— Это... сложно объяснить. 

Артем хмыкнул. 

— Не помню, когда мы говорили о чем-то простом. 

— Если честно, я сама не знаю, почему пришла... сюда. Мне было некуда... — Даша резко умолкла и сверкнула в сторону Артема испуганными глазами, будто сказала больше, чем намеревалась. Очевидно надеясь переключить фокус его внимания со своих последних слов, сбиваясь, она продолжила говорить: — Наверное, хотела еще раз напомнить себе, что весь этот кошмар не сон, а реальность? Не знаю. Просто.... 

— В смысле «некуда»? — перебил Артем требовательно, лишь только ее оборвавшейся на половине фразе нашлось логичное продолжение в его голове. — Тебе было некуда пойти?

— М-м, — она замялась. — Не совсем так. Просто...

Несмотря на зарождающиеся внутри легкое раздражение, Артем молчаливо дожидался объяснений, Поведение Даши его нервировало.

— Просто, — начала она еще раз, — сегодня я попыталась поговорить с мамой обо всем и... — Послышался судорожный вздох. — Скажем так, она не восприняла этот разговор... адекватно.

Нахмурившись, Артем почти требовательно уточнил:

— И что именно ты ей сказала? — Прозвучало жестче, чем он, сбитый с толку ее словами, планировал.

Даша удрученно пожала плечами.

— Все?.. — предположила она, словно не была полностью уверена, о чем разговаривала с матерью лишь несколько часов назад. — И по сути ничего...

— Не понимаю.

— Она не захотела меня слушать, — объяснила Даша. — Я... Простите, — извинилась она вдруг к немалому удивлению Артема, — но я надеялась, что каким-то волшебным образом она докажет мне, что все ваши слова — ложь, что папа не мог этого сделать. — Повстречавшись с ней взглядами, он лишь иронично приподнял брови и усмехнулся. Даша опустила голову. — В общем, я начала задавать вопросы, приводить аргументы и все такое, а закончилось все скандалом. Меня никто не выгонял, конечно, но оставаться дома было невозможно. — Она неопределенно дернула плечом. — Мама стала кричать, обвинять меня в предательстве. Говорить, что я не имею права сомневаться, а я... Я не могу не сомневаться, понимаете?

— Понимаю. — Артем чувствовал необходимость как-то ее приободрить. — И, честно говоря, приятно удивлен.

— Удивлены? — Даша вскинула голову.

Он кивнул.

— Да, удивлен. Потому что ты действительно хочешь разобраться в том, что случилось. Я по пальцам одной руки могу пересчитать тех, кто за все эти шесть лет не засунул голову в задницу, стоило мне только заговорить о Насте. И это посторонние люди, которые не рисковали ничем, но не хотели вникать в чужие проблемы. А ты — дочка Шутина. Его, как говорят, кровь и плоть. Однако ты не идешь в отказ. Это удивляет, — признал он снова.

Даша, что безотрывно смотрела на Артема на протяжении его монолога, моргнула и отвела потерянный, полный смятения взгляд.

— Я чувствую себя предательницей, — прошептала она едва слышно, — потому что верю вам, а не отцу.

Артем промолчал.

Ему было жаль. Жаль эту юную, еще вчера не замаранную мерзкой гнилью здешнего, деградировавшего от всеобщего равнодушия и полной безнаказанности мира, сузившегося до рамок уродливой, преступной системы.

Безмолвно наблюдая за Дашей, за медленной сменой эмоций на ее лице, Артем видел, что в ее не знавшей правды голове не укладывается давно ставший обыденностью расклад, при котором кровожадные чудовища с бесстыдным комфортом носят маски порядочных людей: обычных отцов и матерей, уважаемых граждан, защитников и героев, пока пострадавшие от их рук обречены бесплодно кричать о пережитом кошмаре в безразличной толпе глухонемых.

Он понимал, какие мысли сейчас разрывают Дашу на части, не позволяя принять действительность. Замечал в ее устремленном в никуда взгляде вспышки знакомых внутренних сражений.

В прошлом он пережил то же самое. Почти в том же возрасте, что и она.

Шесть лет спустя Артем все еще помнил, насколько было тяжело навсегда распрощаться с верой в справедливую, подчиняющуюся соображениям здравого смысла жизнь.

