— Не знаю. — Даша смущенно пожала плечами. — Задумалась. 

— Ясно. — Легко прикрыв за собой дверь комнаты, Слава в несколько широких шагов пересек большую часть комнаты и остановился рядом с телевизором. 

— Ты уже постелил? 

— Ага. — Он задумчиво повертел в руке подхваченный только что с тумбы пульт и обернулся к Даше: — Может, фильм еще посмотрим? 

Она послала ему виноватый взгляд. 

— Прости, я очень хочу спать. 

— Ну ладно. — В разочарованном тоне его голоса ей будто послышались скрытые злость и недовольство, однако прежде чем Даша успела дать адекватную оценку собственным смутным ощущениям, Слава быстро сократил дистанцию между ними, чтобы обнять ее и поцеловать: — Сладких снов. 

— И тебе, — пожелала она и мягко улыбнулась, прежде чем с сожалением разомкнуть объятия.

Сонливость и правда окутывала ее тяжелым одеялом, отчего хотелось скорее лечь в кровать, однако спустя полчаса Даша была вынуждена признать, что ее организм отказывается погружаться в дрему. В очередной раз раздраженно крутанувшись с одного бока на другой, она наконец пошарила рукой под подушкой и вытащила телефон. 

Очень скоро она отчаянно пожалела о своем решении заглянуть в соцсети, когда случайно наткнулась на новый пост с информацией об аресте своего отца. Ни предложенные автором текста сведения, ни его личные домыслы не стали для нее неожиданным или по-настоящему неприятным сюрпризом, в то время как комментарии... 

Люди в комментариях удивительно мало внимания уделяли осуждению ее отца, вдруг обратив все свое возмущение на его жену и дочь. Даша оказалась совершенно не готова к массовому и открытому потоку ненависти в свою сторону. К тому, что посторонние люди считали виноватыми не только ее отца, но и всех членов ее семьи.  

Она не была готова найти под очередным постом об отце больше десятка комментариев с одинаковыми агрессивными пожеланиями дочери Шутина — люди, не знавшие ее лично, не знавшие ее отношения к ситуации, желали ей пройти ровно через те же страдания, что шесть лет назад испытала Анастасия Муратова. 

Прижав ладонь ко рту, Даша давилась рвущимися изнутри всхлипами и слезами, пока поверхностный, тяжелый сон не забрал ее к себе на несколько предрассветных часов. 

Следующим вечером Даша сразу из института поехала домой. Сегодняшний учебный день был полностью лекционным, и ей повезло попасть в аудиторию даже без тетрадей и медицинского халата, не привлекая лишнего внимания преподавателей. Однако для завтрашних занятий требовались подготовленные домашние задания, учебники и надлежащий внешний вид. 

Выбора, возвращаться домой или нет, уже не стояло. Дашу немного трясло — от усталости и страха, — и полученные в деканате новости тоже не прибавляли ей уверенности перед наверняка ожидавшей ее дома ссорой с матерью. Впрочем, еще месяц или полтора она наверняка сумеет не сообщать о решении института отказать ей в переводе на бюджетное обучение в следующем году. 

В глубине души Даша надеялась, что в суете и переживаниях о судьбе отца ее мать вообще не вспомнит об их январском разговоре насчет ее возможного перехода на бесплатную учебу. Даже тогда шансы были невелики, теперь же, когда все вокруг знали о том, чья она дочь, рассчитывать на уступки со стороны университета казалось глупым: сегодняшние слова декана послужили этому ясным свидетельством.

«Вы же понимаете, Дарья, — произнес он почти сочувственно, — что теперь мы не можем отдать вам единственное освободившееся бюджетное место? Мне жаль, но мы просто не можем провоцировать скандал, тем более когда у нас есть более нуждающиеся в поддержке студенты...» 

Входную дверь она открывала настолько медленно, насколько позволяли законы физики, до последней секунды оттягивая встречу с матерью. Как выяснилось уже спустя пару мгновений, зря: едва переступив порог, Даша наткнулась на злой, нервно-едкий взгляд. Мать ждала ее прямо в прихожей. 

— Явилась, — выплюнула та недовольно. — Ну, и где ты шлялась всю ночь и еще целый день? 

— Я была в институте, — ответила Даша спокойно и принялась разуваться. 

— В институте, как же!.. Зачем врешь? 

