Давно привыкший к «эскорту», я не обращал внимания на «дублерку». Врать не буду, порой «сопровождение» злило меня, но чаще все же успокаивало — мало ли что случится, а «мои» точно помогут.

Я глянул в боковое зеркальце именно в тот момент, когда с незаметной лесной грунтовки вывернул самосвал — оранжевый «КамАЗ», заляпанный грязью.

Тяжелогруженые или с прицепом, на перевалах «КамАЗы» не тянули — маломощные движки надрывно выли, одолевая подъем. А вот на шоссе «набережночелнинцы» гоняли весьма шустро.

По всему видать, камазист, маячивший в отражении, тоже любил быструю езду — грузовик, ревя мотором и погромыхивая пустым кузовом, догонял «Жигули».

— Мишка всегда тормозит и к обочине прижимается, — улыбчиво молвила Лена. — Пропускает! Не любит, когда сзади «караван»…

Лично я пропускать не любил, но кивнул, и сдал вправо, слегка сбрасывая скорость.

«КамАЗ», однако, и не думал обгонять! Вильнув по следам «Жигулей», самосвал наддал — и резко боднул легковушку, корежа багажник. Толчок был такой силы, что нас с Леной бросило на спинки сидений.

— Держись! — вытолкнул я, выжимая педаль газа.

Гадать, что происходит, не было времени. Тем более что «КамАЗ» не унимался — словно обезумевший носорог, ударил с разгона, сминая задок. «Пятерка» завизжала, будто от боли, ее повело, но я удержал машину — стань она боком, и самосвал живо покончит с «Жигулями».

Развалит, искорежит, сплющит… А внутри — мы, условно живые…

«Вазовский» мотор взвыл на высоких оборотах, и на третий раз малолитражка ушла от тарана.

— Он что, совсем с ума сошел? — закричала Браилова, оглядываясь.

— Держись, Ленка… — выцедил я.

Автобус, неторопливо колесивший впереди, приближался, и я решился на рискованный трюк. Дорога мне помнилась не отчетливо. Вроде как, слева откроется поляна, а потом, метров через сто, поворот вправо… Поляна!

«Ага! Прикрепленные!»

Бежевая «Волга», пыля и шурша гравием, пронеслась по обочине, но водитель «КамАЗа» был против. Самосвал повело влево, и «дублерка», спасаясь от бешено вертящихся колес, «козликом» запрыгала по вовремя подвернувшейся лужайке.

— Да что же это такое! — запричитала девушка.

Облизав губы и добавив газку, я пошел на обгон — за окнами «ЛиАЗа» мелькнули загорелые лица недавних отдыхающих… недовольная ряшка водителя…

Представляю его шок, когда рядом с ним, впритирку загрохочет самосвал!

Я рассчитал верно. Визжа и дрифтуя, «Жигули» вписались в поворот. А вот «КамАЗу» не повезло — тяжелая машина перелетела мелкий кювет, и врезалась в кедр, подрубая дерево. Оно еще падало, когда я затормозил, съезжая на обочину. «Жигуль» развернуло на щебенке, и мне пришлось выскакивать прямо в заросшую травой канаву.

— Ленка, сиди пока! — крикнул я на бегу.

Завернув, остановился автобус. «Волге», по всему видать, стало нехорошо — прикрепленные бежали своим ходом, отмахивая табельным оружием. Только я оказался ближе к месту ДТП.

Двигатель «КамАЗа» заглох, кабина всмятку… Похоже, водила в последний момент решил выпрыгнуть — дверца нараспашку, да только не успел. Здоровенный сук будто рогом прободал и ветровое стекло, и грудь «камазиста», насаживая того, как жука на булавку.

Морщась на алую жижу, красившую ошкуренную древесину, я глянул на худое, небритое лицо, искаженное болью — и злобой. Полапав по карманам спецовки, вытащил новенький пропуск.

Автобаза такая-то… Регистрационный номер такой-то… водитель 2-го класса…

«Сергей Николаевич Дыскин».

— Приятно было познакомиться! — глумливо усмехнулся я, спрыгивая с подножки.

Тут набежали прикрепленные, жадно хапая ртами целебный воздух, напоенный запахом разогретой смолы, и я молча передал документ.

Сыграли в догонялки… Один — ноль в мою пользу.