— Я не знаю, что мне делать... — снова зашептала она уже с большим отчаянием и, подняв на Артема покрасневшие от набежавших слез глаза, потеряно спросила: — Как это вообще возможно — сделать... такое и жить, как обычно? И как мне жить с этим всем?

— Принять, — ответил Артем ровно. — Принять, что формула «добро всегда побеждает зло», на которой, походу, мы все выросли, здесь работает с точностью наоборот.

Трудно было объяснить, почему после неудавшегося разговора с матерью Даша оказалась у дома Муратовых. Ноги будто бы сами привели ее сюда, пока она тщетно пыталась дозвониться до Славы в надежде услышать его голос и хотя бы несколько утешительных слов. Однако длинные телефонные гудки не прекращались, и в конце концов Даша перестала набирать один и тот же номер снова и снова.

Успев за последние недели привыкнуть к постоянной занятости своего парня, в глубине души она и не рассчитывала на иной результат. С началом стажировки в прокуратуре, куда его ожидаемо отправил набираться опыта отец, Слава уже не успевал, как раньше, подвозить Дашу домой и зачастую далеко не сразу отвечал на звонки.

Обижаться на то, что его жизнь куда разнообразнее ее собственной, Даша не могла, хотя все чаще чувствовала себя немного... обделенной. Может быть, даже... брошенной. Она очень старалась гнать подобные мысли прочь, но иногда все же задумывалась над тем, что все ее дни и ночи теперь крутятся вокруг учебы и дела отца.

Невольное и яркое осознание, что ей некуда и не к кому пойти со своими тревогами, кроме Славы, оказалось для нее неприятным и чуточку пугающим открытием. С легким недоумением Даша оглядывалась назад, в прошлые годы учебы в школе, и не понимала, когда потеряла связь со школьными подругами.

Дружили ли они на самом деле, задавалась она мысленно вопросом, если, не по своему желанию привязанная к родительскому дому, она едва ли находила время на встречи с ними вне класса. Пока ее одноклассницы устраивали совместные ночевки и по несколько раз в неделю ходили друг к другу в гости, Даша могла гулять исключительно в выходные дни или каникулы. И, разумеется, крайне недолго. Иные формы подросткового досуга — вроде совместных ночевок или поездок на природу, — ее родителями категорически не одобрялись и считались почти что неприличными.

Так и получилось, что выскочив поздним вечером из дома в никуда после ссоры с матерью, Даша не представляла, к кому пойти за помощью. Судорожно перебирая в голове варианты, она с нарастающей ясностью понимала, что у нее нет никого, кроме Славы.

Вряд ли мать действительно имела в виду то, что говорила, едва ли она по-настоящему верила, что в ответ Даша хлопнет дверью и уйдет, отказавшись покорно склонить голову, прежде чем закрыться в собственной комнате с учебником в руках. Даша, однако, попросту не могла заставить себя остаться.

Ей было физически неприятно находиться рядом с матерью после случившегося разговора. Воспоминания о только что прозвучавших упреках и нравоучениях вперемешку с плохо завуалированными оскорблениями вызывали у нее чувство тошноты.

Перед ее глазами до сих пор стояли фотографии Анастасии Муратовой, а в голове все еще эхом звучал грубый, полный самоуверенности голос отца, и Даша чувствовала себя так, словно угодила в эпицентр смерча, выбраться из которого было нельзя. Несогласие, гнев и обида переполняли ее изнутри, и желание быть услышанной впервые оказалось сильнее привычки не создавать лишние проблемы в отношениях с родителями.

Утопая в раздумья, Даша упорно брела вперед, не отдавая себе отчет в выбранном направлении и не чувствуя, как холодный и влажный ветер постепенно крадет у ее тела последние запасы тепла. Она больше не набирала Славин номер, но продолжала с опустошающей тревожностью ждать обратного звонка.

Не покажись перед ней Артем Муратов собственной персоной, Даша наверняка бы еще долго стояла в полузнакомом ей дворе и заторможенно смотрела вперед пустым взглядом. Ни жестокий весенний холод, ни начавшийся вдруг дождь не заставили бы ее заявиться к этому мужчине — парню ли? — в столь позднее время, да еще и с просьбой о помощи.