Стыд и страх были главными ее эмоциями по отношению к Артему Муратову, и, попав к нему домой вновь спустя меньше чем сутки после прошлого визита, Даша не знала, куда себя деть. В тесной кухне — значительно меньшей по размеру, чем кухня ее родителей, — им двоим словно не хватало места. По крайней мере так ей казалось, когда Артем сел напротив нее за стол.

Его крупная и подтянутая, явно сформированная тренировками в спортзале фигура производила на Дашу, в ее нынешнем потерянном и разбитом состоянии, давящее впечатление. Внимательный взгляд серо-голубых глаз заставлял ее хаотично смотреть по сторонам или по-глупому пялиться вниз, только бы избежать неловкого зрительного контакта.

Она чувствовала себя лишней. Незваной гостьей, нарушившей все: физические и умозрительные, — границы, нагло вторгшейся в квартиру семьи, перед которой ее, Даши, семье никогда не оправдаться.

Если бы не звонок Славы, разрушивший тяжелую, пронзительно-болезненную тишину, установившуюся между Дашей и Муратовым, она, наверное, разрыдалась бы от изнуряющего чувства вины. В этой квартире, где когда-то жила жертва преступлений ее отца, она не могла думать ни о чем другом, кроме трагедии шестилетней давности, не могла не представлять, какой была повседневность жившей здесь семьи, не вспоминать увиденные вчерашним вечером в соседней комнате свидетельства случившегося кошмара.

Спустя сорок минут после спасительного звонка Даша и Слава сидели внутри салона его нового автомобиля (первые полгода после восемнадцатилетия Слава выполнял поставленное отцом условие и катался на машине классом попроще, дабы набраться водительского опыта), и молчание между ними, по ее ощущениям, становилось гнетущим. Ей казалось очевидным, что говорить сейчас должен Слава: она уже поведала ему и содержание ее ссоры с матерью, и суть сложившихся после обстоятельств. Однако дальше нескольких дежурно-утешительных фраз и ее столь же дежурных благодарностей за поддержку их разговор не зашел. До полуночи оставалось не больше пятнадцати минут, но Даша все еще не представляла, где будет спать: Слава не предложил ей отправиться к нему домой.

Не выдержав, она первой нарушила их затянувшееся безмолвие:

— Слав, что-то случилось?

Он медленно, будто нехотя кивнул. Тонкие губы поджались, искажаясь недовольной линией.

— Малыш, у меня будет к тебе просьба.

— Да? — нахмурилась она.

— В общем... — Слава вздохнул. — Так как я сейчас стажируюсь в прокураторе, мне важно иметь там идеальную репутацию. Чтоб меня взяли на постоянку. — Даша кивнула, не совсем понимая, к чему он ведет.  — Так вот... Нам стоит временно не светиться вместе.

— Что?.. — пролепетала она. — Ты предлагаешь расстаться?

Слава нервно рассмеялся.

— Нет конечно! — Он быстро взял ее за руку. — Ты что? Будем реже видеться — и все, понимаешь? Пока идет дело твоего отца. Это и ему на пользу пойдет, кстати. Мало ли, что там судье в голову взбредет, если скажут, что дочь обвиняемого мутит с сыном главного прокурора.

Даша расслабилась. Несмотря на едкий осадок, который речь Славы оставила в ее душе, его предложение имело рациональный смысл.

— Да, — признала она, старательно придавая своему голосу самый спокойный тон, — ты прав. И правда хорошая идея.

— Малыш, — выдохнул Слава облегченно и, резко наклонившись, поцеловал ее в губы. — Ты лучшая!

В ответ Даша постаралась искренне улыбнуться.

— Мне бы только понять, где переночевать сегодня, — пробормотала она, уже не скрывая намека. — Не хочу встречаться с мамой после...

— Останешься у меня, — бросил Слава уверенно. — Отец ночью в командировку уедет в область до послезавтра, а маман против не будет. Ну а потом уже разберемся.

— Спасибо. — Даша просияла.

— Так, Слава, иди скорее, постели Даше в своей комнате. Поздно уже. — Ирина Геннадьевна, встретившая их на пороге полчаса назад, теперь раздавала указания, стоя в центре гостиной. — Сам сегодня здесь переночуешь, понял? 