Воскресенье, 15 июня. Позднее утро

Новосибирск, проспект Науки

— Ипполит Григорьевич, контрольная проверка!

— Всё работает штатно! — браво отрапортовал старпер.

— Эмиссия!

— Запущена.

— Энергия!

— Есть выход на полную энергию! Есть включение баланса энергии!

— Стабилизация канала!

— Канал стабильный. Тахионный пучок локализован. Конфигурация поля близка к расчетной. Мелкие флуктуации в пределах нормы.

Гул ускорителя опустился до низких частот, уходя в зловещий хтонический зык.

— Лизочка… врубай!

Пухова моментально откинула прозрачную крышечку, и вдавила клавишу — с цокольного этажа, навстречу вееру сверхсветовых частиц, устремились протоны. Толком не набрав энергии, ионы водорода колотились о тахионы, но те даже и не думали тормозить, а еще пуще разгонялись, ломясь сквозь протонный пучок.

— Бублик, регистрограмма где?

— Ща! — обронил Витёк в манере Эллочки-людоедки. — На!

Я раскатал плотную бумажную ленту, исчерченную зигзагами пульсаций.

«Yes!»

На душе резко потеплело, будто стопочка хорошего коньяка растеклась по жилам. Довольно улыбаясь, я скрутил регистрограмму, и хлопнул в ладоши:

— Всё, юноши и девушки! Продолжим наши игры завтра, а сегодня у нас выходной. Лизочка, гаси!

Лизочка шлепнула ладошкой по красному «грибку», и раскатистая нижина гула пошла на повышение, трубно взвиваясь и тая.

Тот же день, позже

Новосибирск, улица Терешковой

Настроение мое не то, что поднялось — подскочило. Я решил сложнейшую задачу, провел, можно сказать, расследование, и нашел, что искал. В такие моменты, долгие минуты духовного наслаждения, меня ничуть не удивлял Архимед, бегавший по Сиракузам нагишом и вопивший: «Эврика!» Сам бы носился по Академгородку…

Услыхав за дверью квартиры Браиловых громкий смех и говор, я переступил порог.

— Картина «Не ждали»?

Мой громкий голос никого не спугнул и не помешал вероятному интиму. В прихожку выглянула радостная Лена.

— Да вот! — воскликнула она, сияя. — Забрался в дом какой-то молодчик, и пристает к честной женщине!

Посмеиваясь, в арке зала нарисовался Мишка. Узнал я его потому лишь, что готов был к переменам во внешности.

Лицо у Браилова округлилось и резче выступили скулы. Изначальная пухлость губ никуда не делась, но сам рот стал как будто шире, а улыбка наполнилась нездешним обаянием. Нос у Браилова стал прямым и даже изящным, а тонкая полоска усов добавляла к броскому образу впечатление некоей гламурной порочности.

Кого-то мой экс-двойник напоминал, кого-то из киношных плейбоев… Марчелло Мастрояни? Нет-нет… Скорее, Кларка Гейбла, снявшегося в «Унесенных ветром».

— Красавчик! — ухмыльнулся я. — Архетип прелюбодея. Так что, Лен, покупай скалку потяжелее, и бди!

— Да ну тебя! — отмахнулся Мишка, рдея румянцем. — Говоришь, что попало… Ты мне лучше скажи, что там с этими… агентами империализма?

— Один самоистребился… — мои губы перетянуло усмешкой.

— Да просто ужас какой-то! — Лена зябко повела плечами

—…Другой строчит под диктовку «дезу», радуя вероятного противника. Так что… «В Багдаде все спокойно». А в Москве как?

— Хех! — мотнул головой Браилов, оскалясь, словно кинозвезда с афиши. — Тебе от хирургов тоже не отвертеться! Иванов меня влёт опознал. «А где, говорит, товарищ Гарин? Чтоб тут был!» О, кстати! — оживился он. — А городишко-то наш, закрытый который, растет! Уже целую улицу отстроили — лаборатории, коттеджи… Да-а! Приказано переезжать! Месяц сроку дали.

— А назвали-то хоть как? — подала голос Лена, изнывая от наплыва чувств.

— А по обычаю! — расплылся Мишка. — Щелково-40!

— О, кстати! — спародировав бывшего «брата-близнеца», я достал из кармана валик регистрограммы, и протянул Браилову. — На, глянь.

Мишкино фактурное лицо дрогнуло.

— Нашел? — вытолкнул он.