— Я не вру, — возразила она, изо всех сил стараясь игнорировать нарастающий внутри порыв сказать что-нибудь резкое. В последнее время психика матери и без того производила впечатление нестабильной, и провоцировать ее Даша не хотела. — Я была на занятиях, можешь позвонить в деканат и спросить. 

— Где ночью была? — Голос матери стал еще злее и требовательнее. — И хватит глаза отводить, когда со мной разговариваешь! 

Даша непроизвольно сжалась: подобным образом с ней разговаривали очень давно, в средней школе, не позднее. 

— Я просто разуваюсь, — попыталась она оправдаться и быстро выпрямилась, не глядя сбрасывая с ног ботинки. — И я переночевала у Лили Дементьевой. — Ложь в ее исполнении, признаться, звучала не слишком убедительно. — Мы учимся вместе. 

— У Лили, значит. — Мать осмотрела ее с ног до головы. — С каких пор ты шляешься по чужим домам? Мы с отцом вроде ясно тебе сказали, что нечего у других околачиваться, когда свой дом есть. Ты зачем меня перед людьми позоришь? Мало нам того, что уже есть? 

— Мам, ну какой «позоришь»? Я просто осталась у Лили с ночевкой, ее родители не против. Все девчонки так делают. 

— Да мне какая разница, что делают все? Они и в подоле приносят в пятнадцать! Еще не хватало, чтобы и ты такая же была. 

— Мне почти девятнадцать, — не выдержав, Даша повысила голос. — И я ничего плохого не делаю. И могу принимать решения сама!

— Да что ты! — в ответ мать фыркнула, совершенно изменившись в лице. — Отец тебе институт оплачивает, а ты совершеннолетием козыряешь? Молоко на губах не обсохло решения принимать!

— Мне не нужны его деньги, если он их зарабатывал так, как зарабатывал! 

— Да как ты смеешь? — Та почти захлебнулась вдохом. — Вот же вырастили иждивенку на свою голову! Где твоя благодарность? Кто тебя кормит и учит, а? Отцу адвокат нужен, а ты хоть пальцем ударила? Да хоть бы копейку сама заработала, чтобы отцу помочь!

— Я иждивенка? — уточнила Даша со злой насмешливостью. Никогда еще она не позволяла себе в таком тоне разговаривать с собственной матерью, но слова срывались с губ раньше, чем она успевала себя остановить. — А ты? Или тебе все равно, виноват он или не виноват, главное — чтобы деньги домой приносил? 

— Кто бы нам сказал, кого мы вырастим... Наплевала на отца, как только он деньги перестал давать — такая у тебя благодарность за все? От отца отвернуться? 

— Я ни от кого не отворачиваюсь! — прокричала Даша. — Но и помогать преступнику я не собираюсь. Ты отказываешься видеть факты. Ты! А не я.

— Он мой муж. Хорошая жена за своим мужем всегда идет. И не слушает чужое вранье. 

— Вот и зарабатывай ему на адвоката тогда! Почему это должна делать я? — Даша снова кричала. — Где я найду работу, с которой смогу заработать и на свою учебу, и на адвоката? Ты издеваешься? 

— Неблагодарная соплячка! Если не хочешь помогать отцу, то дальше жить за его счет ты не будешь, поняла? Вырастили дармоедку на свою голову. — Даша с ужасом смотрела на искаженное, обозлившееся материнское лицо, на ее трясущуюся от ярости фигуру, и невольно чуть отступила назад. — Поживешь без родительской поддержки — быстро поумнеешь!

— Мама... — выдохнула она шокировано. — Ты серьезно?! Куда я пойду? 

— Я все сказала! — Та как будто и не слышала, что Даша только что произнесла. — Или ищешь работу и помогаешь отцу, или не живешь здесь, поняла? 

Даша не могла поверить в то, что происходит прямо сейчас. Не могла осознать, что это ее мать превратилась в совершенную истеричку, способную на самом деле выгнать собственную дочь на улицу. Не зная, что еще можно сказать, и чувствуя, как к горлу подступают не поддающиеся контролю рыдания, она бегом бросилась в свою комнату. 

Какие вещи падали в небольшую спортивную сумку, пока она сквозь пелену слез и белый шум в голове пыталась понять, что ей делать дальше, Даша не смогла бы сказать даже в тот миг, когда та или иная вещь еще лежала в ее руках.