Замершая в дверном проеме Даша старалась не привлекать к себе внимания и искренне надеялась, что мать Славы не слишком недовольна ее внезапным появлением в их квартире посреди ночи. Раньше ей не доводилось бывать в гостях у своего парня в присутствии его родителей, и с непривычки она терялась и не понимала, как лучше себя вести. 

Конечно, Ирина Геннадьевна и Виктор Петрович были с ней знакомы: сначала как с одноклассницей сына, затем — как с его девушкой. Тем не менее они никогда не общались с Дашей больше десятка минут за раз. До сегодняшней ночи ей и в голову не пришло бы остаться у Славы с ночевкой в присутствии его матери, не то что отца. 

Пусть Ирина Геннадьевна не сказала ей ни одного грубого слова, Даша как будто чувствовала, что ее присутствие не к месту. 

— Мам. — Недовольный голос Славы выдернул ее из раздумий. — Ну не усложняй ты. Мы взрослые, можем и вдвоем поспать. 

— Вот будешь жить отдельно – спи как хочешь, — осадила его Ирина Геннадьевна. — А пока ты в моем доме, соблюдай, пожалуйста, его порядки, ясно? И не тяни время: утром всем рано вставать. 

— Ладно-ладно. 

— Смотри мне, — предупреждающим тоном сказала Ирина Геннадьевна, — я еще проверю, где ты спать будешь. 

Раздраженно дернув плечом, Слава молча послал Даше говорящий взгляд, прежде чем скрыться за дверью своей комнаты. 

Ирина Геннадьевна, осмотревшись по сторонам, словно хотела напоследок удостовериться в том, что все лежит и стоит на своих местах, кивнула Даше и ушла в собственную спальню. 

Оставшись в одиночестве, Даша выдохнула, аккуратно и бесшумно. Присутствие Ирины Геннадьевны определенно было давящим и сковывающим, однако вместе с тем несло свои плюсы: ночевать со Славой  в одной комнате Даша была не готова. 

Его желания наверняка были ровно обратными. Наверняка он надеялся получить выраженную в поцелуях и, может быть, в чем-то большем благодарность за помощь, но Даша прекрасно понимала, что ни за что не сумеет расслабиться, когда за одной тонкой стеной спит его мать. 

До ареста ее отца они довольно часто обсуждали необходимость следующего шага в их отношениях, пытались спланировать длительное свидание, что было далеко непросто с ее графиком учебы и постоянным контролем со стороны родителей за ее местоположением. Пару раз она и Слава заходили дальше поцелуев, но...

Дашу нервировала угадывающаяся в его прикосновениях спешка. Пусть и обоснованная, он сбивала настрой, мешала ей полностью расслабиться и прислушаться к собственным ощущениям и желаниям. 

Забывая о приятных аспектах близости, Даша начинала тревожиться, судорожно раздумывая,  хватит ли им отведенного времени. В любой миг ей могли позвонить родители, и проигнорировать этот звонок было нельзя. 

В  конце концов в своих переживаниях она едва ли не дошла до самого настоящего страха, вынуждающего ее избегать любых намеков Славы на секс. Не признаваясь ему, она, однако, искренне опасалась, что ее родителям каким-то образом мгновенно станет ясно, что она начала половую жизнь. Одна мысль о реакции матери и тем более отца пробуждала в Даше непреодолимой силы ужас. 

Сколь бы нормальным для нее как для будущего медика и современного человека не казалась потребность в физической близости, ее родители совершенно точно придерживались других взглядов, потому даже о существовании Славы в ее жизни Даша предпочитала умалчивать, не желая рисковать немногими еще присутствующими в ее жизни моментами свободы. 

В последнее время былые проблемы, в том числе в поле романтических отношений, незаметно отошли на второй план, и теперь, когда они едва напомнили о себе, Даша была не прочь забыть о них снова. В ее резко перевернувшейся с ног на голову жизни и без того хватало трудностей и неразрешимых ситуаций, требовавших от нее больше, чем она была способна отдать. 

— Малыш? — Она вздрогнула от неожиданности и, подняв голову, наткнулась на Славин вопросительный взгляд. — Чего ты здесь стоишь одна? Зашла бы ко мне.