним по пятам.

Карие глаза Миши грустно смотрели на Раду из глубины её памяти. Огромный, сильный, неуязвимый, добрый, внимательный и печальный. Он посветил свою жизнь тому, чтобы спасать и защищать людей, но кто мог спасти и защитить его теперь? Рада подняла взгляд, заглядывая лихо прямо в глаз. Радужек в глазу не было: только большой чёрный зрачок на красноватом белке.

— Чего ты хочешь взамен?

— Впусти меня в своё тело.

На этот раз горло сжалось настолько, что стало сложно дышать.

— Ещё чего!..

— Ты даже не заметишь, — со скрипом склоняя свою голову ближе к попятившейся Раде, пообещал лихо. — Ты повязанная, а значит, я не смогу завладеть твоим телом целиком и никогда не наврежу тебе лично. Я обещаю не вредить людям вокруг тебя тоже. Я буду брать лишь то, что уже есть. Тебя окружает много боли, повязанная, много чувств, которые я хочу. Впусти меня в своё тело и позволь насытиться ими, и мне больше никогда не придётся охотиться. Если захочешь, ты сможешь разделить со мной свои мысли. Я узнаю имена людей, которые знаешь ты, и начну ощущать их чувства. Тогда об этих чувствах узнаешь и ты. Это хорошая сделка. Она хороша сама по себе, но ты получишь ещё больше. Ты получишь мои знания о Бессмертном и о том, что ему грозит. Тебе ведь нравится это, повязанная?

— Нет! — Кровь ударила в голову.

— Ты уверена, повязанная?

— Да.

— Точно?

— Убирайся прочь!

— Даже ради Бессмертного?

Рада замешкалась всего на миг, но, краем глаза заметив острозубую улыбку лихо, вздрогнула и с силой топнула ногой по шпале.

— Другие люди не бессмертные, но как-то не умирают, вот и он сможет. Мне с тобой говорить больше не о чем. Пошёл вон!

Набрав полные лёгкие воздуха, она кинулась вперёд, поднырнула под рукой лихо и, оказавшись у него за спиной, побежала прочь. Несколько шпал спустя Рада обернулась и с облегчением поняла, что её не преследуют. И только тихий шуршащий голос в последний раз прошептал внутри её головы:

— Если передумаешь, только позови.

Нарисованный потускневшей от времени розовой краской мультяшный осьминог обнимал вывеску «БОЖЕСТВЕННЫЕ ПОРИСУЛЬКИ». Вывеска красовалась на остатках частично обрушившегося козырька над зданием бывшей школы и на первый взгляд казалась самой устойчивой конструкцией здания — проще говоря, создавала совершенно ложное впечатление.

За прошедшие с Разлома годы школа сильно изменилась: большая её часть превратилась в не страдающие излишней живописностью руины. Забор вытянулся и, игнорируя заваленное невнятным мусором спортивное поле, придвинулся почти вплотную, двумя укреплёнными дугами ограждая подход к маленькой бронированной двери. Коварная дверь притаилась за углом здания, игнорируя местоположение вывески и наличия главного входа, — там всё равно всё было завалено — но тех, кто лично пользовался услугами Порисулек, такое смутить не могло.

Восхищаться степенью защиты неказистого с виду магазинчика Макс мог целую вечность. Восхищаться и раздражаться, потому что многие её проявления доставляли гостям Порисулек нешуточные неудобства. К примеру, ворот, способных пропустить легковушку — пусть даже такую отвратительно тесную, как эта, — в заборе не было никогда. Привычно отогнав транспорт в закуток между останками соседних многоэтажек, Макс отключил дьявольское устройство, подсунутое им в подмосковном поселении. Открыл дверь, со скрипом вытащил чересчур длинные для выделенного им места ноги и свесил их вниз, с нервной усмешкой понимая, что они едва достают до земли. Гигантские колёса, слишком большие, чтобы находиться на изначально положенных им местам, превращали то, что некогда было обычной легковушкой, в уродливую каракатицу. Не без удовольствия захлопнув за собой дверь, Макс потянулся и поправил капюшон.